Личная страница Власенко Дмитрия

ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Рано утром гимназист Ванечка испуганно выглянул из подъезда. Во дворе было пусто и тихо: молодежь уже вернулась с ночной дискотеки, а старики только начинали завтракать. До инаугурации оставалось еще четыре часа.

Ванечка быстро шмыгнул из подъезда. Вдруг громко хлопнула дверь, Ванечка уронил портфель и закрыл голову руками.

— Господи, помоги, — прошептал он.

Прошло полминуты, все было тихо. Ванечка вздохнул, подобрал тяжелый портфель и тихо, как мышка, побежал на почту. Пешеходы еще спали, машин тоже было мало: проехал черный грузовик, пробежал желтый автобус, мелькнуло серое такси, пролетел с запада на юг похожий на жука вертолет.

— Министр полетел, — Ванечка проводил вертолет взглядом и потянул на себя дверь почты.

В отделе телеграмм было пусто. Ванечка положил портфель на облезлый стол и подошел к окошку. За стойкой сидела огромная тетка в красной прозрачной блузке поверх коричневого бюстгальтера. В ушах у нее висели резиновые кольца толщиной с палец, а на груди лежали большие янтарные бусы. Лицо тетки было густо измазано бело-розовым, но из-под пудры и краски проступали черные родинки и темные корни волос, словно на старом заборе проступала гнилая доска.

— Дайте мне, пожалуйста, бланк, — испуганно сказал Ванечка.

Тетка отвернулась. Ванечка сердито уставился в ее затылок.

— А ну, повернитесь, — сказал он тихо и злобно. — Повернитесь и дайте бланк.

— Подожди, мальчик, — ответила тетка, не оборачиваясь.

— Дайте бланк, — приказал Ванечка. — Я — президент России.

— Чего? — тетка повернулась. — Господи, какой ты лопоухий-то, а!

— Ну, смотрите!!! — Ванечка расстегнул среднюю пуговицу на курточке и достал из внутреннего кармана удостоверение.

— Ой!!! — тетка опала от испуга, как пена на молоке. — Да как же!.. Как?!..

Ванечка довольно засмеялся.

— Вот так, — сказал он с усмешкой. — Давайте бланки!

— Да, да, вот, — тетка подвинула ему стопку бланков.

Ванечка сел на подоконник, вынул из портфеля химический карандаш, обслюнил кончик и начал писать:

 

Поздравляю жителей Костромской области с 60-летием со дня ее образования.

История вашего края уходит в глубь веков, многие поколения костромичей прославили Отечество своим трудом и ратной доблестью. Сегодня Костромская область — это динамично развивающийся регион, обладающий значительным экономическим потенциалом.

Убежден, что и замечательные традиции края, и его нынешние достижения станут залогом его успешного будущего.

Желаю прекрасной костромской земле процветания, а ее жителям — всего наилучшего и удачи во всех делах.

В.КРЮКОВ

 

Пока Ванечка писал, тетка выглядывала из своего окошечка, словно старая облезлая кукушка. Видно было, что ей хотелось посмотреть лишний раз на президента, но высовываться подолгу она не решалась.

Ванечка слез с подоконника, потянулся, сунул карандаш в портфель и пошел к тетке.

— Вот телеграмма, — он протянул бланк. — Примите и отбейте.

— Открытку не хотите? — робко спросила тетка

— Давайте открытку, — важно согласился Ванечка. — С цветами.

— Вот есть с тремя розами, а есть с пятью, можно и с семью, — сказала тетка.

Ванечка взглянул — на одной открытке три огромные алые розы стояли в синей вазе, похожей на бочку. На второй открытке был нарисован городской газон, на котором среди травы росли пять белых роз. На третьей открытке были только семь маленьких красненьких розочек.

— Давайте третью, — сказал Ванечка, — излишества нам ни к чему.

Тетка назвала сумму, Ванечка расплатился и посмотрел на тетку, та стыдливо улыбнулась.

— Будьте внимательнее с посетителями, — сухо сказал Ванечка и вышел на улицу.

Он шел и думал, как ловко он отбрил эту глупую бабу-кукушку. Надо, надо будет обязательно распорядиться, чтобы потом ходили по почтам инспекторы и проверяли, хорошо ли обслуживают посетителей. Ведь такая тетка нахамит не только мальчику, но и женщине, и старику — да кому угодно. Она сидит спиной ко всем и получает зарплату, а люди томятся в очереди. Нехорошо.

Ванечка вдруг вспомнил, что забыл на почте портфель.

— Тьфу, черт, — ругнулся он и повернул обратно.

Тетка на почте плакала.

— Вы чего? — спросил Ванечка. — Чего вы?

-У-у-уволят меня, — всхлипнула тетка.

Ванечка растерянно посмотрел на нее, не зная, что сказать.

— А у меня две дочки, — продолжала выть тетка, — Машка с тебя ростом, а Оленька еще и краситься не начала.

— А муж?

— Н-нету у меня мужа... — тетка заревела еще громче.

— Погодите, погодите, ну что же вы! — Ванечка вытащил из портфеля бутылку «Спрайта». — Вот, пейте! Да берите, не стесняйтесь.

— Ааа... — тетка замотала головой.

— Да пейте, я вам говорю! — прикрикнул Ванечка. — Вот так, молодец. Вас как зовут?

— Анна Васильевна.

— Не бойтесь, Анна Васильевна, никто вас не уволит. Обещаю! — твердо сказал Ванечка.

— Да?! — всхлипнула Анна Васильевна.

— Да, да. Хватит нервничать, все будет хорошо. Вы же умная женщина, успокойтесь.

Анна Васильевна достала из кармана носовой платок и высморкалась.

— Ну вот, уже лучше, — улыбнулся Ванечка. — Ведь лучше, да?

— Да, — кивнула Анна Васильевна. — Спасибо.

— Вы только повнимательнее будьте с посетителями, хорошо? — попросил Ванечка.

— Конечно, конечно, — заверила Анна Васильевна. — Больше никогда так не буду, честное слово.

— Ну и слава богу. Я же понимаю: без мужа тяжело, нервы, дети, работа. А вот у нас в подъезде есть сосед, Виталий Дмитриевич: не пьет, не курит, и вообще, серьезный мужчина. Хотите, я вас познакомлю?

— Да нет, что вы... — засмущалась Анна Васильевна. — Я уж как-нибудь сама... Нет, спасибо.

— Ну, как знаете. А вообще, если что — звоните, телефон мой в справочнике есть. Если какая-нибудь проблема будет — сразу звоните, даже не раздумывайте. Для простых людей мне ничего не жалко. Это чиновников и богатеев можно бить — они заслужили. А простой народ требует к себе любви.

— Да, да, — кивнула Анна Васильевна.

— Ведь надо же понимать: как человек к народу отнесется, так и он к человеку. Полюбит человек народ всей душой — и народ будет его любить, как родного: в каждом дому его накормят, напоят и дадут посмотреть телевизор. А плюнет человек в народ — так в него в ответ плюнут, что тот в плевках утонет. Правильно я говорю?

— Да, да! — горячо согласилась Анна Васильевна.

— Ну, звоните, — Ванечка улыбнулся на прощание и вышел из почты.

Глава 2

На улице уже появились пешеходы, начинался обычный будний день. Погода выдалась ясная, солнечная, как обычно бывает в конце бабьего лета. Москвичи и туристы гуляли, патрульные милиционеры следили за порядком.

— Извините, время не подскажете, — спросил Ванечка у старичка в коричневой рубашке.

— Без двадцати девять.

— Спасибо.

Времени до инаугурации оставалось больше трех часов, можно было не торопиться. Ванечка решил проехаться на метро. Он стал президентом только вчера и люди еще не узнавали его на улице. Это потом, когда его станут по десять раз на дню показывать по телевизору, когда по всей Москве будут висеть его портреты, когда в каждом здании поставят его бюсты, когда пародисты начнут передразнивать его со сцены, вот тогда уже каждый прохожий будет знать, кто перед ним. А пока Ванечка мирно доехал до Александровского сада и пошел по направлению к Кремлю.

— А ну, стой, — услышал он позади себя.

Ванечка обернулся — перед ним стояли двое хулиганов.

— Деньги есть? — спросил один.

— Есть, — сказал Ванечка.

— Давай сюда.

— Не дам.

Парень несильно ударил Ванечку по уху.

— Давай сюда, — повторил он.

— Я — президент России! — воскликнул Ванечка.

— Деньги давай, — второй парень двинул Ванечку в скулу.

— Не дам!

— Да ты охренел, тля малая! — парень зажал двумя пальцами Ване ухо. — Давай деньги, гаденыш!

Ванечка заверещал от боли.

— Пусти, — закричал он. — Пусти меня! Больно!!!

Вдруг боль отступила, Ванечка схватился за ухо и заплакал. Когда он поднял голову, парни уже лежали на земле носом в землю, а над ними стоял молодцеватый патрульный.

— Как ты, пацан? — спросил он Ванечку.

— Ничего, — всхлипнул Ванечка. — А вы кто?

— Сержант Сергей Мушкин, пятое отделение милиции, — ответил патрульный, пристегивая к боку дубинку. — Тоже мне, взяли моду: мелочь из детей вышибать. Вчера, блин, на этом самом месте сына австралийского посла ограбили, сегодня, значит, и за тебя взялись. А ты кто, пацан?

— Я? — Ванечка достал из-за пазухи удостоверение. — Президент России.

Патрульный посмотрел на удостоверение и встал по стойке смирно.

— Виноват, — просипел он.

— Вольно, — скомандовал Ванечка. — А вы можете... Ты можешь сейчас со мной пойти?

— А этих куда? — кивнул Серега на хулиганов.

— Куда, куда? — Ванечка пожал плечами. — Не знаю, вызови кого-нибудь, пусть с ними разбираются.

— Так точно.

— Тогда давай, вызывай, и пошли со мной. Такие люди нужны России.

— Слушаюсь, — Серега щелкнул каблуками. Они пошли к Кремлю, Серега почтительно наклонил русую голову, ожидая приказов президента. Прохожие с удивлением оглядывались на здоровенного милиционера, внимательно слушающего маленького лопоухого школьника.

— Черт, штаны порвали, — ругнулся Ванечка, разглядывая коленки. — Ну куда я теперь в таких штанах пойду?

— Может, зашьем? — предложил Серега. — Правда, до моей общаги далеко.

— А у тебя там есть нитка с иголкой?

— Найдем! — молодцевато ответил Серега.

— Тогда поехали, — решил Ванечка. — Ищи такси.

— Сей момент.

Серега подошел к вишневой «девятке», стоявшей у светофора. За рулем сидел здоровый детина, одетый, как обычно одеваются охранники и мелкие бандиты: золотая цепь, красная майка и черные спортивные штаны.

— Выходи, — скомандовал Серега.

— Что за дела? — водитель недовольно посмотрел на милиционера

— Выходи из машины, бандюган, — приказал Серега.

Водитель неохотно вылез, Серега ловко сбил его с ног, завернул руки за спину и надел наручники.

— Отдохни, родной, — ласково сказал Серега. — Перед президентом надо тихо лежать.

— Э, ты чего?! — дернулся бандюган.

Серега двинул его легонько по почками и немного повозил лицом по асфальту.

— Сказано же, мордатый: хватит. Пока, родной.

Сзади уже гудели машины: «девятка» загораживала им путь.

— Не торопитесь, граждане, все там будем, — успокоил их Серега. — Иван Максимович, садитесь, пожалуйста.

Ванечка сел на переднее сиденье и велел ехать.

— Только не быстро, — попросил он. — Соблюдай все правила дорожного движения.

— Слушаюсь, — кивнул Серега.

— Салон красивый, — отметил Ванечка. — Кожаный, да?

— Да.

— О, как здорово! Ведь научились же делать, а? Не нужно «Мерседесов».

— Это по частным заказам делают, за две штуки.

— Раз по частным могут, сделают и по государственным, — рассудил Ванечка.

— Ну, может быть, — пожал плечами Серега.

«Девятка» медленно тронулась с места.

— Слушай, а сколько сегодня народу-то, а?! И все почему-то едут из центра. Вроде трудовой день только начался, а народ из центра бежит, как угорелый.

— Приезжие, наверное.

— Что-то многовато приезжих развелось, — буркнул Ванечка. — Надо бы разобраться.

— Так точно.

Серега свернул с проспекта на небольшую улицу, проехал двести метров и остановился.

— Что такое? — удивился Ванечка.

— Пробка, господин президент, — доложил Серега. — Кажется, министра какого-то пропускают. — Вон, гаишник движение перекрыл.

— Идиотизм какой, — недовольно сказал Ванечка. — Ладно, давай постоим. Может, это ненадолго.

Они подождали, ничего не происходило. Машин вокруг все прибавлялось, министр опаздывал.

— Можно, я закурю? — спросил Серега.

— Кури, — разрешил Ванечка. — Только дыши в окошко, а то воздух в машине испортишь.

Серега закурил, высунув руку с сигаретой наружу, чтобы не дымить на президента. Ванечка недовольно посмотрел назад:

— Сколько людей ждут, и все какого-то министра. Можно подумать, большая шишка — министр. Так, растереть и плюнуть, а все: министр, министр. А ну, пойдем со мной!

Ванечка вышел из машины и направился к постовому, Серега поспешил за ним.

— Сейчас я ему устрою, — Ванечка мимоходом пнул колесо милицейского «Бобика». — Пусть знают, твари поганые. Эй, гаишник!

Постовой обернулся. Это был типичный экземпляр расплодившейся в последнее время породы милицейских крыс, жрущих тело нашей Родины. Живот у мента нависал над ремнем, как огромный серый мешок, набитый колбасой и пивом, сиськи тряслись при движении, а жирные щеки оттопыривались, как помидоры в авоське. Такие как он, всегда цари улицы, их маленькие глазки лениво смотрят на бедных прохожих. Они всюду, от Питера до Владивостока, и мы ненавидим их также, как и они нас.

— Чего тебе? — спросил постовой.

— На! — Ванечка ткнул ему в нос удостоверением. — Восстанавливай движение, жопа, пусть министерская харя отдохнет.

Постовой недоуменно оглянулся, отступил на шаг назад и неуверенно посмотрел на президента.

— Приказа не было, — нерешительно сказал он.

— Я тебе приказ! — Ванечка хотел стукнуть его по подбородку, но не дотянулся, ударил в живот. — Восстанавливай движение!

— Не положено.

— Серега, врежь ему, — скомандовал Ванечка.

— Слушаюсь, — Серега подошел к постовому. — Ты, жирная тварь, не слышишь, что ли, что тебе старший приказывает?

— Но...

Серега легонько двинул постового в ухо:

— Шевелись, жопа с ручкой, мы и так уже заждались.

— Так точно, — постовой взял под козырек и дал отмашку. Автомобили резко рванули, через секунду уже по проспекту потекла обычная река машин.

Глава 3

— Проходите, пожалуйста, — пригласил Серега.

Ванечка сделал шаг и оказался в малюсенькой прихожей, размером чуть больше детской кроватки. Прямо перед его носом находилась дверца шкафа, налево был вход в ванную, справа в маленькой нише стоял небольшой стол. Между шкафом и столом шел узенький коридорчик, упиравшийся в заднюю стенку другого шкафа.

Ванечка оперся спиной о косяк и стащил по очереди запылившиеся ботинки. Кажется, прихожая была еще кухней: на грязно-белом столе стояла электрическая плитка на две конфорки, вся в коричневых пятнах, кружка с недопитым чаем, разделочная доска, синяя эмалированная кастрюля с закопченным дном и остатками риса на стенках, чайник со свистком и стеклянная литровая банка с ложками и вилками. Над столом была полочка с чистой посудой и продуктами: хлеб в полиэтиленовом мешочке, кетчуп, черные алюминиевые банки для круп, бутылка подсолнечного масла и коробка чая в пакетиках.

— Проходите, пожалуйста, — повторил Серега.

— Как-то узко тут у тебя, — заметил Ванечка.

Он сделал еще два шага по коридорчику, обогнул шкаф, протиснулся мимо холодильника и очутился в небольшой светлой комнате. Вдоль правой стены стояли коричневые шкафы, между ними — тумбочка со старым «Рекордом», у левой стены развалился продавленный диван c неубранной постелью, в углу было бирюзовое кресло, заваленное его грязными вещами, на полу лежал дырявый палас, на котором валялись пустые бутылки из-под пива, пустые пакеты и гитара.

— Садитесь пока тут, — Серега перебросил вещи из кресла на диван, — я сейчас.

Пока он убирал постельное белье, Ванечка включил телевизор. На экране была совсем другая жизнь: блондинка в вечернем платье выпорхнула из белоснежного особняка и легко побежала к малиновому «Шевролле», ласково улыбаясь в камеру.

— Хорошо живут, — заметил Ванечка.

— Сволочи, — сказал Серега.

Ванечка кивнул и выключил телевизор.

— Слышишь, Серега, а у тебя девушка-то есть? — спросил он.

— Ну, как… — Серега сделал неопределенный жест. — То есть, то нет.

— А родители есть?

— Есть, конечно. Это их комната.

— А они где?

— Ну, не совсем их комната, просто на их деньги купил. А они сами в Самаре живут.

— И что делают? — продолжал допытываться Ванечка.

— Отец — строитель, мама — учительница, — Серега застелил диван и пошел на кухню готовить чай.

— А музыки у тебя нет? — крикнул Ванечка.

— Не, нету, — откликнулся Серега.

— Жалко.

Ванечка встал с кресла, поднял гитару с пола и подошел к окну. Из окна было видно грязный пустырь, ободранные многоэтажки и глухую раздолбанную дорогу.

— Как будто не в Москве живем, а где-нибудь в Караганде, — Ванечка подцепил толстую струну пальцем, та загудела. — Господи, до чего же уныла моя Россия! Скучно в ней, смертельно скучно. И так муторно…

По улице прошли две пожилые тетки, усталый мужик, бабка с авоськами, две девчонки лет десяти и старый дед с костылем

— До чего скучно-то! — Ванечка дернул тонкую струну, та коротко дзинкнула. — Как они могут тут жить?

— Чай готов, — позвал Серега.

— Это хорошо, — Ванечка отвернулся от окна, поставил гитару у стены и сел за столик.

— Вы брюки-то снимайте, я зашью.

