Личная страница Власенко Дмитрия

ВОЗВРАЩЕНИЕ

По окончании Петербургского госуниверситета Геннадий Орлов, военный психолог, направлен был в Казанский 148-й мотострелковый полк, стоявший в окрестностях города Кемерово. Иногда Орлов вспоминал Питер, хотел вернуться, но покинуть полк не было возможности. В Питер он приехал только через год.

Московский вокзал не изменился, все было по-прежнему шумно и гадко. Стояла на дворе осень, слякоть, под ногами чмокало, верещало надрывно и мерзко.

 — А у нас в полку все так тихо, — тоскливо подумал Орлов, глядя на пробегающих мимо пассажиров, — спокойно.

Он остановился у вокзального буфета, поставил чемодан у ног и достал сигареты из кармана. Мысли и движения у него были медленные, плавные, и все, что ему хотелось сейчас — это сесть на чемодан и поспать часа три.

 — Пива господин офицер не желает? — спросила его буфетчица, толстая бледная баба лет тридцати пяти.

 — Наверное, я бы лучше выпил водки, — вздохнул Орлов.

 — Отчего нет? Двадцать рублей за сто грамм. — Для дорогого гостя не жалко, — буфетчица облизала быстро губы и улыбнулась. Она любила заигрывать с посетителями.

 — Действительно так? — Орлов посмотрел на нее.

«Все здесь неправильно», — подумал он. — «Даже у буфетчицы зубы фарфоровые. А у наших — золотые. Странно».

 — Все так, господин офицер, — ответила буфетчица.

 — Я вас понял, — сказал Орлов грустно. — Только скажите, какая водка лучше? У вас их так много.

 — Без разницы, — улыбнулась буфетчица.

 — Почему?

 — Так они все из одной бочки.

 — М-да, — сказал медленно Орлов. — Тогда, пожалуй, не надо.

 — Хм, а еще — офицер, — сказала буфетчица насмешливо.

Орлов поднял чемодан, выпрямился, застегнул шинель и улыбнулся. Мысли наконец побежали быстро и скоро.

 — Тебя, — спросил Орлов, брезгливо морщась, — как зовут?

 — Вероника Владимировна.

 — Вероника, ты вот чего... Хоть имя у тебя... плохое, дам тебе совет, как военный психолог: на работе не снимай обручальное кольцо н с посетителями не заигрывай, выручка падает от этого.

Орлов повернулся и, не слушая возмущенного крика буфетчицы, пошел к выходу. На улице он подошел к ларьку, купил «Московский комсомолец», посоветовал продавцу сбрить усы, прошел по Невскому до входа на станцию «Маяковская» (людей было много), выкурил на ходу сигарету, бросил ее в урну и вошел в метро.

До «Василеостровской» он доехал быстро, без приключений, в пути читал газету, на выходе из метро он ее выбросил. За полчаса он дошел до общаг, зашел в третью по счету, поздоровался с вахтершей, поднялся на четвертый этаж, позвонил, дверь открыл его бывший однокурсник Стас. Когда-то они были дружны, жили в одной комнате, ели из одной сковородки. Но потом Стас остался в аспирантуре, а Орлов уехал служить.

Одет был Стас по-домашнему: в спортивные штаны и свитер. К приезду приятеля он не готовился.

 — Привет, — сказал Орлов.

 — Здорово, — Стас растерялся. — А я тебя и не ждал, думал, ты завтра приедешь.

 — Да нет, сегодня. Пройти можно?

 — Конечно, проходи.

 — Спасибо. — Орлов прошел в комнату, поставил чемодан в углу, скинул шинель на стул и сел на диван. Пружины в нем заскрипели, но выдержали. Стас сел на кровать напротив.

 — Давно прибыл? — спросил он.

 — Полчаса назад. С вокзала — сразу к тебе.

 — Из Кемерово, да?

 — Из Москвы.

Стас не слушал, смотрел в окно.

 — Погода-то сегодня какая плохая, — встревожено сказал он, глядя в окно. Стас повернулся к Орлову. — Ну и как там Кемерово? — Стас снова посмотрел в окно.

 — Ничего. Нормально. Я вот жениться собираюсь. На кладовщице.

 — То ли не идти никуда... — Стас взглянул на Орлова. — Извини, что ты сказал?

 — Жениться, говорю, собираюсь.

 — Она красивая?

 — Она? — Орлов подумал. — Не знаю.

 — Все равно, — сказал Стас, — поздравляю и желаю счастья.

 — Спасибо, — Орлов ухмыльнулся. «Какой же он все-таки мудак», — подумал он. — А ты что, так здесь и живешь?

 — А что тебе не нравится? Здесь неплохо.

Орлова взглянул на покосившийся шкаф, немытое окно, дыру в обоях в углу, люстру без плафонов.

 — Что мне нравится? — спросил он. — Да не знаю, — Орлов зевнул. — Наверное, все нравится.

 — Ну слава тебе, господи, я очень рад, что тебе нравится. Будет ли господин военный психолог чай?

 — Чай?

