Личная страница Власенко Дмитрия

КАРТИНКА

Инженер Колодцев уже засыпал, когда вдруг перед ним появилась картинка: какая-то квартира, мебель, силуэт девушки, кажется, собака или кошка... Все было нечеткое, словно смазанное, но очень красивое. Колодцев открыл глаза: картинка исчезла.

— Стой, стой! — закричал Колодцев, — подожди! А ну-ка... — он вскочил с кровати и стал быстро одеваться.

— Ты чего? — спросила жена.

— Да так, погоди... Сейчас... Ручка есть у нас? И бумага, только чистую...

— Не знаю... — сказала жена. — А что случилось-то?

— Надо записать. Сейчас... Погоди. Потом. Спи пока.

Колодцев разыскал бумагу и сел за стол. Картинка снова возникла перед ним, он быстро начал писать. Жена удивленно посмотрела на Колодцева, повернулась к стене и заснула.

С тех пор жизнь пошла по-другому. Колодцев перестал работать: с утра он приходил на завод, пил чай, потом болтал с приятелями, читал, ходил на обед, снова читал и все ждал, когда же, наконец, закончится смена. После работы он бежал домой, быстро ел и садился за роман. Он писал, выбрасывал, перечеркивал, опять писал, опять выбрасывал, писал снова... Понемногу, постепенно картинка становилась все яснее.

Жена сначала была недовольна, пыталась привлечь к себе внимание, вытащить Колодцева куда-нибудь в гости, но потом смирилась.

Через полгода Колодцев закончил первую часть. Он довольно засмеялся, разогнулся и вдруг заплакал от радости.

— Сашенька, — закричал он. — Сашенька! Я закончил! Закончил!

— Да? — жена выглянула из кухни. — Что случилось?

— Я закончил. Иди ко мне, солнышко. — Колодцев смеялся и плакал. — Посиди со мной. Я закончил, закончил!

— Да? — жена села к нему на колени.

— Ага, — Колодцев обнял ее и поцеловал в лоб. — Я уже не верил, что закончу, я думал — все, уже не смогу. А она — вот. Готова.

— Как здорово! — жена поцеловала его в щеку. — Ты мой милый. А тебя так люблю, так люблю!

— Ты моя радость, — улыбнулся Колодцев. — Лапочка моя, — он вытер слезы и ласково посмотрел на жену.

— А теперь все пойдет как раньше, да? Мы завтра пойдем в кино, да?

— Нет, мне же еще надо вторую часть писать, — сказал Колодцев.

— Как?! — жена отстранилась. — Какую вторую часть?

— Солнышко, я только первую часть закончил. Надо еще вторую.

— Да?

— Ага, — кивнул Колодцев. — Я, наверное, три части сделаю. Первая — это самая тяжелая, там надо было вступление делать, знакомить с героями, фабулу заводить. Тяжело, в общем. А дальше, я думаю, легче пойдет, там уже и герои знакомые, и предыдущие события все известны... Так что, скорее всего, нормально все будет.

Жена молча встала и пошла на кухню.

— Эй, — Колодцев догнал ее и повернул к себе. — Ты чего?

— Я... Да, блин! Пусти! — жена расплакалась. — Я не вынесу, я не хочу так больше! Я не могу так больше!

— Что? Что такое?

— Я не могу, не могу! Ты приходишь, ешь и садишься писать. Мы не разговариваем, не ходим в гости, не устраиваем праздники — мы ничего не делаем вместе! Ты живешь так, словно меня здесь нет!

— Солнышко, но мне нужно писать, как ты не понимаешь?!

— Я все понимаю! Я все прекрасно понимаю: тебе надо писать. Но я не могу, не могу так больше!

— А что делать?

— Разводиться.

Развод прошел быстро, квартиру легко разменяли, Колодцеву досталась комната на окраине. Роман писался не легче, чем раньше. Постоянно шли не те слова, картинка появлялась теперь редко. Колодцев в основном просто сидел над бумагой и тупо смотрел перед собой:

— Она ему говорит: «Подавишься», — шептал он. — Подавится или нет? Да... Хотя, если давиться... Удавиться. Застрелиться. Стрелялся, значит, у нас некий помещик Кузякин. Господи, как все достало!

Картинка могла пропасть и на день, и на два, и на неделю. Наконец, она снова появлялась, Колодцев плакал от счастья и начинал быстро-быстро писать.

К концу второй части Колодцева выгнали с работы.

— Думаю, ты сам понимаешь, — сказал начальник, — мы тут не благотворительная организация.

— Но я же должен писать, — возразил Колодцев.

— А работать кто будет?

— Ну... — Колодцев задумался. — А может, я закончу роман и снова буду работать?

— Как закончишь — приходи, — кивнул начальник. — Может, возьмем тебя.

— А жить я на что буду?

— Не знаю.

— Но...

— Короче, мне некогда. Иди.

— Но...

— Иди!

Колодцев засел дома. Картинка уже не появлялась. Был подробный план последней части, были правила, как надо писать, а вот картинка куда-то пропала.

Каждое утро Колодцев вставал, завтракал и садился писать. В десять вечера ужинал, пересматривал написанное за день и выбрасывал большую часть. Потом он ложился спать. Колодцев старался экономить, но все равно скоро пришлось продавать вещи: телевизор, музыкальный центр, шкаф, диван, кресла. Иногда Колодцев подрабатывал грузчиком, раз или два в неделю. Обычно после работы писалось лучше.

Наконец, роман был закончен. Колодцев написал последую фразу, отложил ручку и с удивлением посмотрел на огромную стопку бумаги на столе. Картинка исчезла навсегда.

— Хм, странно... — подумал Колодцев. — Зачем я все это сделал-то? Чего я хотел?

Он пошел, лег на раскладушку, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок.

— Работы вроде нет, жены тоже нет, — подумал Колодцев. — Что вообще со мной было в последний год? Глупость какая-то.

Колодцев широко зевнул.

— Ладно, — решил он, — спать пора, утро вечера мудренее, — Колодцев повернулся на бок и закрыл глаза.

Он уже начал засыпать, когда вдруг перед ним возникла новая картинка. Она была еще совсем нечеткая, расплывчатая: несколько фигур в тумане, то ли утро, то ли вечер, поле...

— Стой... — задохнулся Колодцев. — Погоди... Я сейчас... Сейчас... Погоди!

Колодцев вскочил с раскладушки и бросился к столу.