— Давай, — Ванечка скинул штаны и остался в курточке и плавках. Почувствовал он себя немного странно, но тут Серега принес баранки с вишневым вареньем, и Ванечка сразу же забыл о своем внешнем виде. Уже через пару минут он прихлебывал чай из большой кружки, уплетал баранки и поучал Серегу:

— Скоро все будут жить хорошо! Старая власть кончилась, потому что ей больше не доверяют. А мы теперь все сделаем по-новому, чтобы все было хорошо. Ты вот хочешь, чтобы все было хорошо?

— Хочу, — кивнул Серега, зашивая штаны.

— Если ты пойдешь со мной — тогда у тебя все будет! Я найду тебе невесту и дом, и машину. Да все что хочешь, у тебя будет. Главное — слушай меня, потому что я умнее тебя. Понял?

— Так точно, — широко улыбнулся Серега.

Ванечка поставил кружку на стол и с ногами забрался в кресло.

— Ты сколько лет уже в этой комнате?

— Три года.

— А если меня не послушаешься, еще тридцать три проведешь. Ты это понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Серега.

— Ну вот, значит. Первая задача такая: будешь меня охранять. Все мои приказы выполняешь беспрекословно. Я у тебя буду вместе родителей.

— Слушаюсь.

— Отожмись сорок раз, — потребовал Ванечка.

— Что, сейчас? — удивился Серега.

— Сейчас, — Ванечка стукнул кулачком по столу.

Серега положил штаны на кресло, вышел на середину комнаты и опустился на пол.

— Давай, давай, — подбодрил Ванечка. — Раз, два, три… Молодец!

Серега отжался сорок раз и встал, почти не запыхавшись.

— Вот теперь я тебе верю! — Ванечка крепко пожал ему руку. — Ты — настоящий друг.

— Служу президенту.

— Хорошо говоришь, — улыбнулся Ванечка. — Так всегда и отвечай. Поехали на инаугурацию.

— А штаны?

— Так ты еще не зашил, что ли?! Ты давай, поторопись, нас же там люди ждут! Я сейчас схожу в туалет, а ты чтобы мигом закончил!

— Слушаюсь! — отрапортовал Серега.

Глава 4

Большой Кремлевский дворец был полон. Все так блестело, переливалось, сверкало, что невозможно было различить хоть что-нибудь в этом световом шуме. Время от времени появлялся на поверхности какой-нибудь образ: то вспыхнет бриллиантовая булавка в галстуке олигарха, то блеснет рубиновая звезда на груди генерала, но потом все снова пропадало в общем сиянии.

Президент вышел на сцену, растерянно посмотрел в зал и замер. Все шло совсем не так, как мечтал Ванечка. Он хотел незаметно проскользнуть на собственную инаугурацию, раствориться в толпе, съесть мороженное, выслушать общее мнение. И только потом, когда все уже начнут беспокоиться, когда поднимется взволнованный шум, когда лакеи и придворные забегают в тревоге, только тогда объявить себя, вызвав дружный восхищенный вздох в зале...

На инаугурацию Ванечка с Серегой опоздали всего на полчаса. Они припарковались напротив главного входа, вылезли из машины и пошли к охраннику.

— Пропуск, — строго спросил охранник.

— Вот, — Ванечка достал из внутреннего кармана удостоверение. — Серега со мной.

— Ага, — кивнул охранник. Он закинул автомат за плечо, сунул Ванечку под мышку и пошел.

— Эй! Это что?! — крикнул Ванечка. — Серега!

— Стой здесь, тебя позовут, — скомандовал охранник Сереге.

— Пусти меня! — заорал Ванечка.

— Да не дрыгай ты ногами! Виси смирно!

Охранник пронес Ванечку через служебный вход, прошел по коридору и остановился у гримерной.

— Сюда, сюда, — быстро закричал гример. — Вот сюда, сажайте. Ага, спасибо, все свободны. Здравствуйте, господин президент. Сейчас...

— Да что вы?!... — воскликнул Ванечка

— Тихо, тихо, — гример окунул Ванечку лицом в таз. — Вот так, умоемся. Не надо плеваться, это мыло, мыло. Шею трем хорошо, чтобы перед послами было не стыдно. И ушки, ушки не забываем. Ох, красавец какой! Сейчас мы припудрим, и прическу сделаем, с проборчиком. Секундочку, потерпите, еще чуть-чуть... Ну, вот и все! Костюмер!

Из-за зеркала выскочил костюмер, быстро схватил Ванечку и побежал по коридору.

— Быстрее, юнге манн, быстрее, — жарко шептал он. — Церемония, ах, не ждет.

— Зачем, куда? — удивился Ванечка.

— Ах, быстрее! — воскликнул на бегу костюмер.

Он влетел в костюмерную, бросил Ванечку у окна и закричал:

— Сюда, все сюда! Ну где же вы?!

Из-под обоев, из-под пола, из шуб на вешалках, отовсюду полезли помощники костюмера, маленькие и юркие, словно чертики.

— Быстрее, быстрее, — закричал костюмер. — Церемония, майн готт, скоро начинается. Первая проба!

Помощники мгновенно сняли Ванечки старый гимназический мундир и надели что-то другое.

— Не годится! — воскликнул костюмер. — Вторая проба!

В одну секунду Ванечку раздели и вновь одели.

— Третья проба! — крикнул костюмер. — Готово!

Помощники подтащили двухметровое зеркало.

— Полюбуйтесь, майн херц, — пригласил костюмер президента.

Ванечка поглядел в зеркало — рядом с костюмером стоял незнакомый подросток в белом мундире.

— А где же я? — удивился Ванечка.

— Да это вы и есть, — усмехнулся костюмер.

Ванечка внимательно посмотрел на подростка. Одет он был в форму французских принцев: строгий белый мундир, белые лосины, узкие черные сапоги до колен и большой желтый шарф вместо пояса. На груди у принца сверкал алмазный орден Александра-освободителя, через плечо шла красная перевязь, а на правом боку блестела изукрашенная жемчугом сабля. Вот только уши у принца были Ванечкины: большие и оттопыренные.

В гримерную вбежал полный лысоватый мужик лет под пятьдесят. Лицо у него было красное, словно хорошо разогретая плита.

— Здравствуйте, — он вытянул Ванечку в коридор и потащил за собой, шумно дыша. — Фуф, еле успел, пока по этой лестнице вбежишь — уж семь потов сойдет. Иван Максимович, поздравляю вас, вот ваш текст, — толстяк на бегу протянул Ванечке красную папку, — тут все сказано. Я — ваш премьер-министр Игорь Юрьевич Сушков.

— Очень приятно.

— Вам уже пора, до завтра, — премьер, улыбаясь, вытолкнул Ванечку на сцену.

Президент ошеломленно посмотрел на множество людей в зале, моргнул и повернулся к дверям.

— Идите к трибуне, — подсказал из Игорь Юрьевич.

Ванечка прошел под президентские фанфары по залам Большого Кремлевского дворца и взошел на подиум, где председатель Конституционного суда Валерий Зорькин привел его к присяге. При этом президент положил руку на экземпляр Конституции в обложке из кожи варана, существующий в единственном экземпляре.

Затем Ванечка произнес инаугурационную речь. Он отметил, что в последнее время ситуация в России была сложной, и «некоторые проблемы казались неразрешимыми». Однако, заявил президент, российский народ самостоятельно смог справиться со всеми проблемами, в том числе с экономическими и с «реальной угрозой распада страны».

— Урааа!!! Урааа!!! Ураа!!! — закричали дружно чиновники и депутаты, генералы и бизнесмены. — Урааа!!!

На сцену выбежала высокая красивая женщина лет тридцати и вручила Ванечке пышный букет хризантем.

— Спасибо, — расчувствовался Ванечка. — Очень приятно.

Начали опускать занавес.

— Поздравляю вас от всей души, — сказала женщина. — Желаю вам счастья.

— Спасибо, — улыбнулся Ванечка.

Он снова повернулся к залу и кланялся, пока не опустился занавес.

Глава 5

— Фуф, — вздохнул Ванечка. — Как я устал от этих церемоний!

— Я понимаю, — кивнула женщина.

Ванечка, наконец, рассмотрел ее. Хотя она была и староватая, но очень красивая: большие карие глаза, пышные темно-русые волосы чуть длиннее плеч, красивый носик, ровные белые зубы. Если бы не слишком тонкие губы, она бы вполне сошла за фотомодель. На ней было короткое серое платье из чего-то блестящего, оно переливалось и шуршало, как живое.

— Вас как зовут? — спросил Ванечка.

— Ольга.

— Ага, — кивнул Ванечка. — Куда б цветы деть? — он повертел букет в руках и пошел за кулисы. — Вообще, мне понравилась церемония, — сказал он Ольге. — Так все было нарядно, красиво. Надо будет как-нибудь еще раз такое устроить.

Ольга кивнула. За кулисами стоял письменный стол, Ванечка положил на него цветы и свернул в коридор. Женщина пошла рядом с ним.

— Вы чем занимаетесь, Ольга?

— Я министр по социальным делам.

— Ага, — кивнул Ванечка. — Это сложно, наверное?

— Да тут ничего сложного нет, Иван Максимович! Социальные дела — это зарплата врачам, учителям, выдача пенсий.

— Понятно.

— А вы сегодня хорошо так хорошо смотрелись — уверенно, четко, как будто вы на этой трибуне уже тысячу раз выступали.

— Ну, тысячу — не тысячу, а раз пятьсот на ней я еще выступлю, — сказал довольно Ванечка.

— Вам так идет этот костюм, удивительно просто.

— Правда? — Ванечка был польщен. — Мне вообще-то тоже нравится. Вы не представляете, сколько надо было на него времени потратить. Уж меня сегодня и завивали, и одевали, и стригли — господи, чего только не придумают. Я вот вообще не вижу разницы, в чем я одет. Ну, есть чем прикрыться — так и хорошо. А все эти норковые шубы — я как-то не понимаю. Хотя женщинам, наверное, это важно, я не знаю. Но вот мужикам это точно не нужно.

— Нет, нет, — не согласилась Ольга. — Всем надо хорошо одеваться. Вот посмотрите — вы сейчас ну настолько неотразимо выглядите, что просто... — Ольга запнулась и продолжила с улыбкой, — ну в вас просто нельзя не влюбиться.

Ванечка покраснел, открыл рот, но не нашел что сказать и отвернулся. Они молча дошли до запасного выхода, Серега уже ждал там.

— Поехали в общагу, — скомандовал Ванечка. — Время уже три, пока доедем — уже пора ужинать будет.

— Если хотите, Иван Максимович, мы можем поехать ко мне, — предложила Ольга. — У меня уже и стол накрыт.

— А вы хорошо готовите?

— Я думаю, вам понравится.

Ванечка подумал секунду, посмотрел на Ольгу и решился:

— Ладно, поедем. И называйте меня просто Ваня, хорошо? — широко улыбнулся он.

— Конечно, — с готовностью улыбнулась Ольга в ответ.

При выезде из Кремля постовые отдали президенту честь, Ванечка дружелюбно помахал в ответ.

— А почему за нами машины какие-то едут? — удивился он.

— Ну как «почему»? Это же охрана, — сказала Ольга.

— Не понял, — удивился Ванечка. — Они что, всегда теперь будут за нами ездить?

— Конечно.

— Ну ладно, пусть едут, если хотят, — согласился Ванечка.

— Иван Максимович, гляньте! — Серега напряженно смотрел на толпу у светофора. — Вы посмотрите!

— Что такое?

— Да вон какая баба, а! Блин, какие сиськи, а!

— Да, хорошая фигурка. Ольга, посмотрите.

Ольга мельком глянула и сморщила носик:

— Обычная продавщица. Красится безобразно, как ПТУшница.

— Но фигура-то классная! — возразил Серега. — Иван Максимович, может, подберем ее?

— Ваня, мы, кажется, собирались ехать ужинать, а не развозить незнакомых дам.

— Серег, правда, давай потом, — сказал Ванечка. — У тебя вечером будет выходной, проведешь его как тебе хочется.

— Ну ладно… — буркнул Серега. — Я для вас стараюсь, а вы... — он замолчал, не договорив фразу.

— А, черт с тобой! — решился Ванечка. — Сбегай, возьми у нее телефон, я подожду.

— Спасибо, — Серега выскочил из машины и побежал к девушке.

Ванечка с улыбкой смотрел ему вслед.

— Вы часто меняете решения? — спросила Ольга.

— Иногда меняю, иногда — нет, — махнул рукой Ванечка. — Всяко бывает.

Ольга промолчала.

— Нет, конечно, если решение серьезное, то я его не меняю никогда, — спохватился Ванечка. — В личной жизни, в мелочах — да. Но вот если речь идет о глобальном, о нужном, о вечном — тут уж меня с пути не свернешь.

— Это хорошее качество, — похвалила Ольга.

— Конечно, — согласился Ванечка.

Серега уже бежал обратно, довольный, как школьник, который успел заскочить в отъезжающий автобус. В руке у него был листок с адресом девушки.

Глава 6

У Ольги была хорошая, удобная, со вкусом обставленная квартира. Всего было пять комнат общей площадью в сто двадцать квадратных метров плюс к этому еще была большая кухня, плюс туалет, ванная, чулан и прочие подсобные помещения. Квартира была служебная, находилась недалеко от места работы в хорошем районе, где, впрочем, я никогда не был, да и большинство моих читателей тоже.

— Хорошая квартирка, — оценил Ванечка.

— Проходите, проходите, — пригласила Ольга. — Уже пора ужинать.

Ужин был обыкновенный, но вкусный: бифштекс со сложным гарниром, несколько сортов вина, разные закуски. Никаких запеченных лебедей, мозгов обезьян, жареных насекомых и прочих чуд не подавали.

Две худенькие девушки в одинаковых коричневых платьях сноровисто обслуживали гостей и Ольгу. Серега смотрел на них масленым взглядом, девушки застенчиво улыбались. В конце ужина они подали чай с вишневым пирогом, получили благодарность от Ольги и быстро ушли, улыбнувшись Сереге еще раз на прощание.

— Хорошую прислугу редко найдешь, — заметила Ольга Ванечке. — Вы бы только знали, чего мне стоило их воспитать.

Ванечка промолчал: у него никогда не было прислуги.

— А что тут сложного? — удивился Серега.

— Ой, Сереж, ты бы знал, как тяжело! — сказала Ольга. — Сначала это просто невозможно: не умеют ни подойти, ни подать, ни сесть — ничего. И еще и грубят к тому же, когда делаешь им замечание.

— У меня бы не погрубили, — сказал мечтательно Серега.

Ольга засмеялась.

— Лучше самим все делать, — решил Ванечка. — Мы же не инвалиды какие-нибудь, чтобы нам все подносили.

— Вы думаете? — спросила Ольга.

— Ну конечно. Что это такое — две посторонние женщины ходят по моему дому, что-то там переставляют, роются в моих вещах, читают письма! А как же личная жизнь? Какая может быть вообще в таких условиях личная жизнь?! Так ни тайну, ни интим не спрячешь. Нет, лучше все самому делать.

— Да, вы, наверное, правы, — сказала задумчиво Ольга.

— Ну конечно, я прав, — уверенно ответил Ванечка. Он уже привык к тому, что сегодня он всегда прав. Все, что Ванечка ни говорил, выходило очень интересным и умным, каждый готов был сегодня с ним соглашаться.

— Да, правы, правы! — воскликнула Ольга. — Вообще я заметила, что вы говорите очень умные вещи. Как вы сейчас про служанок сказали — мне ведь даже в голову это не приходило. Или в машине вы так здорово рассуждали о том, что важно, что не важно. Знаете, мне кажется, что вы — самый умный человек, которого я встречала в своей жизни.

— Ну... — Ванечка улыбнулся.

— Вы мне очень нравитесь, Иван Максимович, — горячо сказала Ольга. — Вы такой... Такой необыкновенный! Я никогда не думала, что я когда-нибудь познакомлюсь с таким человеком, как вы! — Ольга действительно была в восторге: от Ванечки, от себя, от ужина, от встречи, даже от воздуха в комнате и от тишины за окном — от всего. — Давайте выпьем! — предложила она.

— Давайте, — согласился Ванечка.

Серега открыл бутылку шампанского и разлил по бокалам. Они выпили.

— Танцевать будем? — спросила Ольга.

— Конечно, — согласился Ванечка.

— В гостиной, — Ольга встала из-за стола.

— Иван Максимович, может, я пойду тогда, — спросил Серега. — Там еще девчонка эта... Ну, у которой я адрес взял.

— Хорошо, иди, — отпустил его Ванечка. — Завтра часам к девяти возвращайся, окей?

— Так точно, — Серега убежал.

Ванечка пошел в гостиную.

Танцевать с Ольгой было великолепно: она двигалась как-то особо, так, что хотелось, чтобы этот танец никогда не кончался, всегда двигаться вместе, рука в руке, глаза в глаза. Долго, так долго, как только можно.

Потом музыка кончилась. Ванечка наклонился и поцеловал Ольгу.

— Ох, ну что вы делаете, — прошептала она. — Ну… Глупенький какой…

Через пятнадцать минут все закончилось. Ванечка спокойно лежал рядом с Ольгой и смотрел в потолок. Ольга села, достала из кучи одежды на полу пачку сигарет и закурила. Ванечка удовлетворенно смотрел на нее, и все ему нравилось в ней: чуть вздернутый нос, тонкая шея и маленькие круглые груди. Ольга затянулась, стряхнула пепел и посмотрела на Ванечку.

— Ты красивая, — сказал Ванечка.

Ольга засмеялась:

— Ну, скажи еще что-нибудь.

— Что-нибудь.

— Спасибо, — ласково сказала Ольга и затянулась еще раз.

— Давай поженимся, — предложил Ванечка.

Ольга фыркнула и бросила сигарету в пепельницу.

— Оль, я серьезно говорю, — обиделся Ванечка. — Тебе что, каждый день президент предложение делает?

— Я подумаю, — Ольга поцеловала его в щеку.

— Выходи за меня, я хороший. Я тебя буду так любить — ты даже не представляешь.

— И что мы будем делать? — спросила Ольга.

— Мы? — растерялся Ванечка. — Ну, жить. Работать будем. А по выходным станем отдыхать: пойдем куда-нибудь в парк или в кино. Ну, или в театр.

— Ладно, посмотрим, — Ольга встала, достала из шкафа халат и пошла из комнаты.