 — Генк, у тебя что, эхолалия?

 — Нет. Эхолалии у меня нет. А чай я не хочу. Я хочу кофе. Если у тебя нет, я могу дать свой.

 — Ну давай.

Орлов открыл чемодан, достал из-под грязного белья банку с кофе и передал Стасу.

 — Вот и лапонька, — сказал Стас, принимая банку, — я очень польщен.

Орлов закрыл чемодан и сел снова на диван. Пружины опять мерзко заскрипели. Стас ушел на кухню.

 — И сколько лет ты еще будешь здесь жить? — спросил Орлов.

Стас его не услышал.

 — Ты сколько жить здесь будешь? — крикнул Орлов.

 — Лет десять, наверное.

 — А потом?

 — А потом — посмотрим.

 — Даю бесплатный совет: уезжай-ка ты, брат, к родителям.

Стас вернулся в комнату. В руке у него была большая синяя тряпка для мытья посуды.

 — Это почему? — сказал он.

 — Так ученый ты все равно плохой. И денег тебе не светит, и жены нет. Что тебе здесь делать? — спросил Орлов спокойно.

 — А как же мои книги? — Стас смял тряпку в руке.

 — Стас, — поморщился Орлов, — какие книги? Ну кому ты здесь нужен? — Орлов улыбнулся мягко.

Стас молча развернулся и ушел на кухню. Орлов взял со стола «Законы самураев» и открыл ее на сороковой странице. Он прочитал абзац, захлопнул книгу и положил ее на место.

 — Гнусное место — общага, — сказал Орлов задумчиво. — Как я здесь жил? Не понимаю.

Стас вошел обратно в комнату.

 — Позволь мне все-таки остаться при своем мнении относительно моих книг, — сказал он.

 — Да мне вообще-то все равно, — заметил Орлов.

 — Я так и заметил, — Стас сел на кровать, взял «Законы самураев» и углубился в чтение.

 — Да я к чему все говорю, — вздохнул Орлов, — стареем, брат, — он улыбнулся, — стареем. Ты ведь не мальчик уже, пора заканчивать с энтузиазмом. Можешь брать пример с меня. Да ты сам это должен понимать. Ты ведь, наверное, на дискотеки не ходишь. Не ходишь?

 — Нет, — Стас не отрывал взгляда от книги.

 — Стас, ты жив?

 — Что? — Стас поглядел на Орлова. — А, да, жив, — он снова уткнулся в книгу.

 — И я тоже не хожу. Проблемы, проблемы, не говори, — Орлов вздохнул. — Я вот... водку начал пить, представляешь? Как-то раньше: пиво, пиво. А там, в Кемерово, пиво такое поганое... Приходится пить водку. Много водки, — Орлов снова вздохнул.

Стас бросил книгу на стол.

 — Хорош пример, — сказал он с упреком, — ты ведь уже старик! Скоро совсем копыта откинешь.

 — И рога — тоже, — согласился Орлов. — Кстати, как там чайник?

 — Не закипел еще.

 — Точно, — вспомнил Орлов, — у тебя же этот, со свистком. Цитата из лекции: «Товарищи бойцы, свистом вы себя выдаете и вас могут убить». И такая мудь — каждый день. Представь.

 — Согласен, проблемы.

 — Но я-то только говорю, а ты ведь еще и пишешь. Представь, помрешь ты тут с голоду, или от спермотоксикоза загнешься, и начнут бедные потомки разбирать твои запылившиеся рукописи. И года через четыре скажут: «А писатель он был... херовый».

 — Ну, это мы еще посмотрим, — Стас встал, взял «Законы самураев» и пошел на кухню.

Наконец-то вскипел чайник. Вся кухня заполнилась свистом и паром, впрочем, она была маленькая, не больше шкафа.

 — Иди кофе пить, — крикнул Стас.

Орлов, тяжело кряхтя, поднялся с кровати и пошел кофейничать.

 — Кстати, в общаге и пожары бывают часто, — сказал он. — Здесь же все горит! Стены-то фанерные: либо из березы, либо из сосны. Сгорит, и плюнуть не успеешь.

Стас молча пил кофе, уткнувшись взглядом в книжку. Ему было неинтересно.

 — Я вот сколько лет прожил в общежитии, — сказал Орлов, — одного не мог понять: кто же это все время мочится около мусоропровода? Мусоропровод же рядом, гадь — не хочу.

 — Может, это женщины? — предположил Стас, переворачивая страницу.

 — Да? — Орлов почесал в голове. — Какие все-таки в поезде наволочки грязные, вся голова чешется. А про мусоропровод — это интересная мысль. Женщина, да?

 — Не знаю, я просто предположил, — Стас закрыл книгу.

 — Понятно, — кивнул Орлов.

 — Когда ты собираешься уходить?

 — Да сейчас кофеек допью и потопаю. Не буду тебя больше отвлекать. Впрочем, кажется, мне уже пора.

Орлов быстро допил кофе, обулся, надел шинель, взял чемодан, попрощался и вышел в коридор.

 — Странно все-таки, — подумал он, — неужто и вправду женщина?