— Эй, эй! — Ванечка схватил Ольгу за рукав. — Ты куда пошла?!

— В душ, сейчас вернусь.

— Ааа... — Ванечка проводил ее взглядом и повернулся на спину. Сегодня был хороший день: и инаугурация, и Серега, и Ольга, и ужин, и секс. Интересный, замечательный день... Хороший... Замечательный...

Через пару минут Ванечка уже спал.

Глава 7

— Вставайте, Иван Максимович, — услышал Ванечка сквозь сон.

— Брр... Чего? Где? — Ванечка оглянулся, пытаясь понять где он: чья-то постель, вещи свалены в кресле, шкаф, мужик у кровати...

— Бумаги на подпись, — сказал мужик.

Ванечка удивленно посмотрел на него.

— А вы, вы... — попытался он вспомнить.

— Игорь Юрьевич, — подсказал мужик, — премьер-министр.

— Да, точно, — согласился Ванечка.

— Вы лежите, лежите. Только вот бумаги подпишите — и спите на здоровье.

— А почему так много бумаг? — подозрительно посмотрел Ванечка на кипу листов.

— Ну, как обычно, — улыбнулся премьер.

— Так, давайте, — Ванечка сел в кровати, положил бумаги на колени и стал читать. — Указ президента Российской Федерации о Пеструшкине В.М. Освободить Пеструшкина Валерия Михайловича от обязанностей Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации в Республике Маврикий в связи с переходом на другую работу. А где этот Маврикий-то?

— Не знаю, — пожал плечами премьер.

— Черт-те знает, какая чепуха. А что еще? Распоряжение президента Российской Федерации. О поощрении Кахимова М.Г. За большой вклад в развитие российской экономики объявить благодарность Кахимову Муртазе Губайдулловичу — мэру города Электроугли. Господи, каких только названий не придумывают.

— Название как название, — пожал плечами Игорь Юрьевич.

— Давайте ручку, — Ванечка подписал оба указа, осталось еще штук тридцать. — А нельзя, чтобы кто-нибудь за меня все это подписывал?

— Можно, почему нет, — согласился Игорь Юрьевич.

— Ну, пусть тогда и подписывают. Идите, я вас потом позову, если что-нибудь понадобится.

— Слушаюсь.

Мужик вышел, притворив за собой дверь. Ванечка встал, надел штаны и пошел в ванную.

— Сколько же я проспал? — подумал он. — Часов девять, наверное.

На полочке перед зеркалом лежал новый бритвенный станок и новая зубная щетка. «Какая милая забота», — подумал Ванечка. Он почистил зубы и побрился.

— Ваня-а, иди завтракать — позвала из кухни Ольга.

— Иду-у, — отозвался Ванечка.

Ольга сидела на лучшем месте, рядом с окном. Перед ней на столе лежал сегодняшний «Коммерсант» и стояла маленькая кружка с кофе. С утра Ольга уже успела накраситься и переодеться в черный халат с расписными драконами.

— Что у нас на завтрак? — спросил Ванечка.

— Садись, сейчас положу, — сказала Ольга.

— Пусти меня к окошку, — попросил Ванечка. — Я не люблю спиной к двери.

— Садись, — Ольга поставила перед ним тарелку с яичницей. — Кушай.

— Не хочу яичницу.

— Не капризничай. Ешь что дают.

— Да не хочу я яичницу! Она жирная!

— А что ты хочешь? — спросила Ольга.

— Не знаю, — недовольно сказал Ванечка.

— Тогда ищи сам.

Ванечка вынул из холодильника палку копченой колбасы и большой брусок сыра.

— Хлеб возьми, — приказала Ольга.

— Не люблю хлеб! — буркнул Ванечка.

— Да мало ли что ты не любишь! Бери хлеб, тебе говорят! — прикрикнула Ольга

— Сколько можно командовать! Не буду я есть хлеб!

Ванечка сел за стол и налил себе чаю. Тарелку с хлебом он отодвинул подальше, чтобы не раздражала. Ольга поджала губы, но ничего не сказала. Ванечка набил рот колбасой и сыром, запил сладким чаем и удовлетворенно вздохнул: жизнь, кажется, налаживалась.

— Какие у нас сегодня планы? — спросил он и запихнул в рот здоровый кусок сыра.

— Я еду на работу, — ответила Ольга.

— Да? — Ванечка задумался. — Слушай, а может, тебе бросить работу? Ты же теперь со мной, зачем тебе работа?

— Так и что же мне теперь, не работать, что ли?

— Конечно, — улыбнулся Ванечка. — Сейчас, погоди. Тут ко мне с утра премьер-министр забегал, как там его?

— Игорь Юрьевич.

— Да, точно, Игорь Юрьевич. Где он сейчас?

— Он уже уехал давным-давно.

— Ну, это не беда,- Ванечка взял с подоконника телефонный аппарат с золотым советским гербом на диске. — Это же правительственная связь, да?

— Да, — кивнула Ольга.

Ванечка поставил телефон на кухонный стол и снял трубку:

— Алло, барышня, президент вас беспокоит.

— Да, Иван Максимович, — нежно ответила телефонистка.

— Будьте добры, с премьер-министром меня соедините. Как его там?..

— Сушков Игорь Юрьевич.

— Да, да, вот с ним, — подтвердил Ванечка.

— Алло, — раздался голос премьера.

— Игорь Юрьевич, президент беспокоит. Подготовьте указ, что Ольга эээ... — Ванечка посмотрел на Ольгу, пытаясь вспомнить ее фамилию, — ну, короче, та, которая мне вчера букет вручала. В общем, она с сегодняшнего дня освобождается от обязанностей министра в связи с переходом на работу домохозяйки.

— Ээээ... — озадаченно протянул премьер.

— Что, мне нельзя такой приказ издать, что ли? — грозно спросил Ванечка.

— Нет, можно...

— Тогда издавайте.

— Хорошо, — согласился премьер.

— До свидания, — Ванечка повесил трубку. — Ну, дорогая, с сегодняшнего дня ты не работаешь.

— Ты меня мог спросить сначала? — сердито сказала Ольга.

— Зачем это?

— Затем, — Ольга пошла из комнаты.

— Эй, эй! — Ванечка поймал ее за полу халата. — Куда ты?

— Отстань, — Ольга вышла и закрыла за собой дверь. Ванечка пожал плечами и стал завтракать. Настроение с утра было испорчено.

Ольга вошла в кабинет, поправила на ходу занавеску и села за стол. Золотой диск телефона блестел на солнце, как церковный купол, в лучах света медленно плавали пылинки. Ольга решительно сняла трубку:

— Алло! Девушка, а можно мне Валентина Дмитриевича? Спасибо вам большое.

— Алло, — сказал на том конце провода Валентин Дмитриевич, первый заместитель Ольги.

— Привет, Валь.

— Здравствуйте, Ольга Андреевна.

— Я срочно, потому ты отвлекись, пожалуйста, ото всех дел и слушай. Меня снимают с министерства, преемника еще не назначили. Было бы очень хорошо, если бы назначили тебя, понимаешь?

— Спасибо, Ольга Андреевна. Это, конечно, так неожиданно...

— Валь, пожалуйста, как можно быстрее позвони Игорю. Отрапортуй ему об успехах по пенсионерам и врачам, по учителям, особенно по Москве, понимаешь? Вспомни что-нибудь из последнего отчета, можешь что-нибудь присочинить — ничего страшного в этом не будет. Главное — чтобы его проняло, чтобы он понял, что ты — именно тот человек, который должен быть на этой должности.

— Постараюсь, — согласился Валентин Дмитриевич.

— А сразу после, наверное, сделай вот что: позвони Женьке или даже нет, сходи к нему сам, и скажи, чтобы не высовывался. Пусть даже и не пытается влезть на мое место!

— Сделаю.

— Скажи, что я сама так велела. А не будет слушаться — придется ему искать другую работу. Скажи, что я очень-очень надеюсь на его понятливость. Запомнил, Валь?

— Да, Ольга Андреевна: надеетесь на его понятливость.

— Молодец! Звони, Валь, пока.

— До свидания, Ольга Андреевна.

Ольга положила трубку и встала из-за стола. Важное дело было сделано, можно было возвращаться на кухню. Там уже Ванечка распекал попавшегося некстати Серегу:

— Ты где шлялся, зараза?!

— Иван Максимович, ну ладно вам, — Серега опустил глаза.

— Ничего не ладно! Я из-за тебя целый час уже потерял, ты понимаешь это! И перегаром от тебя прет, как от бомжа.

— Да мы вчера посидели немного, там как раз вот эта девчонка вчерашняя…

— Ничего не хочу слышать! Как мы поедем теперь?! Блин, придется другого шофера заказывать.

— Да все нормально будет, — уверенно сказал Серега. — Я ж вчера пил, а сегодня-то я трезвый, как стеклышко!

— Сереженька, ну какой же ты трезвый?! — вмешалась Ольга. — От тебя же действительно пахнет.

— Ольга Андреевна, ну честное слово! — Серега открыто посмотрел на нее, выкатив глаза от честности.

— Как-то это странно, — подозрительно сказала Ольга.

— Да что ты с ним разговаривать! Черт! — ругнулся Ванечка. — Послал бог помощника! Ладно, готовь машину. Поедем в магазин.

Серега убежал.

— Оль, — позвал Ванечка, — поедем со мной в магазин? Я тебе куплю чего-нибудь.

— Спасибо, — сказала Ольга, — но я не могу сегодня.

— Олечка, ну пожалуйста, — попросил Ванечка. — Давай я тебе куплю что-нибудь, прошу тебя. Мне очень хочется. Ты извини меня, что я тебя с должности снял, но ведь я же хотел, чтобы мы побольше были вместе.

— Вань, мне это не нравится.

— Ну прости, Оль, прости. Я не хотел тебя обидеть, честное слово, — поклялся Ванечка. — Честно-честно не хотел.

— Я знаю, — кивнула Ольга.

— Ну вот видишь! Оль, так давай поедем куда-нибудь? Купим тебе платье, такое красивое, чтобы все обзавидовались. Давай?

— А ты правда этого хочешь?

— Конечно! — горячо воскликнул Ванечка. Он чувствовал, что ему этого не хочется, и очень жалко денег, но желание задобрить Ольгу было гораздо сильнее, чем жадность. — Очень хочу!

— Ты мой молодец! — Ольга поцеловала его в щеку. — Я согласна.

— Ура! — воскликнул Ванечка. Жадность внутри него разыгралась не на шутку, но он улыбался, как будто случилось что-то очень для него радостное.

— Иди тогда, милый, одевайся и жди меня в машине. Я сейчас.

Ванечка пошел в спальню и взял со стула свой вчерашний мундир. Лицо у него было кислое: денег было ужасно жаль. Ванечка оделся и вышел во двор.

День был жаркий, как и прошлый: на небе ни одного облака, солнце светило, словно в Крыму, дети в песочнице разделись до плавок. Серега курил на скамейке в тени огромного тополя. Ванечка подошел к нему.

— Ну что? — спросил он. — Рассказывай, как вчера было.

— Короче, вы представляете — вообще классная была баба! — Серега глубоко затянулся и резко выдохнул густую струю дыма. — Я только приехал, сели, выпили. Я ей сразу начал грузить, мол, я помощник президента, вообще крутой пацан, все могу — ну она видно, офигела просто, кто с ней тут сидит. Ну и так понемногу разговорились там, я уже ее так приобнял немного…

— А она чего? — с интересом спросил Ванечка.

— Ну она как будто ничего не замечает: типа и ладно, и так и надо. А потом мы как начали целоваться, и как она меня засосала — это вообще! А у нее еще губы такие, чуть припухлые, ну просто мечта, короче. А потом, короче…

Серега замолчал: к ним подошла Ольга.

— Ну, в общем, потом все тоже было нормально, — сказал он. — Но баба — вообще супер! Класс!

— Ну, если нравится — так бог в помощь, — благословил Ванечка. — Поехали?

— Поедем, — улыбнулась Ольга.

Они встали и направились к машине.

— Кстати, Серег, — сказал Ванечка. — А чем твоя ненаглядная занимается?

— Людка? Работает в бутике при универмаге, «Домовой». Слыхали?

— Не, не слышал, — сказал Ванечка. — Слушай, сделай-ка ты вот что: поедем в этот «Домовой». Глядишь, купим что-нибудь, заодно с девушкой поболтаем.

Глава 8

В бутике было пусто: москвичи работали, а иногородних уже четвертую неделю не пускали в столицу. Прилавки и касса стояли пустые, только у окна что-то горячо обсуждали трое девушек в малиновых жилетках.

— Вон Людка! — крикнул Серега. — Людка!

Одна из девушек обернулась, узнала Серегу и подошла.

— Привет, — поздоровался с ней Серега. — Как дела?

— Нормально.

— Познакомься, это Иван Максимович, президент. А это — Ольга Андреевна.

— Здравствуйте, — заученно улыбнулась Люда. — Очень приятно. Хотите что-нибудь купить?

— Меня интересуют платья, — сказала Ольга.

— Давайте, я вам покажу.

Они отошли, Ванечка остался вдвоем с Серегой.

— Скажите же, красивая? — сказал Серега.

Ванечка внимательно осмотрел на Людку:

— Ну, ноги ничего, — согласился он.

Ольга с Людкой шли вдоль ряда вешалок с платьями.

— Это не годится, — говорила Ольга. — И это, и это тоже. Что у вас за расцветки такие? А в этом только в курятнике коров доить.

— В коровнике, — поправила Людка.

Ольга пренебрежительно посмотрела на нее.

— Совершенно безвкусные платья, — строго сказала она. — А на манекене у вас что?

— Это итальянское...

— Хм, интересно... — Ольга направилась к манекену.

Людка пошла за ней, но на полпути вдруг обернулась к Ванечке:

— Иван Максимович, а вы что, не поможете нам? — пригласила она.

— С удовольствием, — Ванечка вместе с Серегой подошел к манекену. — А что, хорошее платье.

— Ты думаешь? — спросила Ольга. — Что-то мне не очень нравится.

— Да вы померьте, Ольга Андреевна.

Ольга молча осмотрела еще раз платье, пощупала ткань на рукаве, потом сказала:

— Ну ладно, давайте.

Людка быстро нашла платье на вешалке, отвела Ольгу в гардеробную и вернулась. Она встала напротив Ванечки, чуть ближе, чем это принято между посторонними. От нее пахло сладкими духами.

Серега обнял Людку талию, она сделал вид, что не заметила.

— Как вам наш магазин? — спросила она Ванечку.

— Ничего, — кивнул Ванечка. — Только что-то людей мало.

— Так ведь Москва на замке! Только-только президента выбрали!

— Да, действительно, — согласился Ванечка. — Я слышал, сейчас много заботятся о безопасности.

— Да разве это безопасность, — возразила Людка. — Милиционеры только деньги выбивают, а толку от них никакого.

— Как это никакого! — возмутился Серега. — Я лично вообще взяток не беру. А в день по пять нарушителей задерживаю! Тоже мне — никакого толку!

— Все вы, милиционеры, одинаковы.

— Да откуда ты знаешь?! Говорю тебе — я взяток не беру.

— А я не верю, — спокойно сказала Людка

— Не веришь?! — возмутился Серега. — Не веришь?! Ну и черт с тобой, — он снял руку с ее талии и вышел из бутика.

— Ну вот видите, — Людка придвинулась к Ванечке, — правда глаза колет.

Ванечка уставился на ее грудь.

— Да, — кивнул он автоматически. — «Вот это бюст!» — подумал он.

— Как вам на новой должности? Что планируете теперь делать?

— Да, — кивнул Ванечка, напряженно глядя в вырез ее платья. — А? Что вы сказали?

— Какие у вас планы?

— Планы, планы... — пробормотал Ванечка. — Да не знаю...

— А вам очень идет этот пиджак, — томно сказала Людка. — Очень!

Ванечка только глупо улыбнулся в ответ.

— Да.

— Забирайте платье! — раздался вдруг справа ольгин голос. — Мне не подходит.

Президент опомнился, одернулся и обернулся к Ольге.

— Не подходит, да?

— Нет, — Ольга бросила платье Людке. — Забирайте.

Людка взяла платье, вздохнула и ушла в подсобку.

— Совершенно колготочная баба, — прокомментировала Ольга, глядя ей в спину.

— Да, — согласился Ванечка со вздохом. — Что, пойдем?

— А как же Серега? Давайте все вчетвером пообедаем?

— Что, с ней? — удивился Ванечка.

— А почему бы и нет?

Ванечка удивленно посмотрел на нее, пожал плечами и согласился.

— Людочка, — сказал он продавщице, когда она вернулась, — пойдемте с нами в кафе внизу.

— Да нет, спасибо.

— Пойдемте, пойдемте, — сказал Ванечка. — Я приглашаю.

— Да нам нельзя сейчас!

— Так вы скажите, чтобы вас кто-нибудь подменил, — попросил Ванечка. — Объясните, что у вас обед с президентом России. Ведь не звери же вокруг — должны понять.

— А мне поверят? — спросила Людка.

— Не поверят — пусть подойдут сюда. Я им удостоверение покажу, — улыбнулся Ванечка.

— Подождите тогда немножко, я сейчас.

Людка подошла к подружкам, поговорила с ними, потом вернулась к президенту.

— Хорошо, — сказала она. — Только недолго.

— Конечно, недолго, — согласилась Ольга.

Людка сняла форменную жилетку, спрятала ее под прилавок, провела пару раз расческой по волосам и повернулась к Ванечке.

— Я готова, — улыбнулась она.

— Пойдем, — пригласила Ольга.

Они спустились в кафе, Серега на расстоянии трех шагов следовал за ними.

— Сережа, — попросила Ольга. — Ты возьми что-нибудь нежирное, пару каких-нибудь салатов, и подходи к нам за столик, хорошо?

— Так точно, — кивнул Серега.

Ольга выбрала столик у окна. На улице прибавилось пешеходов: начинался обеденный перерыв. Ванечка молча смотрел в окно, Ольга с Людкой тоже не разговаривали. Наконец, Серега принес салаты, начали обедать. Людка ела с большим аппетитом, время от времени призывно поглядывая на Ванечку. Президент делал вид, что не замечал ее взглядов и сосредоточенно жевал «Оливье».

Наконец, Людка решила оставить его в покое и обернулась к Сереге.

— Ты что, сердишься на меня? — спросила она.

— Сержусь, — подтвердил Серега.

— Прости, Сереж, — попросила Людка. — Я верю, что ты не такой.

— Не знаю.

— Люд, какой-то у вас акцент странный, — задумчиво сказала Ольга. — Вы что, не из Москвы?

— Не, я из Перми.

— Чувствуется, — снисходительно улыбнулась Ольга. — Пермяк — соленые уши.

— Да какая разница, кто откуда приехал?! — вступился Серега.

— Сереженька, дай мне, пожалуйста, поговорить с Людочкой, — попросила Ольга. — А скажи, Люда, ты здесь давно уже?

— Уже два года.

— В общежитии живешь?

— Да.

— А почему не замужем до сих пор?

— А я не тороплюсь, — гордо ответила Люда.

Ольга кивнула:

— Хотя, наверное, у вас в общежитии сложновато с москвичами. Бедные, — посочувствовала она.

— Да что вы понимаете! — вспылила Люда

— Ой, прости, милая. Я тебя расстроила, да? Прости, я больше не буду. Вань, может, еще кофе закажем?

— Серег, организуй, — распорядился Ванечка.

Серега пошел за кофе, Ольга снова стала расспрашивать Людочку:

— А расскажи, чем ты после работы занимаешься?

— Да у нас работа только в семь заканчивается. Пока придешь, пока приготовишь поесть, пока постираешь — уже сил нет. И спать надо идти, даже телевизор толком не посмотришь.

— И какой только мерзавец придумал эти телевизоры? — вздохнул Ванечка.

— А мне нравится, — сказала Люда. — Можно хоть не думать ни о чем, просто сидеть, смотреть, никто не мешает.

— А подумать-то уже и некогда, — тихо заметила Ольга. — А в выходные ты чем занимаешься?

— Да по-разному. В основном дома сижу, телевизор смотрю. Ну, иногда на дискотеку с девчонками ходим.

Серега принес на подносе четыре чашечки эспрессо.

— Спасибо, Сереженька, — поблагодарила Ольга. — Люд, а скажи мне вот такую вещь: а неужели тебе не хочется сходить в музеи, на выставки, в театр?

— Да мне некогда, — ответила Люда. — Тут же так за пять дней упахаешься, сил уже нет. Только и думаешь: ох, только бы не помереть.

— Да, с другой стороны, если у тебя такая нервная работа… — протянула Ольга. — Нервная ведь, да?

— Да конечно, нервная! Директорша постоянно ругается, житья от него нет, а покупатели какие бывают привередливые — ужас сплошной!

— Понятно, — вздохнула Ольга. — Где уж тут до искусства, в самом деле.

— Ольга Андреевна, может, оно и не надо? — спросил Серега. — Это же...

— Ой, а времени-то уже сколько! — спохватилась Ольга. — Сереж, потом расскажешь, хорошо? Нам уже бежать надо.

Серега кивнул и стал собираться.

— Ну, счастливо вам, — поднялась Людка.

— Пока, — Серега быстро поцеловал ее. — Я к тебе забегу сегодня вечером.

— До свидания, — сказала Ольга.

Людка убежала в бутик, Серега и Ванечка проводили ее взглядом. «Красивая задница», — подумал Ванечка.

— Пойдем? — спросила Ольга Ванечку.

— Ага, идем.

Они вышли на улицу и направились к следующему магазину.

— Девушка, конечно, хорошая, — сказала Ольга, — только уж очень простая.

— Да, как-то глубины в ней не хватает, — согласился Ванечка.

— Уж настолько простецкая внешность — никакого шарма!

— Она же красивая? — недопонял Серега.

— По-моему — совсем некрасивая, — сказала Ольга. — Совершенно ничего особенного. Очень кукольная внешность. И потом — ну о чем с ней говорить, а? Ну о чем? Ты-то парень молодой, интересный, тебе надо наверх идти, руководить. А она? Пф... — выдохнула Ольга, показывая, как мало стоит Людочка. — И я тебя уверяю — она такой останется навсегда. Навсегда!

— Короче, не пара она тебе, — заключил Ванечка.

Серега мотнул головой, показывая, что не согласен.

— Не пара, не пара, — подтвердил Ванечка. — Но это ничего, другую найдем. Мало ли в Москве девок-то?

— Ну, может быть, — согласился Серега.

Они дошли до магазина.

— Оль, тебе сколько денег дать? — спросил Ванечка.

— Зачем? Оставь, все уже оплачено, — ответила Ольга.

Она пошла в магазин, а Ванечка с Серегой устроились в скверике на скамеечке. Солнце пекло еще довольно сильно, осень только начиналась. Мимо скамейки неторопливо прошла фигуристая тетка с сумками, похожая на доярку из какой-нибудь маленькой деревеньки Березкино Саратовской области, где по утрам все тихо и спокойно, где пахнет свежей травой и речкой, где можно просто жить и быть счастливым. На скамейке у подъезда сидели бабки, на качелях веселились дети.

— Что у нас на сегодня? — спросил Серега.

— От Оли зависит, — ответил Ванечка. — Может, в кино пойдем, может — в гости.

— Ага, — кивнул Серега. — А вы сегодня не выспались, что ли? По-моему как-то постарели, — сказал Серега. — Не выспались?

— Эх, Серега, да на моей работе неделя за год идет, — улыбнулся Ванечка. — Сегодня пятнадцать, через месяц — девятнадцать.

— А чего за работа-то? — спросил Серега. — Мы же вроде ничего не делаем.

— Сделаем, сделаем! — пообещал Ванечка. — Погоди чуть-чуть — будет еще много интересного.

Они поговорили о погоде, потом о джинсах, потом о новой «Волге» — да мало ли о чем говорят люди, чтобы убить время. Мне приходилось говорить о породах собак с деревенскими девушками, о типах конвейеров с инженерами, о сортах водки с пенсионерами, о перестройке с домохозяйками — и все это длилось часами, и не было интересно ни мне, ни им. А потом оглянешься — день убит, ночь пришла, пора спать. Завтра все можно начать по новой.

Наконец, из магазина вышла Ольга. Она была уже в новом красном платье.

— Как, идет мне? — спросила она, повернувшись перед Ванечкой, чтобы он мог лучше разглядеть ее.

— Потрясающе! — восхитился Ванечка.

— Очень красиво, — поддержал Серега.

Ольга повернулась перед ними еще раз, чтобы показать всю красоту платья.

— Хорошо, мальчики, встали, пошли. Нас уже ждет Игорь Юрьевич.

— Зачем? — удивился Ванечка.

— Милый, сегодня суббота, поедем на дачу. Премьер-министр приглашает, нельзя отказываться.

— Что мне премьер-министр, когда я сам президент, — проворчал Ванечка, послушно садясь, однако, в машину.

Глава 9

Доехали до дачи быстро: гаишники перекрыли движение по всему пути следования Ванечки, и под дружную ругань застрявших в пробке водителей машина президента промчалась по Москве.

Постовой у ворот, увидев гостей, отдал честь. Сразу же из калитки выбежал Игорь Юрьевич в тренировочном костюме и радостно закричал:

— Здравствуйте, здравствуйте! Сюда, вот сюда, направо заворачивайте. Да направо, да.

Машина круто вывернула, чуть не сбив столик в огороде, и остановилась напротив входа в дом. Игорь Юрьевич быстро подскочил, открыл к заднюю дверцу и предложил руку Ольге:

— Добро пожаловать, Ольга Андреевна.

— Здравствуйте, — Ольга выпорхнула из машины, едва коснувшись руки премьера. — Хорошо тут у вас.

— Правда, хорошо? — подозрительно спросил Ванечка из машины. — Дай-ка, и я тогда вылезу.

Премьер предложил ему тоже руку.

— Спасибо, я сам.

— Как у вас здесь все красиво! — восхитилась Ольга. — Такой замечательный сад, воздух совершенно изумительный! Чувствуешь, Вань?

— Угу, — кивнул Ванечка.

— Сереженька, ты в машине подожди нас, пожалуйста, — попросила Ольга.

— Как скажете, — согласился Серега.

— Я распоряжусь, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, — сказал Игорь Юрьевич.

— А какой у вас дом прекрасный! — восхитилась Ольга. — Потрясающе, честное слово.

— Да это не я делал, это государственное, — немного смущенно ответил Игорь Юрьевич. Ванечка все же заметил, что комплименты премьеру нравятся.

— У вас здесь очень красиво, — похвалил Ванечка.

— А вот жена моя, — представил премьер, — Татьяна Дмитриевна.

Татьяне Дмитриевне было уже далеко за пятьдесят. Лет двадцать назад ушла ее красота, а спустя еще десять лет исчезли и следы красоты, так что сейчас перед Ванечкой стояла обычная толстозадая тетка. Все, что было в ней своего, индивидуального, все давно уже обесцветили, подстригли, закрасили, выдернули, вытравили. Жизнь хорошо поработала над ней: косметика, пластические операции, откачка жира, дети, быт, глянцевые журналы, газеты и телевизор не оставили от Татьяны Дмитриевна ничего. И теперь, к пятидесяти, все было чужое: и лицо, и фигура, и мысли.

— Здравствуйте, — улыбнулся Ванечка. — Очень рад.

Татьяна Дмитриевна тоже была рада.

— Ну что, — предложил Игорь Юрьевич, — хотите пройти в дом или будем сидеть в саду?

— В саду, в саду, — попросила Ольга, — ну пожалуйста. Здесь так красиво! Скажите, а что это во-о-он там у вас такое, яблони?

— Яблони, — кивнул Игорь Юрьевич.

— Как замечательно! — восхитилась Ольга.

Они пошли по дорожке к беседке. Все, что видела Ольга, ей нравилось: видела она березку — восхищалась березкой, видела качели — радовалась качелям, видела забор — улыбалась и забору. Все было чудесно, восхитительно, замечательно и удивительно. Хозяева млели от похвал, Ванечка молчал.

В беседке уже был накрыт стол, еды хватило бы на двадцать человек.

— Нет, — сказал Ванечка, — я есть не буду.

— Иван Максимович, как же так? — удивилась Татьяна Дмитриевна. — Ну попробуйте хоть немножко. Садитесь, садитесь.

— Да мы только что ели! — ответил Ванечка, усаживаясь за стол.

— Иван Максимович, ну пожалуйста, ну что вы? Только посмотрите, здесь столько всего: хотите, вот, плов, например, или картошка с грибами. Хотите?

— Нет, нет, спасибо.

— Ну хотя бы заливную рыбу попробуйте! У нас повар из Болгарии, готовит — пальчики оближете.

— Да мы сытые, честное слово.

— Тань, да что ты пристала к человеку? — пришел Игорь Юрьевич на помощь Ванечке. — Видишь же, он не хочет.

— Ай, Игорь! — отмахнулась Татьяна Юрьевна. — Чего ты это... — Татьяна Юрьевна взмахнула рукой, пытаясь показать «это». — Иван Максимович, ну хоть вина выпейте. А то как-то не по-русски совсем: гости приехали, и даже не попробовали ничего. Можно подумать, что мы плохо готовим.

— Хорошо, давайте вина, — сказал Ванечка.

— Ольга Андреевна, а вы что же не садитесь? — спросила хозяйка. — Присаживайтесь вот рядом с Иваном Максимовичем. Игорь, крикни там, чтобы принесли салат. Садитесь, Ольга Андреевна.

Еще долго она распоряжалась, кому куда сесть, что положить и что выпить, но, наконец, все успокоилось, и Игорь Юрьевич начал говорить первый тост:

— Скажу честно, — произнес он, задушевно глядя на Ванечку, — мне очень приятно, что вы стали нашим президентом. Вы, с вашим умом, с вашей открытостью, с вашим сопереживанием народу — вы будете прекрасным президентом, я твердо верю. Ведь, понимаете, главное в президенте — это не реформы. И не законы, и не заместители. Главное, чего нам сейчас не хватает — это идеи, духа. Сейчас все только одним и заняты: купи-продай, обмани, укради. Без всякой оглядки на будущее, на прошлое, живут только сегодняшним днем. А ведь нужно, чтобы люди понимали, зачем они живут. Должна быть какая-то цель, понимаете? И я верю, что вы своей чистой душой и верой в будущее сможете найти такую цель. За вас, Иван Максимович. Ура!

— Ура! — крикнули дружно Ольга, Серега и Татьяна Дмитриевна. — Ура! Ура!

Ванечка смущенно кивнул и выпил.

Потом пошли новые тосты. Пили за все, что связано с президентом: за его ум, за родителей, за здоровье, за честность, за откровенность, за культурность, за приверженность вечным ценностям — за все.

После третьей бутылки вина Ванечка перестал обращать внимание на окружающих. Президент что-то бормотал, глядя на скатерть, о каких-то светлых перспективах, о красоте и богатстве страны, о духе, о братстве и возрождении. Речь его становилась все тише и тише. Наконец, Ванечка опустил голову на руки и заснул, сладко посапывая во сне, как сытый и довольный младенец.

Глава 10

На следующий день было почти то же: магазины, открытие больницы, прием в эстонском посольстве. Потом был следующий день, и еще, и еще.

Ванечка проснулся, повернул голову и посмотрел на Ольгу. Она спала на спине, чуть приоткрыв рот, дыхание у нее было спокойное. Ванечка повернулся тоже на спину и стал вспоминать. Он вспомнил все, что он делал за последние несколько дней: ходил по магазинам, в кино, в театр, по гостям, гулял в парке, ел, смотрел телевизор, убирал квартиру, читал газеты, спал. И все время он был с Олей, только почему-то почти не говорил с ней. Вернее, говорил, конечно: «Дай, пожалуйста, ложку», «Куда пойдем?», «Что будем есть?», но именно что говорил, а не разговаривал. Дни все были тусклые, словно старые серебряные ложки. «И что, — подумал Ванечка, — вот это и называется семейная жизнь? Времени уже половина второго, а я до сих пор не встал».

— Оль, — позвал он. — Может, что-нибудь такое сделаем, а?

— А? Что?

— Ну открой глаза, солнышко, проснись!

— Что? — Ольга повернулась к нему.

— Давай что-нибудь сделаем сегодня, а?

— Что сделаем?

— Ну, что-нибудь такое! Ведь скучно же так! Нужно, чтобы было интересно, чтобы было весело!

— И как ты себе представляешь?

— Как? — Ванечка сел в кровати и воодушевленно сказал:

— Переделаем все вокруг: перепашем, перестроим Москву, сделаем нормальные дороги, все почистим, покрасим, побелим. Мы оставим после себя след, и потомки будут хвалиться нашими делами за столом в грязной пивной.

— Ох, какой глупый, — Ольга закрыла глаза и повернулась к нему спиной. — И что тебе неймется? — проворчала он. — Стал ты президентом — так и развлекайся всласть. А ты придумываешь, придумываешь.

— Все так и будет, я тебе обещаю! — сказал Ванечка. — Народ нам еще спасибо скажет.

Ольга повернулась к нему лицом и устало спросила:

— Какой народ?

— Ну, какой? — удивился Ванечка. — Русский, конечно. Бабки там, крестьяне, рабочие, инженеры. Впрочем, нет, инженеры — это уже не народ.

— Какие бабки? — спросила Ольга.

— Ну, как это «какие»? Бабки — они и есть бабки.

— Бабушка твоя, что ли?

— Нет, при чем тут бабушка? Вообще бабки. Ну, должны же быть в России бабки, не может же страна прожить без бабок. Вот телевидение, радио, газеты — ведь для кого-то же все это делается?

— Не знаю никаких бабок, — Ольга отвернулась опять к стене и попыталась заснуть.

— Эй, погоди! Что ты сразу отворачиваешься? Не знаешь — так давай съездим, посмотрим. Узнаем, как они живут.

— Поезжай, если тебе хочется.

— Хорошо! — Ванечка вскочил с кровати.

— Ты что, серьезно собрался смотреть на народ?

— Ну конечно!

— Ну тогда хоть охрану возьми — кто его знает, чего ожидать от этого народа.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Ванечка. — Собирайся.

Он подхватил трусы и побежал в ванную. Мысль посмотреть на жизнь простого народа заставляла его торопиться.

У дома на лавочке переговаривались две бабки: Галина Егоровна и Евдокия Михайловна.

— Видала? Дашка опять из ларька побежала, — сказала Галина Егоровна.

— Видала, — кивнула Евдокия Михайловна. — Это она за водкой бегала.

— Опять деньги будет просить. Я им в прошлый раз дала десятку, так теперь уж не знаю, когда отдадут.

— Ну и дура, раз дала. Дашка-то денег вообще никогда не возвращает. Вот соль или луковицу — это да, это она обязательно вернет. А деньги — нет, деньги не отдаст.

— Сучка крашеная, — беззлобно сказала Галина Егоровна.

— Ой, ты глянь! Машина-то какая, Егоровна!

Обе бабки удивленно уставились на подъезжающую «Чайку».

— Брежнев, что ли, ожил? — в замешательстве сказала Евдокия Михайловна.

— Да какой Брежнев?! Ты что?! — испуганно закричала на нее Галина Егоровна.

«Чайка» в сопровождении двух джипов подкатила к подъезду, медленно открылась задняя дверь, пахнуло рябиной и вышел Ванечка. Бабки на скамейке расслабились:

— Ох, господи, спаси и сохрани, — Галина Егоровна коротко перекрестилась. — Придумаешь тоже: Брежнев ожил! Меня аж чуть кондратий не хватил! Брежнев!

Евдокия Михайловна сделал вид, что не услышала

— В какую это они квартиру собрались, интересно? — сказала она задумчиво.

— К Дашке, наверное. У них всегда гости шастают.

— Жирно больно Дашке таких гостей принимать, — решительно сказала Евдокия Михайловна.

Ванечка под ручку с Ольгой прошел мимо бабок, сзади следовали трое охранников.

— Актриса, наверное, — сказала тихо Евдокия Михайловна.

Ванечка вдруг отнял руку у Ольги и направился к бабкам. Бабки синхронно отвернулись, надеясь, что пронесет.

— Здрасьте, бабушки, — Ванечка встал перед ними.

— Здравствуйте, — бабки повернулись к нему.

— Как дела ваши, как живете?

— Всяко бывает, — ответила Евдокия Михайловна.