Орлов дошел до лестницы, задумчиво посмотрел на мусоропровод, вынул сигареты из кармана и закурил.

 — Вот они, плоды феминизма, — сказал Орлов. — Нет, если где и есть еще женщины в России, то только в поселеньях.

Он спустился по лестнице и вышел на площадку первого этажа. Вахтерша сидела на прежнем месте.

 — Снова здравствуйте, — сказал Орлов. — Нельзя ли от вас позвонить?

 — Три рубля.

 — Конечно. — Орлов протянул ей пятерку, от сдачи гордо отказался, взял аппарат и набрал заветные семь цифр. Звонил он своей бывшей подружке Оле. Орлов не боялся, что трубку снимет ее муж: тот уже привык к его звонкам. Но все равно Орлов был рад, что трубку сняла Ольга.

Он поздоровался, рассказал анекдот, предложил встретиться где-нибудь на Греческом проспекте. На том и сговорились.

Орлов повесил трубку, поблагодарил вахтершу и вышел вон. До Эрмитажа он доехал на такси. Дошел до лотка, купил бутылку водки и два бутерброда, прошел в сквер и сел на скамейке. Из чемодана он достал стакан, налил немного и выпил. Закусывать он не стал.

 — Зачем сижу, — подумал Орлов, — чего хочу? Не знаю. Плохой город.

Ольга подошла через пять минут. Плащ на ней был светло-серый, блестящий, и сапоги — в стиль: белые, высокие, с тупыми носками.

 — Ты замечательно сохранилась, — сказал Орлов. Со скамейки он не встал. — Все такая же длинная.

 — Так как бы немного времени и прошло, — усмехнулась Ольга.

 — Угу, всего-то год. Ты присаживайся, на скамейке еще место много.

 — Нет, Орлов, я с тобой сидеть рядом не буду, и даже целоваться. — Ольга достала из сумочки носовой платок, промокнула нос.

 — Да и постарел ты, — сказала она. — Лысеешь, я смотрю, да и потолстел к тому же.

 — Вашими молитвами, — ответил Орлов. — Не жалуюсь.

 — Да я уж про тебя и забыла, — засмеялась Ольга. — Вот солдаты о тебе, наверное, помнят и вовек не забудут. На кого же ты их, Генчик, оставил-то, а?

 — Ох, не говори, — сказал Орлов горестно. — Помрут они без меня. Ты по той же причине школу не оставляешь?

 — По какой причине?

 — Так ты уедешь — они плакать начнут. — Орлов улыбнулся. — Титьку просить. «Где тетя, куда уехала? Мы есть хотим!»

 — У меня-то хоть титьку, а у тебя, боюсь, солдаты просят что-то совсем другое, — носовой платок Ольга спрятала в карман.

 — А разве у тебя только титьку просят? Здоровые же такие бугаи.

 — Ну, некоторые мужики до старости щенки слепые.

 — Зато некоторые уже в молодости такие кобели! Ты, Оль, построже с ними.

 — Да, — согласилась Ольга, глядя внимательно на Орлова, — некоторые, действительно, кобели большие.

 — Вот я и говорю. Притиснут они тебя как-нибудь в уголку. Жалко будет. Кстати, где твой муж?

 — Муж в институте.

 — Все учится, бедный?

 — Генчик, у тебя что, склероз? — удивилась Ольга. — Он же преподает.

 — Тьфу, черт, забыл. Прости дурака. Стас говорил, он похудел у тебя.

 — Немного.

 — Хочешь водки? — спросил Орлов. — Здесь водка хорошая.

 — Да нет, — Ольга достала из кармана перчатки. — Я, пожалуй, пойду.

 — Ты зачем приходила? — спросил резко Орлов. Шея у него затекла: говорить с ней задрав голову было неудобно.

 — На тебя посмотреть, — сказала Ольга.

 — Понятно, — Орлов посмотрел на бутылку, лежавшую слева от него. — А я-то думал, ты меня любишь.

 — Зачем тебе? — Ольга погладила его по голове. — Милый, ты же жениться собрался, остынь.

 — Быстро же Стас настучал, однако, — удивился Орлов.

 — Не жалуюсь, — Ольга повернулась и ушла.

Орлов посмотрел на здания, стоявшие на том берегу Невы.

 — Эх, город, город, — подумал он. — Мерзкий, гнусный город. Кто же тебя выдумал, родимый? Вроде и немного времени прошло, а все уже здесь такое чужое, как будто сто лет назад был здесь.

 — Странно, в Кемерово казалось, что все идет правильно, а приехал сюда — и все так плохо: и там, и здесь. Кладовщицы, солдаты, полковники. Никуда не хочется: ни в Кемерово, ни к родителям.

Орлов выпил еще полстакана, закусил бутербродом. Встал, посмотрел вокруг.

 — Тяжко, — подумал он. — Но ведь орешник зеленеет, и будет у нас еще все хорошо. Вот сейчас медленно встанем и пойдем домой, к мамочке. Главное — медленно и плавно, плавно и медленно.