— Ivan, pourquoi vous s´occupez de ceux dames anciennes? — нетерпеливо спросила Ольга.

— Ne dérangez pas, je voudrais communiquer avec ma nation.*


*— Иван, охота вам заниматься этими старыми кошелками?

— Не мешайте, я хочу говорить со своим народом. (франц.)

Ванечка сел рядом с бабками.

— А вот скажите: вот как там зарплаты всякой, пенсии, хватает вам? — проникновенно спросил он.

— Да ничего, не бедствуем, — ответила Евдокия Михайловна.

— Нормально, — кивнула Галина Егоровна.

— Вот так прямо всего и хватает? — Ванечка хитро посмотрел на бабок.

— Ну, больше-то не помешало бы, — сказал Евдокия Михайловна. — А то что же такое: в магазин сходить — уже триста рублей. И ведь ничего же не купила — а триста рублей нет.

— Мало, мало, — поддержала ее Галина Егоровна. — А в аптеку иной раз зайдешь — тоже рублей триста да уйдет, да. Лекарства-то нынче вон как дороги, просто ужас.

— Разберемся, — кивнул Ванечка. — С лекарствами разберемся. Что еще у вас? Не беспокоит ли кто?

— Да нет, нормально все, у нас тут район тихий, — ответила Евдокия Михайловна. — Чтобы буянить или стрелять — такого не бывает.

— Вот разве что Дашка из пятнадцатой квартиры, — сказала Галина Егоровна. — Вчера опять до трех часов ночи кричали, мне-то за стенкой все слышно. И еще десятку вот заняла и не отдает.

— Будет вам, бабушка, десятка.

Ванечка вскочил и радостно крикнул охране:

— А ну, за мной, орлы. Доброе дело будем делать! Оль, не отставай!

Компания быстро рванула в подъезд. Дверь у Дашки была приоткрыта, из квартиры неслась песня «Как упоительны в России вечера».

— Вперед, — скомандовал Ванечка и рванул дверь на себя.

Никогда в этой квартире не жили обычные люди. Никогда и никто не оклеивал стены обоями, не застилал пол досками, не заставлял ее мебелью, не стелил ковров, не вешал картин. Там было голо и пусто. Ванечка с грустью посмотрел на бетонные стены, на раздолбанную магнитолу в углу, на пол, заваленный грязным хламом: порванной одеждой, газетами, пустыми бутылками, пакетами, огрызками.

— И так живет мой народ, — печально сказал он. — Да посмотрите вы, наконец, до чего доводят людей в моей стране!

Ванечка подошел к засаленному топчану, на котором спала Дашка, и опустился перед ней на колени

— Вставай, родная, кончилось старое время, — сказал он.

Дашка что-то промычала и лениво махнула рукой.

— Встань, хорошая, — попросил Ванечка. — Пришло новое время, видишь, я перед тобой.

— Выпить есть? — спросила Дашка.

— Нет, и не надо тебе. Ты разве не видишь: мы теперь одной крови: ты и я. Я пришел тебя спасти.

Дашка повернулась к нему спиной.

— Ну что ты спишь? — Ванечка сел рядом с Дашкой и ласково погладил ее по голове.

— Иди ты на хуй, — ответила Дашка.

Ванечка растерянно оглянулся на Серегу. Что делать с этим существом, бывшим когда-то женщиной, он не знал. Конечно, Ванечке хотелось ударить его, отомстить за оскорбление, но ведь не виновата была женщина, что стала такой. Это гады довели ее, продали Россию по частям и в розницу, споили народ, довели страну до ручки. Нужна власть, сильная власть, а народ надо любить.

— Серега, помой ее, — скомандовал Ванечка. — Оль, иди сюда.

Серега увел Дашку в ванную, Ольга села рядом с Ванечкой на топчан.

— Мы ее вымоем, — сказал Ванечка. — Вылечим, у нас она бросит пить — это я тебе точно говорю. Найдем ей работу какую-нибудь. Ведь зачем-то она родилась на этот свет: может, она гениальный повар или хорошая портниха. Главное — найти это предназначение и реализовать, после этого человек сразу изменится.

Ольга промолчала. Ванечка поцеловал ее руку и ласково улыбнулся.

— С ней все будет хорошо. И десятку она бабке отдаст, и жить будет интересно. Это я обещаю. Нужно только водку запретить, и все изменится. Это же ужасно: люди жить нормально не могут, только и думают об этой отраве! Русский человек с молоком матери всасывает, что пить нужно по любому поводу: за рождение, за упокой, за Новый год, за встречу, на посошок, от скуки. А после водки — известное дело — драться. Вот у нас, в России, все тюрьмы переполнены. И что, кто там, по-вашему, сидит? Уголовники? Васька Косой да Петька Одноглазый? Не-е-ет! Там сидит слесарь шестого разряда Иван Михайлович Большеруков, который по пьяни ухайдокал своего дружка, плотника пятого разряда Николая Алексеевича Ковригина. Или заслуженный водопроводчик Антон Васильевич Сапогов, который на праздновании серебряной свадьбы взял да и двинул гирькой свою жену, швею-мотористку Анну Семеновну Сапогову. Верно я говорю, Оль?

— Верно, — согласилась Ольга.

— А сколько в России травматизма? По улицам ездить страшно — обязательно пьяный под колеса бросится. И гибнут, мрут тысячами, как мухи: под машинами, на железной дороге, в метро. И все считают, что это нормально. А и правда, что тут такого ненормального? — саркастически сказал Ванечка. — Ну, выпил человек, попал под поезд — так с кем не бывает? Да? Зато повеселился, водочки выпил. Правильно? — спросил он охрану.

— Так ведь принято пить, — сказал охранник.

— А вот не надо, чтобы так было принято! — Ванечка вскочил на ноги. — Запретить к чертовой матери весь алкоголь. Пиво только после двадцати одного, водку — одну бутылку в руки. Импорт спиртного запретить. Закрыть все водочные заводы! Кроме, разве что, «Кристалла»: для фуршетов, банкетов — словом, для официальных мероприятий.

Ольга уважительно смотрела на президента. «Откуда это в нем такая хватка?» — подумала она.

— В общем, сделаем так, — скомандовал Ванечка охранникам. — Приведете Дашку в божеский вид и сдайте в ближайшее ЛТП. О результатах доложите.

— Так точно, — отрапортовал охранник.

— Пойдем, — Ванечка кивнул Ольге. — Хватит уже тут смотреть. Серега! Выходи из ванной! Ехать пора.

Они вышли из квартиры.

— Ты — умница, — Ольга чмокнула Ванечку в щеку.

— Да, я такой, — улыбнулся он.

У выхода из подъезда Ванечка подошел к Галине Егоровне и протянул ей десятку.

— Это вам за Дашку, — сказал он. — Живите счастливо.

— Дай бог вам здоровья, — горячо сказала Галина Егоровна.

Глава 11

— Ну что, куда поедем? — спросил Серега.

— Поезжай прямо, — ответил Ванечка. — Просто едь и едь. Хорошо?

— Ага.

Ванечка повернулся к Ольге:

— Ну что, любимая, как тебе народ? — спросил он.

— Может, поедем в ресторан? — предложила Ольга.

Серега затормозил на светофоре.

— Оль, — позвал Ванечка. — Ты посмотри, какой дом! Брюхо синее, а морда коричневая. И крыша чуть не в Женеву поехала. Ты глянь!

— Да у нас таких много, — сказала Ольга.

— А, ты не понимаешь! — Ванечка стал заинтересованно смотреть в боковое окно. — О, глянь, морда какая! Как с похмелья перекорежило!

Серега снова затормозил. Впереди стояла почти сотня машин, сзади остановились «Джипы» с охраной, за ними сразу же пристроился еще десяток автомобилей. Возникла обычная московская пробка.

Ванечка отвлекся от окна и наклонился к Ольге.

— Что мое солнышко хочет? О чем ты задумалась?

— Ни о чем, — ответила Ольга.

— Не понимаю я этого. Вот как можно сидеть и ни о чем не думать? — удивился Ванечка. — Я вот всегда о чем-нибудь думаю. Что машин вокруг много, что все здания разные, как бабки на базаре. Понимаешь?

— Ну, не знаю я, о чем я думаю! — ответила Ольга. — Ясно?!

Ванечка махнул на нее рукой и отвернулся. За окном было видно все те же вставшие в пробке машины. Ванечка нахмурился и беспокойно заерзал.

— Скоро там еще? — спросил он Серегу.

Серега только пожал плечами. Ванечка тяжело вздохнул: сидеть спокойно было ему невмочь. Надо что-то делать, куда-то идти, что-то говорить, о чем-нибудь думать, а вот так просто сидеть и ждать — о, господи, да лучше умереть!

— Что-то душно, — сказал Ванечка. — Дай-ка я окошко открою.

— Да там газы, Иван Максимович, — предупредил Серега.

— А что делать? Что тогда делать? Серег, может, поехали на природу, а? Поехали в лес, соберем там грибов, пожарим! Я знаешь, какую картошку с грибами умею делать — огого!

— До леса часов пять ехать, — предупредил Серега.

— Как часов пять? — удивился Ванечка.

— Мы ж в Москве.

— И что, куда бы я не поехал — всюду будет Москва?

— Конечно!

— Что, вообще всюду Москва? И на север, и на юг, и на восток, и на запад — всюду?!

— Да.

— Ох, Господи. Что это за Москва такая, а?! Растеклась по стране, как нефтяная лужа.

Серега промолчал.

— Нет, это дело надо менять, — решил Ванечка. — Должна быть какая-то граница. Это точно.

— До Смоленска еще далеко, — пошутил Серега.

— Еще чего не хватало — чтобы Москва до Смоленска расползлась! — возмутился президент. — Нет, нет, надо что-нибудь придумать.

— Может, все-таки поедем в ресторан? — предложила Ольга.

— Ну, можно, — кивнул Ванечка.

Они бросили машину, позвали охрану и пошли в ближайший ресторан.

Самые лучшие столики были заняты, пришлось сесть рядом со входом, у окна. Обслужили президента очень быстро, но еда Ванечке не понравилась:

— Невкусно, — поморщился он.

— Да вы что, Иван Максимович? — удивился Серега. — Ведь здорово же приготовлено.

— Ну хочешь — возьми еще себе. Мне как-то… — Ванечка скривился, — не идет.

— Случилось что-то? — обеспокоено спросил Серега.

— Да все нормально, — успокоил его Ванечка. — Бери, лопай.

Серега пожал плечами и пододвинул к себе тарелку президента.

— Ешь, ешь, — подбодрил его Ванечка.

Серега жадно отрезал здоровенные кусманы осетрины и отправлял рот, урча от удовольствия. Доев осетра, он жадно выпил кружку пива и отвалился на спинку стула.

— Хорошо, блин, — удовлетворенно вздохнул он.

— Не понимаю, как ты можешь так есть, — Ольга сморщила носик.

— А что я такого сделал?

— Это же просто некультурно.

— А что я?! Я ничего. Иван Максимович, скажите, а?

— Да все нормально, Серег, — успокоил его Ванечка. — Оля, перестань ворчать, если можно.

— Мне просто неприятно, когда кто-то так ест! — сказала Ольга.

— Оль, перестань. Ты еще хочешь что-нибудь? Мороженного, пирожного?

— Мороженного.

— А ты, Серега?

— «Абсолют» у них есть?

— Нет, пить не будем, — спокойно сказал Ванечка. — На носу — антиалкогольная кампания.

— Что, опять?!

— Да, опять. Нам надо бороться за крепость хозяйства. Закажи лучше что-нибудь вкусное.

— Ну, тогда индейку с овощами.

Ванечка небрежным жестом подозвал официантку и заказал две порции индейки.

— И шампанского еще! — потребовала Ольга. — Я пить хочу.

— А можно мне все-таки немного «Абсолюта»? — попросил Серега. — Пожалуйста.

— Хорошо. И «Абсолюта» сто грамм.

Официантка ушла, Ванечка стал смотреть на людей в кабаке. В общем, все было как обычно: за столиком в углу шумела компания мелких бандитов, у окна пожилой азербайджанец угощал девушку вином и пловом, дальше сидели несколько молодых парочек, еще дальше сотрудники «Быстромаркета» праздновали конец налоговой проверки. На сцене парень, похожий на Белоусова, с увлечением выводил: «Как упоительны в России вечера».

— Потанцуем? — предложила Ольга.

— Нет, — отказался Ванечка.

Наконец, принесли индейку, шампанское и водку. Президент налил Ольге шампанского, себе плеснул воды, Серега поднял рюмку с «Абсолютом»:

— Скажите что-нибудь, Иван Максимович?

— За Россию! — улыбнулся Ванечка.

Они выпили. Ванечка попробовал индейку и отодвинул тарелку.

— Невкусно, — сказал он.

— Классная индейка, — восхитился Серега. — Никогда такой не ел.

Ванечка выпил еще воды и задумчиво сказал:

— Надо прекратить в России питье. А и правду — ну почему мы пьем? По телевизору — сорок каналов, Интернета — хоть залейся, книжки, театры, музыка! А мы все пьем и пьем! Почему?

Ольга села к нему на колени:

— Выпей лучше, — она поднесла Ванечке бокал ко рту. — Выпей, родимый.

Ванечка выпил.

— Но все-таки, почему? — спросил он.

— Чтобы расслабиться.

— Так опять же тебе — аутотренинги, восточная медицина, иглоукалывание, психоаналитики. Давай назначим на каждых десять человек по психиатру. Думаешь, поможет?

— Не поможет — как пить дать, — Ольга снова поднесла ему бокал. — Пей, родной.

— Вот оно, опять пить! Ну как не стыдно, а?! Ладно — народ, но мы-то, мы то?! Почему мы так плохо живем?!

— Милый, да не думай ты об этом. Поедем лучше домой!

— Не хочу! — замотал головой Ванечка.

— А на яхте до Финляндии, хочешь? — спросила Ольга. — Ты представь: вечер, багровое солнце, море!

— Где-то я это уже видел, — сказал тихо Ванечка.

— А на Канары хочешь? Там такие пляжи!

— Нет.

— А в Альпы?

— Не то, не то, — поморщился Ванечка. — Это все так обычно, так скучно, скучно. Что, нужно было стать президентом России, чтобы поехать в Альпы? Да в эти Альпы любой немецкий слесарь может съездить!

— И это не так! — рассердилась Ольга. — На Луну лети! Может, там тебе будет нескучно.

— На Луну? — Ванечка задумчиво посмотрел на потолок, потом вдруг плюнул и выпрямился. — Да что за идиотизм-то, а?! Куда не пойдешь, чего не сделаешь — все скучно, скучно. Все уже было, все! Ну хоть что-нибудь новое-то придумайте!

— А чего тебе хочется-то?! — спросила Ольга

— Чего?! — переспросил Ванечка. — Счастья хочу! Хороших дел! Великих свершений!

— Каких свершений?

— Не знаю! Не знаю! Не знаю!!!

— Успокойся, милый, — попросила Ольга.

— Нет, погоди, — Ванечка вскочил на стол. — Сейчас я всем скажу! Братие! — крикнул он. — Что же вы сидите, братие! Друзья, товарищи, военнослужащие! Отечество в опасности!

Все, кто был в зале, повернулись к Ванечке.

— Почему вы так глупо живете?! Что вы здесь забыли — бутылку водки и салат с крабами? Так то же не крабы, а крабовые палочки. Я ел настоящих крабов — у них совсем другой вкус! Вас обманывают, идиоты!

Кто-то бросил в Ванечку бутылкой, он уклонился. Охрана выбросила хулигана на улицу.

— Да люди вы или нет?! — крикнул Ванечка. — Видите ли вы то же, что и я?! Почему вас ни черта, кроме своего брюха, не беспокоит? Ведь родились же мы все добрыми, хорошими, честными! Что же с вами стало, сволочи?! Почему вы предаете и врете, почему не думаете, не работаете, почему ленитесь?! Откуда в вас столько лени, мерзавцы?! Что вы такое великое сделали?! Дом построили, дерево посадили, детей вырастили? Но ведь этого мало, мало, мало!

Все молчали.

— Вы трусы! Вам легче сдохнуть от водки, чем хоть раз подумать! Вы боитесь всего нового! Из вас с рождения выбили все фантазии, с детства затвердили, что вы мы должны быть похожи на остальных! И вот вы и выросли: серенькие, одинаковенькие. Один — лысый, другой — жирный, третий уже болтается на костылях. А где жизнь прошла, зачем прошла? Зачем вы говорите одно и то же? Зачем повторяете чужие слова, зачем жуете чужую жвачку? Что, вкусно вам?

— А самое худшее, знаете что?! Что однажды вы все-таки захотите сделать что-нибудь свое, что-нибудь новое. И тут поймете, что уже не можете! Воображения-то у вас уже нет, оно отпало, как хвост, за ненадобностью. И только тоска, тоска, тоска!!!

Президент плюнул и сел снова за стол. На скатерти остались следы от ботинок.

— Классно сказали! — похвалил Серега.

— Спасибо, — кивнул Ванечка. — А тебе как, Оль?

— Хорошая речь была, — кивнула Ольга. — Как для митинга.

— Но ты же со мной согласна, да?

— Согласна, милый.

— Официант! — позвал Ванечка. — Перемените скатерть.

Скатерть быстро поменяли.

— Самое худшее, что от понимания проблем ничего не меняется, — вздохнул президент. — Господи, уехать бы куда-нибудь, чтобы там спокойно подумать.

— Поедем в Чехию? — предложил Серега.

— Нет, — Ванечка посмотрел на Ольгу. — Что делать, Оль?!

Она не ответила. «Какие у нее черные волосы, — подумал Ванечка. — И сережка золотая. И глаза коричневые. Правильно говорить — карие».

За окном уже заканчивался скучный московский день. Дымка от горящих торфяников постепенно темнела. Через несколько минут на улице уже ничего было не видно, осталось только маленькое серое пятно на горизонте. Потом пятно дрогнуло, блеснуло напоследок и, наконец, пропало.

Ванечка отвернулся от окна, посмотрел на люстру на потолке и подумал, что надо ехать на восток, к солнцу. Взять только Серегу да Ольгу и ехать втроем, ни о чем не задумываясь, в хорошую, лучшую жизнь.

— Я принял решение, — сказал он. — Все или ничего, Руссланд убер аллес.

— Куда это мы убирались? — спросил Серега Ольгу.

— Из Москвы, — ответила она. — Куда же еще?

— Хватит! — Ванечка вскочил и властно простер правую руку. — Довольно смотреть на запад, поглядим на восток! Повернемся к Японии лицом, к Европе задницей! Построим на Тихом океане новую столицу! Хватит нам учиться у иностранцев, сделаем свой Востогорск!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 12

Легко сказать — столицу. А деньги, а рабочая сила, а специалисты — где все это было взять? За последние десять лет все отечественные инженеры улетели на запад, оставшиеся переквалифицировались в коммерсантов. Российский капиталистический паровозик постепенно набирал ход на костях советских специалистов; пассажиры занимали спальные места.

Чтобы не мучаться долго с постройкой, Ванечка решил целиком перенести центр Москвы в Востогорск. С августа начали разбирать дома внутри Садового кольца. Камешек к камешку, кирпичик к кирпичику расфасовывали их молдаване и украинцы в обитые алюминием светло-желтые ящики из березы и отправляли малой скоростью в Новосибирск. Там их уже ждали кладовщики в толстых серых фуфайках. Поплевав наскоро на руки, они перетаскивали все в огромные склады.

В провинции все восприняли идею спокойно, но столица забеспокоилась. Переезжать в Востогорск было жутко и страшно, вся Москва уперлась, не желая осваивать восток. Вековое желание: «На запад, к морю» сводило на нет всю агитацию.

Иностранцы решили, что перенос столицы дело величественное, но бессмысленное, как строительство египетских пирамид или выращивание кукурузы за Полярным кругом. На первом же приеме французский посол рассмеялся в глаза Ванечке, сказав, что такого идиотизма не было даже в советские времена. Слава богу, Россия уже не зависела от Запада, и посла в три часа выперли из страны. Остальные послы сразу присмирели, но все-таки политику президента не одобряли.

Даже правительство оказалось совершенно не готово к переносу столицы. Министры были погружены в повседневные дела: приватизация, национализация, битва за укрепление рубля, реструктуризация долгов — все это было нужно, и даже очень, но все же масштаб этих дел был несравним с масштабом ванечкиного плана. И хотя министры твердо обещали, что приложат все усилия для быстрейшего осуществления мечты, все-таки в их глазах Ванечка видел сомнение.

Только Игорь Юрьевич сразу же проникся идеей Востогорска. Он и соглашался, и клялся, и бил себя в грудь, что все сделает, одолеет, себя не пощадит, но делу послужит. Да и попробовал бы он не бить себя в грудь — разом бы слетел с поста премьера и закончил бы свою карьеру курьером у младшего телеграфиста в какой-нибудь Прокопьевске.

Прежняя власть оставила страну чуть ли не в разрухе, все было плохо: и преступность, и взятки, и нефтяная игла, и спад рождаемости, и разваливающаяся армия, и Чечня, и внешняя политика, и пьянство. Да и люди были плохи, все без исключения: и олигархи, и коммунисты, и менты, и бюрократы. Все жили, как во время чумы: пили, гуляли, стреляли, плакали, снова пили.. Страна была неспособна создать хоть что-нибудь достойное, все думали только о том, что делается сейчас.

Пришлось Ванечке заняться просвещением народа. Нужно было просвещать, убеждать, спорить, писать указы, готовить доклады, произносить речи, проводить совещания, и нести, нести идею в массы.

Серега помогал чем мог: договаривался о встречах, водил машину, приносил документы, организовывал охрану президента, но все равно толку от него было немного. Почти всю агитацию Ванечка проводил сам. Дело двигалось туго, приходилось работать по двенадцать часов в сутки, по шесть дней в неделю. По воскресеньям иногда Ванечке удавалось сходить вместе с Ольгой в ресторан или на балет. Но и развлечения не радовали: всюду теперь Ванечка оказывался в центре внимания. На него смотрел каждый посетитель в ресторане, каждый прохожий на улице, каждый зритель в театре. Даже актеры на сцене говорили не друг с другом, а обращались к нему, к президенту.

Наконец, Ванечка не выдержал, бросил очередной указ на полуслове, кликнул Серегу и поехал на аэродром. Уже в автомобиле он позвонил Ольге:

— Привет, солнышко. Слушай, у меня идея: давай-ка слетаем в Новосибирск, посмотрим, как там дела обстоят на самом деле. А то что-то у меня нехорошее какое-то предчувствие.

— Я сейчас в магазине, — недовольно сказала Ольга.

— Ну вот и замечательно! — улыбнулся Ванечка. — Скупай там все подряд и приезжай на аэродром. И Игорю Юрьевичу скажи, чтобы подъезжал, поглядим. Все, пока, Оль, — Ванечка выключил телефон.

Уже через пять часов самолет приземлился в Новосибирске. Застегивая на ходу строгий серый плащ, Ванечка вышел из самолета, глянул вниз на десять чиновников в одинаковых черных пальто, и остановился на первой ступеньке трапа. Холодный ветер разметал его редкие волосы, над головой низко шли тучи. Ванечка недовольно погладил морщину в углу рта и грустно усмехнулся: «Прощай, молодость, — подумал он. — Укатали сивку кривые горки. Стали мы теперь все одного возраста».

Тут Ванечка все-таки преувеличил: за полтора месяца президентства он постарел на пятнадцать лет, и теперь ему только-только перевалило за тридцать. Встречающим же было больше сорока, все они были строго и неприметно одеты, держались уверенно, снисходительно улыбались окружающим, но смотрели внимательно и цепко. А самое главное — лица: белые, жирные, холеные, похожие на задницы лица. Ни одной резкой черты не бывает на таком лице-заднице, ни одного резкого движения, все закруглено и плавно, только мягко подрагивает оно при смехе, уверенном и раскатистом хохоте хозяина жизни.

Ванечка плюнул с досады, взял Ольгу под руку и начал спускаться по трапу. Серега с Игорь Юрьевичем шли на два шага позади.

— Ура! Ура! Ура! — дружно крикнул почетный взвод караула.

Мэр Новосибирска дождался, когда Ванечка сойдет на землю, после чего протянул ему руку и представился:

— Николай Станиславович.

— Иван Максимович, — Ванечка крепко пожал протянутую ему руку и внимательно взглянул мэру в глаза. Мэр честно и преданно смотрел на него, не отводя взгляда.

Одного за другим Николай Станиславович представил всех местных чиновников. Впрочем, их имена Ванечка сразу же забыл, сосредоточившись только на мэре.

— Как настроение? — спросил Ванечка.

— Боевое! — воскликнул Николай Станиславович. — Надо будет — что хочешь сделаем!

— А погодка-то, я смотрю, вас не жалует.

— Совсем не жалует, — кивнул Николай Станиславович. — Но зато время-то какое! У нас сейчас такой начался подъем — не поверите! Все что-то строят, учатся, работают, у людей энтузиазм проснулся.

— Еще бы, — поддакнул маленький чиновник, — долго мы искали национальную идею, народ без этого не может. А тут — нашли, наконец.

— Да мы теперь всю Россию перевернем, — воскликнул толстенький чиновник.

— И еще и другие страны тоже! — поддержал чиновник с проседью.

— Нас теперь не остановишь, — уверенно сказал чиновник с лысиной. — Гениальная идея — обратиться на восток, к истокам! Это — невероятно!

Ванечка смотрел на них и тосковал все больше. «Господи, — подумал он. — Если эти люди радуются моей идее — значит, что-то неправильно в идее. Если они за восток, значит, я за запад».

— И что же, все хотят на восток? — недоверчиво переспросил он.

— Да, все до единого!

— Мы бы сами все с большой радостью поехали!

— Все, все, — вразнобой заговорили чиновники.

«Странно», — подумал Ванечка.

— Иван Максимович, — попросил Николай Станиславович, — может, поедем? Законодательное собрание уже в полном составе, готовы вас слушать.

— Ну, давайте поедем, — неуверенно сказал Ванечка.

— Вот тогда сюда, пожалуйста, — Николай Станиславович показал своей белой холеной ручкой на черный «Мерседес». — Вот здесь вам должно быть удобнее.

— Пойдем, Оль, — Ванечка взял Ольгу за руку и пошел к машине. Серега и Игорь Юрьевич направились за ним.

Глава 13

Дорога до города была плохая, автомобиль потряхивало на швах и колдобинах, звенели бутылки шампанского в багажнике. Все молчали, глядя на президента. А Ванечка печально смотрел в окно на серые девятиэтажки, на пустыри, на чахлые запыленные кусты, на железные вышки, на прохожих в одинаковых серых куртках и думал, что ничего, ничего его с этими людьми не связывает. И не хочется ему стараться, тратить время и здоровье на то, чтобы улучшать жизнь этих людей, как не хочется улучшать жизнь зулусов или алеутов. Может быть, это и неправильно, глупо, эгоистично, но... Грустно как-то, печально, серо...

— Вань, что с тобой? — спросила Ольга.

— А? Чего? — Ванечка встряхнулся, отгоняя морок. — Тьфу, дрянь какая-то в голову лезет! Даже работать не хочется! Серег, долго нам еще ехать?

— Примерно еще полчаса, наверное.

— Давай побыстрее как-нибудь, — приказал Ванечка. — Игорь Юрьевич, ты мне речь-то приготовил?

— Да, да, — премьер заворочался на переднем сидении. — Сейчас, — он достал из портфеля пять картонных карточек. — Здесь все, что нужно.

— Добавь еще... — Ванечка наклонился к Игорю Юрьевичу и что-то прошептал ему на ухо.

Игорь Юрьевич удивленно глянул на президента, достал из портфеля чистую карточку и стал быстро писать.

— Что ты ему сказал? — спросила Ольга.

— Неважно, — отмахнулся Ванечка. — Потом.

За окном лежал все тот же тоскливый серый пейзаж, впрочем, довольно обычный для любого провинциального города. Президент снова затосковал. Кажется, куда бы он ни приехал: в Саратов или в Новосибирск, в Вологду или Хабаровск, всюду его будут ждать те же чахлые тополя, те же облезлые хрущевки, те же прохожие в мышиных куртках, то же хмурое небо. Серый осенний пейзаж всегда оставался с ним, от унылого сентябрьского дождя при рождении до мерзлой могилы в ноябре.

Наконец, приехали к областному ЗакСу, Ванечка вышел из машины, взял Ольгу под руку и обреченно побрел по ковровой дорожке. Ольга заинтересованно оглядывалась вокруг, приветливо улыбаясь встречающим, словно кинозвезда ожидающим ее поклонникам. Президент скорбно кивнул вахтеру и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

— Как вам наши хоромы? — спросил Николай Станиславович. — Неправда ли, хорошо отремонтировано?

— Да, неплохо, — рассеяно кивнул Ванечка.

— Красиво как! — сказала Ольга. — Скажите, а вот эти барельефы — это что, золото, да?

— Позолота, — сказал Николай Станиславович. — Сами барельефы выполнены из пластмассы, но благодаря уникальной формуле золотой краски, которой они покрыты, смотрятся в точности как настоящие.

— Угу, — согласился Ванечка.

— Как интересно! — сказала Ольга. — А это что у вас за картина?

— «Основание Ново-Николаевска», картина выполнена местным художником Гугушкиным.

— Да вы что?! — удивилась Ольга. — Местный художник? Никогда бы не подумала. Так изумительно нарисовано, почти Репин.

— Это еще ничего, — покровительственно улыбнулся Николай Станиславович. — Вот посмотрите лучше сюда. Видите витраж? Сделан продолжателями дела Михайло Ломоносова, по уникальной формуле восемнадцатого века.

— Невероятно! — воскликнула Ольга.

— Да, — задумчиво сказал Ванечка.

— А вот, обратите внимание, народные промыслы: деревянный сундук ручной работы, выпилен из целого куска дерева без единого гвоздя.

— Вот это да! Нет, ну это же здорово! Вань, правда, здорово?

— Здорово, здорово, — согласился Ванечка.

— А вот это — гордость нашего города и законодательного собрания: древние наскальные надписи и рисунки. Вот здесь, например, изображены охотники, загоняющие мамонта, а снизу надпись: «Моя первая охота».

— Это же сколько лет этому рисунку?! — восторженно спросила Ольга.

— Около десяти тысяч.

— Невероятно! — воскликнула Ольга. — Представляешь, Вань, около десяти тысяч лет!

— Ага, — кивнул Ванечка. — Кстати, а где у вас туалет?

— Ох, простите, — извинился Николай Станиславович. — Вот тут, по коридору направо.

— Подождите здесь, — сказала Ольга.

Президент с супругой проследовали в туалет, оставив удивленных чиновников ожидать в холле. Туалет был небольшой, но чистый, обклеенный белым кафелем с розовыми прожилками. Ванечка и Ольга сели на батарею у окна. Отопительный сезон еще не начался, батарея была холодная.

— Вань, что случилось? — ласково спросила Ольга.

— Грустно мне что-то...

— А почему, милый, что произошло?

— Не хочу я, чтобы они поселились в моем Востогорске.

— Так они и не поселятся.

— Как не поселятся? — удивился Ванечка. — Они же сами сказали, что спят и видят, как только в нем очутиться.

— И ты им поверил? Глупенький, — улыбнулась Ольга. — Конечно, они не хотят туда.

— Так что же они, все обманывают? — удивленно спросил Ванечка.

— Ну конечно, — сказала Ольга. — Разве можно им верить?

— А что?

— Да они же всегда врут. Других чиновников тут просто не бывает.

— Почему врут? — удивился Ванечка.

— Это же очевидно! Вань, ты подумай сам, ну какой им смысл ехать в твой Востогорск? Они же здесь давно обжились, построили дома, завели детей, завязали связи, тут каждый чиновник — царь и бог. На кой черт им какой-то Востогорск?

— Точно! — воскликнул Ванечка. — Фуф, а я уж испугался. Я думал, что-то неправильно придумал. Спасибо, что сказала, солнышко.

— Ты все правильно делаешь, — сказала Ольга. — Ты — умница.

— Ну, пошли тогда, дадим им дрозда!

Они вышли, обнявшись, в коридор. Взгляд Ванечки был светел и ясен, подбородок высоко поднят, плечи расправлены, походка уверенная.

— Пошли, Николай Станиславович, — скомандовал он мэру. — Сейчас мы проведем твоим чиновникам ликбез в политике государства.

Президент быстро прошел к трибуне, жестом заставил сесть депутатов ЗакСа, достал из кармана карточки с речью и включил микрофон.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал Ванечка. — Я очень рад прибыть в ваш гостеприимный город, рад, что вы все собрались здесь и рад, что вы так внимательно слушаете меня. Тема моего сегодняшнего выступления, думаю, будет неожиданной для многих, тем более, что проблема эта обычно замалчивается, но дальнейшее молчание представляется мне пагубным для судьбы России.

Все напряженно слушали, устремив преданные взгляды на президента.

— Я хотел бы поговорить об инородцах, вернее, о представителях некоренных национальностей России. Вы все знаете, что перед нами сейчас стоит трудная задача: заселение и покорение новых земель Сибири и Дальнего Востока.

Ванечка отбросил карточку и добавил от себя:

— А мы что видим?! Населения нет вовсе! Новые площади осваивать не с кем! Чувствую, пора иностранцев привлечь. Что мы боимся всех подряд: индусов, китайцев, американцев? Вы ж поймите — никто нас не изменит, мы как были русскими, так и останемся. Это они, пришлые, обрусеют. Да стоит им вдохнуть наш воздух, посмотреть на нашу природу, окунуться в нашу воду — и враз выйдет из них все иностранное, враз станут они русскими!

Ванечка выпил воды, взял следующую карточку и стал читать:

— Мы живем в трудное, но интересное время. Страна реформируется, меняется, сосредотачивается. Ненужные члены отбрасываются, нужные — укрепляются. Неизвестно, какой будет Россия через десять лет, но ясно, что она будет лучше. И мы на своем скромном участке, на возведении новой столицы, сделаем все возможное и невозможное, чтобы она стала лучше.

Всего через несколько лет прямо из Востогорска поплывут океанские лайнеры, атомные субмарины; всюду, всюду увидят становление новой океанской державы. Мы долго ютились в старой узкой Европе, пришло время выйти на простор. Весь огромный Дальний Восток распростерся перед нами. Перед нами стоит великая цель: заселить и поднять гигантские, необозримые пространства.

Ванечка снова бросил карточку и добавил от себя:

— Бог с ними, с садами на Марсе, нам хватит дел и на Земле.

Чиновники дружно захлопали. В самом деле, было интересно: о рае небесном на земле давно никто не вспоминал. Ванечка продолжил читать:

— Но, конечно, чтобы жить в такой великой стране, надо и самим измениться, — продолжил Ванечка. — Еще много у нас осталось родимых пятен прежнего режима: коррупция, лень, желание прожить на дармовщинку, необразованность, хамство. К сожалению, все эти качества, так сказать, общемировые, и избавиться от них невозможно. Но есть у нас еще один чисто русский порок, с которым мы должны начать борьбу немедленно. Это — пьянство.

Граждане пьют как дышат, часто и порывисто. Утром они просыпаются, опохмеляются — и работа уже отходит, как волк, на задний план. И вот рабочий человек, перемогаясь, плетется на завод, и все ему тускло и постыло, и за проклятые восемь часов он стареет на год. Естественно, — заметил Ванечка, — после такого ему только одно и остается: нажраться, как медведь на зиму, чтобы снять напряжение после трудового дня!

Ванечка взял следующую карточку.

— Мы должны запретить спиртные напитки. Но делать это надо обдуманно, тщательно и последовательно. Было уже, пробовали бороться с пьянством, но получалось плохо: задыхаясь от нехватки спиртного, страна тонула в техническом спирте и тормозной жидкости. Под покровом запрета расцветает преступность: на квартирах открываются подпольные бары и притоны, по дорогам страны колесят бутлегеры, в деревнях самогонщики гонят брагу в промышленных масштабах. Как видите, дело сложное и опасное, но мы должны его сделать. Вот тут у нас сидит премьер-министр, и я при всех вас даю ему задание: Игорь Юрьевич, примите меры.

— Так точно, — отрапортовал премьер. — Сделаем.

— Рад слышать, — улыбнулся Ванечка. — А теперь вещь, которая касается непосредственно уже вас, дорогие товарищи.

Чиновники и депутаты насторожились.

— В то время как вся наша страна напрягается, переворачиваясь с Запада на Восток, — зачитал Ванечка, — мы не можем, не имеем права роскошествовать. В самом деле — народ голодает, а мы живем в довольстве и безделии. Российские бюрократы носит часы швейцарских фирм, а между тем они могли бы с тем же успехом определять время по часам российского производства. А все эти «Мерседесы», «Крайслеры», «БМВ» — это что, не сибаритство, скажете?

В зале одобрительно зашумели младшие депутаты ЗакСа.

— В общем, я решил подать личный пример, — заключил Ванечка. -Я отказываюсь от апартаментов, машины, водителя и переезжаю в деревню «Краснородово» рядом с будущим Востогорском. Надеюсь, что мой пример на вас подействует. Благодарю за внимание.

Президент сошел с трибуны. Депутаты недовольно перешептывались, не смея открыто возразить президенту. Никому не хотелось расставаться с машинами и швейцарскими часами, но сдерживал страх потерять вместе с часами и штаны, и должность. Ванечка шел между рядами, под его взглядом лица депутатов расплывались в верноподданнических улыбках, но в спину ему смотрели со злобой.

Глава 14

В аэропорт Ванечка поехал с малой свитой: Ольга сидела вместе с ним на заднем сиденье, Серега рулил, Игорь Юрьевич развалился на переднем сиденье. Метрах в пяти сзади ехал джип с охраной. Все местные остались в ЗакСе.

— Вызовите вертолет, — приказал Ванечка губернатору на прощание. — Пусть ждет нас в аэропорту с полным баком. А сами будьте здесь, работайте, я скоро приеду — проверю.

— Слушаюсь, — кивнул губернатор.

— Счастливо оставаться, — Ванечка сел в машину. — Серега, поехали в аэропорт.

Провожающие чиновники долго махали президенту вслед.

— Нечего им со мной ездить, — сказал Ванечка. — Лицемеры чертовы. И рожи-то, рожи у них, какие а?! Ох, врезать бы по жопе им, чтобы запомнили, как и что…

— Ты почему со мной не посоветовался? — спросила вдруг Ольга.

— Ты о чем? — не понял Ванечка.

— Почему ты меня не спросил, хочу я ехать в деревню или нет?

— Что-то я не понял, — удивился Ванечка. — А почему я должен с тобой советоваться?

— Но мы же вместе!

— Ну и что? Я, как-никак президент, и мне решать куда мне двигаться.

— А я что, для красоты? Я не игрушка, чтобы меня можно было вот так возить.

— Оль, ну что ты? Поехали в деревню, посмотришь. Там красота такая — просто ни в сказке сказать. Представляешь: деревня, тишина, молочко парное, воздух такой, что можно ложкой хлебать… — сказал Ванечка мечтательно. — Там так спокойно — ни одним Канарам не снилось.

— Не хочу я в деревню! Что я там буду делать?

— Отдыхать, конечно. Гулять, на природу смотреть, книжки читать.

— Я не люблю гулять!

— Ну и хорошо, — улыбнулся Ванечка. — Оль, тебе надо отдохнуть, ты посмотри, что этот город с тобой сделал: вся задерганная, замученная — нельзя же так себя изводить. Надо тебе развеяться. А если не понравится — всегда можно переехать. Хорошо?

— Не хорошо! — огрызнулась Ольга. — Совсем не хорошо!

— Ладно, хватит! — прервал ее Ванечка. — Серега, скоро там еще до аэропорта?

— Еще минут пять.

— Нормально, — Ванечка тронул за плечо премьера. — Игорь Юрьевич, отвлекись на секунду от дороги.

— Да, да, конечно, — премьер заворочался, пытаясь развернуться лицом к президенту. — Секундочку, — он взобрался, наконец, с коленями на кресло и услужливо взглянул на Ванечку.

— Ну что, расскажи, как там дела наши хорошие, — улыбнулся Ванечка.

— Все в порядке, — бодро отрапортовал премьер-министр. — Начали отправлять здания в Новосибирск.

— Не понял! Мы же договаривались, что будут сразу везти во Владивосток!

— Склады во Владивостоке не оборудованы, — Игорь Юрьевич попытался вытянуться под строгим взглядом президента, ударился о крышу и ойкнул. — Да и все равно дорога до Востогорска еще не готова, фундаменты даже рыть нельзя, технику не подгонишь.

— А почему мне сразу не доложили?! Чуть кот из дома — мыши в пьянку? Забыли, кто у вас гарант конституции? Ты понимаешь, что я хоть сей момент могу тебя уволить.

— Честное слово, не знал, — испуганно сказал Игорь Юрьевич. — Простите, Иван Максимович. На карте было написано — есть склады, а сейчас посмотрели — нет совсем.

— Где ж вы такие карты берете?! Ладно, чтобы за осень все перевезли, понятно? Не выполнишь — секир-башка тебе будет от меня лично. Понял?

— Так точно!

— Серега, останови! — крикнул Ванечка. — Вылезай, Игорь Юрьевич, нечего тут рассиживаться. Дела не ждут.

— Слушаюсь! — Игорь Юрьевич вылез из машины, ударившись еще раз об крышу.

— Через неделю жду тебя в Краснородово! Серега, поехали.

Машина тронулась, оставив позади одинокого растерянного премьера на незнакомой дороге.

— Господи, почему все через жопу?! — спросил себя Ванечка. — Почему обязательно надо делать черт знает как? Почему?

— Жизнь такая, — сказал Серега.

— Да ну вас, — президент махнул рукой. — Серег, скажи там по рации, пусть за Игорем Юрьевичем машину пришлют. Жалко его: все-таки пожилой человек.

Ольга одобрительно погладила Ванечку по голове

— Ох, тяжело, — вздохнул Ванечка.

Впереди показался аэропорт.

Глава 15

В Краснородово прилетели уже ближе к вечеру. Солнце медленно садилось за лес, желтели приветственно избы и заборы, пыльная улочка вилась между палисадниками, пахло деревней. Во всем воздухе была рассыпана такая лень, такая сказка, словно никто и никогда тут не страдал, не горевал, не пил, не работал до скотского состояния. А жили все всегда простой жизнью: собирали хлеб, женились, рожали детей, веселились и праздновали. В такой деревне точно не могло быть ни городского горя, ни тоски, ни напряжения. Связь с Россией здесь была только на вертолете или по реке, и поэтому ни суета, ни спешка не посещали деревню. Царили расслабленность и неспешность, плавность и радость — вот она, самая суть деревенской жизни.

Ванечке отвели большую белую избу с видом на реку. В огороде что-то буйно росло, свежеокрашенный забор весело блестел зеленым, у калитки стоял постовой. При появлении президента постовой встал по стойке смирно и отдал честь.

— Все вещи уже занесли, — отрапортовал председатель. — Можете заселяться.

Ванечка кивнул ему. «Слишком толстый, — подумал он, — костюм новый, не доверяю. Надо менять на Серегу».

— Ну, дальше уж мы сами управимся, — сказал Ванечка Сереге и председателю. — До завтра.

Он вошел с Ольгой в избу. Запах стоял в прихожей совсем не такой, который бывает обычно в квартирах: пахло деревом, смолой, известкой. Но был еще какой-то запах, запах чего-то настоящего, естественного, природного. Ванечка посмотрел по сторонам, пытаясь понять, чем пахнет, но не нашел и просто стоял несколько минут, чувствуя себя совершенно счастливым.

— Какое здесь все чистое, — довольно заметила Ольга.

— А, чего? — отвлекся Ванечка.

— Посмотри, как чисто.

— Да, да, — кивнул Ванечка. — Пойдем дальше.

Они вошли в большую светлую комнату.

— Здесь тоже хорошо, — сказал Ванечка, мельком глянув на мебель. — И даже книжный шкаф есть. — А вид ты глянь, какой!

Ольга посмотрела: за окном текла небольшая речка. Из другого окна вид был тоже хорош: сразу за огородом начинался сосновый лес.

— Как красиво! — обрадовалась Ольга. — Вань, ты видишь, как красиво?

— Ага, — Ванечка прошел в спальню.

Спальня была почти такая же, как и в Москве: большая кровать, две тумбочки по бокам кровати и платяной шкаф в ногах. Только здесь не было окон, зато в красном углу висела икона, на которой был изображен какой-то святой.

— И здесь тоже красиво, — сказала Ольга.

— Ага, — кивнул Ванечка.

Они вернулись снова в гостиную, Ольга начала сразу распаковывать вещи.

Ванечка сел у окна и стал смотреть на речку.

— Вот так бы я всегда хотел жить, — сказал он, — тепло, светло, чисто. — Ванечка вздохнул. — Да, Оль?

— Погоди, я убираюсь, — ответила Ольга.

— Ох, женщины! Хватит тебе там ковыряться, пойдем на речку.

— Подожди минутку, я сейчас.

— Женщина! Пойдем, я говорю!

— Вань, подожди, — Ольга раскладывала вещи в шкафу. — Сам же будешь потом говорить: «Где моя рубашка?» А кто ее повесит, если не я?

Ванечка отвернулся к окну. «Блин, я о красоте говорю, а она — о каких-то рубашках», — подумал он с обидой. Солнце заходило, разноцветные облака шли по разрисованному небу.

— Ну пойдем уже, наконец! — попросил Ванечка. — Солнце ведь зайдет!

— Ладно, пойдем.

Они вышли из избы, прошли по дороге и сели берегу речки.

— Как здорово, что ты меня сюда привез, — сказала Ольга. — Как здесь красиво! Ты умный, ты самый умный. Ты мой единственный.

— Правда? — с надеждой спросил Ванечка.

— Правда, — ласково ответила Ольга. — Ты такой молодец, ну просто я не знаю, какой. Ты замечательный! Я верю, у нас все получится.

— Ох, поскорее бы, — вздохнул Ванечка. — Сил уже нет ждать. Постоянно что-то задерживается, что-то отменяется. Вообще не знаю, что делать.

— Будет все, будет, — улыбнулась Ольга.

— Мы построим здесь город, настоящий, красивый, — стал мечтать Ванечка. — Поселимся вместе в Кремле. И наши дети будут про нас говорить: они смогли прославить Россию.

— Далась тебе эта Россия, — вдохнула Ольга.

— Да дело-то не в России, — сказал Ванечка. — Просто хочется сделать что-нибудь выдающееся, понимаешь? Рисовать я не умею, писать тоже — что же, придется руководить.

— Глупый, — ласково сказала Ольга.

— Ну что, женимся здесь? — спросил Ванечка. — Согласна?

— Не знаю — не знаю, — Ольга хитро улыбнулась.

— Ну давай поженимся, ласточка. Где ж еще жениться, как не здесь?

— Я знаю много хороших мест …

— Здесь! Здесь! Да я по глазам вижу, что ты согласна! — засмеялся Ванечка. — Решено, женимся послезавтра!

Ольга кивнула. Они поцеловались и пошли в избу.

Глава 16

Утром Ванечка проснулся от стука в дверь.

— Оль, открой, — попросил он.

— Открой сам, — сказала Ольга.

— Ну открой, солнышко, пожалей меня. Сделай радость будущему мужу...

— Ох, муж...

Ольга встала, накинула халат и пошла открывать.

— Умница, — улыбнулся Ванечка.

В избу ввалился Серега, и сразу все вокруг наполнилось шумом, холодом, весельем.

— С добрым утром, — отрапортовал Серега, отряхивая плащ. — На улице дождь, но в целом — все путем.

— Иди сюда! — крикнул из спальни Ванечка.

— Чай будешь? — спросила Серегу Ольга.

— Буду, — Серега повесил плащ и пошел к спальне. — Я с утра уж так набегался, пока этих деревенских собрал — чуть не сдох.

— Но собрал-таки? — спросил Ванечка.

— Да конечно, всех до единого, — Серега встал в дверях спальни. — Они сейчас в клубе сидят, вас ждут. Речь я вам подготовил, вот, на столе лежит.

— Молодец, — похвалил Ванечка. — Ладно, давай, садись за стол.

— Так, может, я на улице подожду? — спросил Серега.

— Садись, садись, — крикнул Ванечка. — Деревенские, говоришь, в клубе собрались? Курить-то ты им запретил?

— Так точно, только на улице.

— Соображаешь, — довольно сказал Ванечка. — А то провоняют весь клуб, а там ведь женщины и дети. Ох, до чего народ у нас не умеет друг о друге заботиться! А где моя рубашка-то, а?

— Под кроватью, — ответила из гостиной Ольга.

Ванечка залез под кровать: действительно, любимая серая рубашка лежала там, в пыли и мусоре.

— Как же я ее так уронил-то? — огорчился он. — Вот, черт побери, и выйти теперь не в чем. — Он вылез из-под кровати, отряхнулся и открыл чемодан. — Все не то, все не то… — пробормотал он задумчиво. — Оль, как ты думаешь, белая футболка мне идет?

— А штаны на тебе какие?

— Ну, обычные мои, серые.

— Нет, с ними точно не пойдет. Ты ведь еще пиджак поверх наденешь. Что же ты будешь, как тракторист на свадьбе, в футболке и пиджаке?

— Вот черт! — ругнулся Ванечка. — А красная рубашка подойдет? Хотя тут пятно на ней какое-то.

— Да надень ты голубую и не мучайся!

— Точно, — Ванечка быстро оделся, обул узкие черные туфли и вышел из спальни.

— По-моему — ничего, — Ванечка одернул пиджак. — Для деревенского клуба сойдет.

— Нормально. Пей чай, — сказала Ольга.

Ванечка сел за стол рядом с женой и налил себе чаю.

— Ты еще будешь? — спросил он у Сереги.

— Да нет, я уже две кружки выпил, — отказался тот.

— Как вообще народ-то реагирует на присутствие президента? — Ванечка с хрустом раскусил баранку.

— Да ничего, — кивнул Серега. — Гордятся даже. Говорят, теперь газ проведут и всем пенсию поднимут. Тут уже поселились двое у бабы Жени: мужик с телекамерой и девушка, журналисты.

— Твою мать! — президент бросил кружку на стол, чай расплескался по скатерти. — Козлы!

— Не матерись! — прикрикнула Ольга.

— Да, что это такое-то, а?! Ни днем, ни ночью от этих писак отбою нет!

— Перестань ругаться.

— Ладно, ладно, извини, — успокоился Ванечка. — Короче, Серега, этих двух гнать отсюда, чтобы духу их тут не было! Понятно?!

— Слушаюсь.

— И распорядись, чтобы их канал закрыли к… Вообще, короче, чтобы закрыли. Если писак сразу не шугануть, потом отбоя от них не будет.

— Может, не надо так? — спросил Серега. — Девушка очень красивая.

— Когда это ты успел разглядеть? — нахмурился Ванечка.

— Да я как узнал, сразу же побежал к бабе Жене. Ленка как раз во дворе курила, ну мы и поболтали.

— О чем? — строго спросил Ванечка.

— Да так, за жизнь. Она хорошенька, улыбается все время и слушать любит. Мне такие нравятся.

— А ты сразу язык-то и распустил, — посмотрел с укором Ванечка. — Стоило бабе улыбнуться пару раз — ты уже готов все государственные секреты выдать.

Серега прикусил нижнюю губу, как подросток, которого ругают за то, что он щиплет одноклассниц, запыхтел и уставился в стол.

— Ну что ты опять обиделся? — сочувственно спросил Ванечка. — Серег, найдем мы тебе невесту, найдем, обещаю. Только не сейчас, ладно? Ну пойми: неправильная эта журналистка, неправильная.

— Так вы же и не видели ее, — буркнул Серега.

— Да что я их, не знаю, что ли? Хочешь, вон у Оли спроси.

— Все они одинаковые, Сереж, — согласилась Ольга. — Это же их профессия — им нужно нравиться. А внутри они черные, как земля после дождя. Меня одна журналистка обо всем так душевно расспросила: и как я живу, и как крашусь, и какие босоножки надеваю. А потом написала про меня, что я безвкусно одеваюсь и мой дезодорант не сочетается с духами.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Серега.

— Зато я знаю, — твердо сказал Ванечка. — Гони ее в три шеи, вместе с телеоператором. Выполняй.

Серега поблагодарил Ольгу за чай, надел плащ и вышел.

— Как сапогами-то наследил, — заметила Ольга.

— Ну, что поделать, деревня все-таки, — миролюбиво ответил Ванечка. — Да, журналистку надо гнать. Не хочу, чтобы ты ревновала.

— Вот еще не хватало, — усмехнулась Ольга.

— Не будешь?

— Не буду, не буду, — Ольга встала и начала убирать со стола.

— Ну и слава богу, — кивнул Ванечка. — Ты как, идешь со мной в клуб?

— Иди один. Я постираю пока, сготовлю. Может, книжку почитаю. Иди, солнышко.

— Ах ты, лапочка, — Ванечка приобнял жену и поцеловал в щечку. — Хочешь книжки почитать?

— Иди, иди, — улыбнулась Ольга.

— Ну ладно, — Ванечка чмокнул еще раз жену, быстро собрался и вышел.

На улице шел дождь, от вчерашней благодати не осталось и следа: дорогу развезло, жидкая грязь чавкала под ногами, растеклись мутные лужи, некрашеный палисадник разбух и потемнел, дома казались ниже, серое небо уныло висело над деревней и лесом. Пришла скучная тоскливая осень.

Перед входом в клуб молча курили деревенские мужики, рядом стояли солдаты.

— Кончай перекур, — крикнул Ванечка. — Айда все на собрание!

Мужики бросили сигареты в грязь и по одному побрели в клуб. Президент вошел следом за ними, посмотрел на мужиков и баб в зале, улыбнулся и зашагал к сцене. В толпе пронесся легкий шорох: «Президент, президент», громко чихнул какой-то первоклассник в красной кепке, скрипнула входная дверь. Наконец все стихло. Ванечка оперся о трибуну:

— Здравствуйте, — сказал он весело. — Собрались-то все, надеюсь?

— Вроде все, — подал голос с первого ряда председатель колхоза.

— Правильно, больше народу — шире круг, — шутливо одобрил Ванечка.

Он достал из кармана речь, подготовленную Серегой, и стал читать:

— В общем, сами видите, ребята, какие у вас теперь дела: президент с вами поселился. Естественно, у вас теперь вопрос, чем это для вашей деревни обернется, — Ванечка посмотрел в зал: мужики замерли, ожидая продолжения. — Не слышу почему-то согласия! Что, нет такого вопроса?

— Есть, есть, — загомонили мужики.

— И правильно, что есть, — кивнул Ванечка. — Хорошей жизни, поди, ищете? Правда ведь? — Ванечка вцепился взглядом в двух хмурых мужиков во втором ряду. — Ищете?

Мужики опустили головы.

— Ищете... — согласился сам с собой Ванечка. — А ведь хорошая жизнь — вот она, рядом, блестит да сверкает красками. Работать надо, работать, а не воровать и не пьянствовать. Вот тогда у нас и будет жизнь хорошая. А до того времени — все вранье, предвыборные обещания.

От моего переезда сюда ничего у вас не изменится, никаких привилегий у вас не появится. Будете существовать как все, скромненько. Только уже не хлеб растить и картошку, этого у нас и без того хватает, пол-Европы уже завалили, пройти негде. Будете теперь делать новое дело — строить дорогу, рыть котлованы под будущую столицу. Считайте, что одним махом вы переместились из Дальнего Востока в Ближнее Подмосковье.

Мужики и бабы недовольно зашумели.

— Да у нас вся Россия — Подмосковье, только одно — ближнее, другое — дальнее, — шепнул председатель Сереге. — Все под Москвой сидим, под задницей.

— Будете жить, как у Христа за пазухой, — сказал Ванечка. — Полное довольствие мы вам обеспечим, порции будут как у миротворцев в Югославии, не похудеете. Одежда, обувь — все казенное. Плюс зарплата, конечно, пойдет, так что будет у вас все — мама не горюй. Солдат вам в помощь подгоним, технику. Может, кинотеатр в клубе устроим — поглядим. В общем, жить, скорее всего, будет лучше. Вопросы есть?

В зале недовольно перешептывались.

— А главным по всему делу назначаю Сергея Мушкина, — Ванечка показал на Серегу и добавил от себя, — сразу скажу — более подходящего, более ответственного человека на этот пост не найти.

Серега широко улыбнулся в ответ. Ему очень хотелось запрыгать и закричать от радости, но он сдержался и только широко улыбнулся президенту, сказав гордое «Спасибо».

— Ура, граждане! — крикнул председатель, вставая. — Ура!!!

Зал послушно крикнул «Ура», хотя крик вышел нестройный и фальшивый.

— Ну, а чтоб надолго вы запомнили мой приезд, — сказал Ванечка, — приглашаю вас всех завтра на мою свадьбу. Повеселимся, граждане!

— Ура! — снова крикнул председатель.

— Ура! Ураа!!! — закричали все дружно. — Ураа!!!

Глава 17

В одиннадцать утра Ванечка с Ольгой еще только улетели на вертолете в ЗАГС, а гости уже собирались: сначала подошли деревенские, потом приехало областное начальство, последними прибыли пять министров-силовиков: милиционеры, гэбешники и армия, с премьером во главе, плюс еще несколько шишек поменьше: спикер Думы, глава президентской администрации, двое баб из Верховного Суда и патриарх. Думали еще показать свадьбу по Первому каналу, но в последний момент решили не тратиться и снять все сцены в Москве, с двойниками.

Столы для свадьбы решили поставить во дворе: один маленький поперек да восемь длинных вдоль. За коротким столом сели Ванечка с Ольгой, родители Ольги, Серега, министры. За остальными посадили народ.

В соседнем дворе поставили шатер, там организовали большую кухню. С едой не поскупились: вагон холодных закусок, цистерна пива, грузовик осетрины, самолет персиков, ананасов, бананов, яблок, груш и прочих фруктов, две канистры черной икры, стадо молочных бычков под вишневым соусом, стая рябчиков в собственном соку, озера варений и джемов всех сортов, сорок тортов, каждый шириной с тракторное колесо, пироги и кулебяки — без счету.

Подарки были самые разные. Родители Ольги подарили «девятку». Игорь Юрьевич — Ломоносовский сервиз на сорок персон, министры — небольшой вертолет. Деревенские сбросились и подарили президенту пять соседних домов с огородами.

— Дорогой Иван Максимович, дорогая Ольга Андреевна, — сказал премьер-министр. — Позвольте выпить за вас. За вашу теплоту, за вашу дружбу, за то, что вы заботитесь о нас. Будьте всегда с нами, не забывайте нас. И пусть вам удаются все ваши начинания.

— Спасибо, — сказал Ванечка.

Все выпили и дружно принялись за еду — гости специально не ели целый день, чтобы уж теперь съесть на халяву как можно больше. Они передавали друг другу блюда, советовались, что стоит пробовать в первую очередь, что — во вторую. Патриарх стал о чем-то расспрашивать Ольгу, министры были заняты холодными закусками — только на президента никто не обращал внимания.

— Позвольте мне, — попросил слова председатель колхоза. — Дорогие товарищи! Мы все рады, как изменилась наша жизнь в последнее время. Мало того, что наш любимый президент Иван Максимович Крюков поселился в нашей деревне «Краснородово», но он еще и решился совершить в нем самое знаменательное событие в своей жизни: женитьбу. Я от лица всего колхоза и, в первую очередь, от себя лично, спешу поздравить дорогих молодоженов и пожелать им всего самого лучшего, самого интересного и счастливого, что может произойти в жизни. Успехов вам, мира, счастья. Ура, граждане!

— Спасибо, — кивнул Ванечка. — Ура!

— Ура!!! Ура!!! — дружно закричали гости.

— Вы уж не забывайте про нас, — попросил Ванечку председатель. — Я понимаю, что вы потом уедете, вы будете страшно заняты другими делами, но все-таки, пожалуйста, если только можно, вспоминайте хоть иногда этот вечер, этот клуб, нас за столом, березки на улице. А мы всегда о вас будем помнить.

— Спасибо, — сказал Ванечка. — Спасибо большое.

«Странно, ведь сейчас должно происходить что-то особенное, — думал он. — Таинство какое-то... Нет, конечно, не таинство, это я неправильно сказал. Но ведь начинается новая жизнь, в конце концов! Вот это-то должен я как-то почувствовать! Должен же я почувствовать, что что-то меняется! А я почему-то не чувствую — все вокруг как обычно».

— Ты чего такой хмурый? — спросила Ольга.

— Да не, все нормально, — ответил Ванечка.

— Дорогие молодожены! — встрял тут от дальнего конца стола дедушка Ольги. — Я хочу сказать тост.

— Слушаем, слушаем! — поддержал Ванечка. — Дедушка хочет тост сказать.

— Мне, конечно, очень приятно, что вы решили, наконец, оформить свои отношения и, так сказать, сочетаться законным браком.

Лицо Ванечки стало равнодушным и спокойным, как у студента, который слушает долгую и монотонную лекцию о методах статистических измерений при прогнозировании урожая картофеля-сырца во Владимирской области.

— Я, конечно, понимаю, что сейчас это так модно, — продолжил дедушка, — но я все-таки скажу.

— Да, — кивнул Ванечка.

— Я хочу сказать, что в наше время было не принято сначала жить, а потом только выходить замуж. И мне кажется, что это не морально, я подчеркиваю: не морально действовать таким образом.

Ванечка молча кивнул и исподлобья посмотрел на дедушку.

— Конечно, — сказал дедушка, — это хорошо, что вы все-таки исправили свою ошибку и все-таки женились, но все-таки я считаю, что вы поступили в данном случае неправильно. Вот такое мое слово. Хотя, конечно, приятно, что вы женитесь. За молодых!

— Да, за молодых, — поддакнул Ванечка.

— Горько, горько, — стали скандировать гости. — Горько, горько, горько!

— За молодых! — молодецки гаркнул дедушка.

Ванечка и Ольга поднялись и нежно поцеловались.

— Совет да любовь! — крикнула какая-то тетка с дальней скамьи.

— Не обращай внимания, — сказал тихо Ванечка. — Пусть себе делают, что хотят.

Ольга кивнула и снова повернулась к патриарху. «Неправильная свадьба, — подумал Ванечка, — неправильная!» Он положил в тарелку большой кусок осетрины и стал есть. «Невкусно, — подумал он. — А главное — праздника нет. Все как обычно, как у других. Но я-то ведь не другой! Я лучше, чище, умнее, добрее, чем другие! Только почему же этого никто не говорит?» Ванечка посмотрел на Серегу.

— Серег, может, ты что скажешь? — попросил он.

— Да я не умею…

— Что же ты, любимому президенту не знаешь, что сказать? Или ты мне не друг?!

— Друг, Иван Максимович.

— Ну, раз друг — так давай, действуй!

Ванечка встал и громко сказал, заглушая звон вилок и болтовню за столом:

— Товарищи! Сейчас слово скажет мой ближайший друг и соратник Сергей Мушкин.

Все затихли и посмотрели на Серегу. Он встал, смущенно посмотрел на президента и вздохнул.

— Иван Максимович, — сказал Серега. — Я… В общем, спасибо вам, Иван Максимович, что вы есть. Мне с вами хорошо, вы — лучший человек, которого я знаю! За вас!

Гости выпили.

— Хорошо! — засмеялся Ванечка. — Праздник пришел! Хорошо!!!

— Что хорошо? — не поняла Ольга.

— Да ты что, не видишь? Нас все любят! Разве не радость?

— А ты им веришь?

— Конечно, верю! Как им можно не верить?! Ты посмотри на эти лица! Вот на Серегу, на Игоря Юрьевича, на председателя! Ты посмотри — да же разве они врут?

— Как те, в Новосибирске?

— Ай, да ладно тебе, — поморщился Ванечка. — Там были совсем другие люди! Мои за меня — и в огонь и в воду! — Ванечка подумал и добавил: — Мое слово для них — и закон, и Писание на ночь.

— Ну, посмотрим.

— Посмотрим, посмотрим, — хвастливо сказал Ванечка. — Кстати, мы когда будем ребенка заводить?

— Не скоро, — ответила Ольга.

— А что не скоро? Давай быстрее. Меня вот мама в двадцать родила — и ничего, радовалась.

— Не надо мне объяснять про твою маму. Сейчас другое время.

— Да ничего не другое. Терпеть не могу вот эту привычку: не рожать. А ну! — Ванечка встал и громко скомандовал:

— Бабы, у кого меньше трех детей, поднимите руки!

Оказалось, что таких больше половины.

— Ничего себе! Серега! А ну-ка, скажи пару слов насчет детей! Они рожать не хотят!

— Ага, — Серега быстро опрокинул рюмку водки и встал:

— Да что это происходит, а? Вы что, с ума посходили?! Что вы, бабы не рожаете?! Забыли, что ли, как это делается? Глазки вместе, ножки врозь! Кого увижу с презервативом — задушу этими вот руками! Абортариев на кол, на кол! Деды и прадеды наши рожали, и ничего, сдюжили, вас вырастили! А вам по три ребенка в семье завести лень! Почему рожать-то не хотите, бабоньки? Гонору много? Так мы вам этот гонор-то закрутим!

Бабы зашушукались.

— Вы себя усмирите! Ваше дело детей рожать и растить, а не в правительстве сидеть да в космосе летать. Куда на рынок не выйдешь — сплошные черножопые. А русских людей нет. Страна задыхается без молодежи, гниет и умирает без новой крови. Ну нельзя же так, честное слово! Ведь передохнем все к едрене матери без детей-то! Что хотите? Пособия по детям? Сделаем. Медали матерям — героиням? Устроим. Каждой семье с тремя детьми по квартире? В обязательном порядке. Только рожайте, бабоньки, рожайте! Не дайте России заглохнуть!

Бабы молчали.

— Вы ж посмотрите — с юго-запада лезет желтая зараза, с юго-востока — черножопая, с севера уже медведи скоро будут доставать, а нам все кол на голове чеши, никто не перекрестится. Китайцев аж за миллиард, натрахались при Мао Дзедуне, как кролики. Индийцев — тоже близко к тому. Да что там индийцы! В любой турецкой семье — по пять-шесть детей: один в машины ворует, второй с первоклашек деньги собирает, третий с четвертым в детсаду дерется, а пятый — сиську сосет, но уже поглядывает по сторонам.

А у нас что? А?! Ничего нет, одного ребенка родить — уже подвиг, два — великое свершение! Ведь Россия же помирает, бабоньки, Россия! Сделаем все для вас, только родите, родите побольше! Выполните свой долг перед Родиной, — заклинал баб Серега. — Не за себя прошу — за Россию!

— Да ты сам раз такой умный — вот и рожай! — крикнула одна из баб.

Серега смутился и сел на место.

— Кто это крикнул?! — разозлился Ванечка. — А ну, Серега, подать ее сюда!

Серега радостно вскочил и с двумя милиционерами кинулся к гостям. Из-за крайнего стола они выволокли здоровую бабу лет тридцати.

— Ты кто такая? — спросил Ванечка бабу.

— Климова Вера.

— И чем занимаешься?

— Продавщица я, из сельпо, — ответила баба.

У нее были широкие бедра и большая грудь, серьезное и тупое лицо, словно у заупрямившейся коровы. Она была одета, как обычно одеваются старшие продавщицы в провинциальных городах: тупоносые черные сапоги, серое платье, бордовый шелковый платок, несколько золотых колец, золотая цепь и толстые золотые серьги.

— Что-то у тебя золота много, — заметил Ванечка. — Воруешь, небось, да? Ворует она, бабоньки?

— Вроде ворует, — сказала какая-то баба из толпы.

— И сапожки у тебя, я смотрю, у тебя итальянские, и платье не русского покроя. Небось, в сельпо-то таких не завозили, — засмеялся Ванечка.

— Не твоя печаль чужих детей качать.

— А дети-то есть у тебя? — подначил бабу президент. — Где твои детки-то? Все для себя стараешься, думаешь в гроб с тобой хоть полсотенки войдет? Или ждешь, все на потом откладываешь? А не будет этого потом-то, милая: жизнь пройдет, второй тебе никто не даст. Помирать будешь — никто корку хлеба к носу не поднесет, маслом не намажет.

— Это мое дело, — насупилась баба. — Без нормального мужа рожать не буду.

Ванечка призадумался.

— А что это за зверь такой — нормальный муж? — спросил он.

— Чтобы не пил хотя бы — вот какой нормальный, — сказала нагло баба.

— Тоже мне, удивила. У всех пьют, а у нее одной, видите ли, не должен пить. Шиш тебе! А чем мужику-то развлечься? У тебя дела, огород, дети, а ему — чем заняться? С бабами о вязании поговорить? В клубе Тарковского посмотреть? Мужик — он мужиком должен быть. С друзьями собраться, на речку сходить, расслабиться, водочки выпить на природе. Немного, но основательно. Понимаешь?

— Мне такой не нужен.

— Ну хоть взять Серегу моего — а? Чем тебе не кадр?

Баба внимательно поглядела на Серегу.

— Да вроде ничего.

— Ну, вот видишь, — улыбнулся Ванечка. — Будет и тебе счастье. Серега, как она тебе?

— Нормально, — кивнул Серега.

— Ну вот вам совет да любовь. Живите с богом. Выпьем, товарищи!

Все выпили снова. Солнце садилось за дом, время было расходится. На прощание гости крикнули еще раз «горько», Ванечка с Ольгой поцеловались.

— Пора, товарищи, — сказал Ванечка. — Спасибо вам за все: за подарки, за теплые слова, за поздравления. Приходите к нам еще, всегда будем вам рады.

Глава 18

Холостяцкая жизнь Ванечки закончилась, начались семейные будни. В восемь утра президент встал, погладил спящую жену по плечу, оделся, поел, посмотрел в окно — скучно. Поглядел на план развития Востогорска — скучно. Попробовал разбудить Ольгу, но получил в ответ: «Отстань, я спать хочу!», сел за стол и открыл снова план Востогорска. Ванечка прочитал пару страниц и отшвырнул от себя папку.

— А, черт! — крикнул он. — Постовой! Постовой! Позови-ка мне премьер-министра.

Игорь Юрьевич явился через полчаса. Одет он был просто, по-домашнему: в серый вязаный свитер и коричневые штаны.

— Привет, Игорь Юрьевич. Присаживайся, позавтракаем. Извини, разносолов нет, особо угощать нечем.

— Спасибо за приглашение, — премьер сел в углу.

— Что ты там жмешься — садись ближе, — скомандовал Ванечка. — Иди сюда за стол. Оленька, просыпайся, будем завтракать.

Ольга не ответила.

— Спит еще, — прокомментировал Ванечка. — Ну и ладно, будем сами хозяйствовать.

Он заварил быстро чаю и собрал на стол. Со вчерашнего дня оставалось немного колбасы, кусок сыра, хлеб и несколько помидоров.

— И это что, все? — удивился президент. — Вчера же столько жратвы было, неужто все смолотили? Вот дают, черти! — Ванечка весело посмотрел на премьера. — Ты представь, все слопали! Вот сила-то, а?!

— Наверно, с собой унесли, — заметил Игорь Юрьевич.

— Слушай, у меня же вчера пиво было припрятано! — вспомнил Ванечка. — Будешь?

— С утра? — с сомнением сказал Игорь Юрьевич.

— А что такого? Сегодня ведь у нас выходной: медовый день у президента, — горячо убеждал премьера Ванечка, доставая из-под лавки пиво и разливая его по кружкам. — Давай, за встречу.

Они чокнулись, пригубили пива и стали завтракать.

— Ну, рассказывай, что у вас там нового, — приказал Ванечка. — Вчера за всеми этими пьянками даже поговорить времени не было.

— Все как обычно, — ответил Игорь Юрьевич, — можно даже сказать — очень хорошо.

— Ты рассказывай, рассказывай, — подбодрил Ванечка.

— Мы стараемся преодолеть наследие старой власти. Вот документы, кстати, Иван Максимович, надо подписать. Надо создать новую гвардию, с которой можно будет осуществить все задуманное.

— А, ну ладно, — отмахнулся Ванечка. — Кстати, когда Востогорск-то начнем строить? — спросил Ванечка. — Уж полгода прошло, а мы еще и не начали.

— Осень пока, Иван Максимович, до весны ничего делать нельзя. Сейчас, я думаю, надо воспользоваться передышкой и побыстрее изменить правительство. Убрать всех ставленников прошлой власти, которые не дают нам работать.

— Да это — ладно, я согласен, — кивнул Ванечка. — С Востогорском-то что? Совсем ничего нельзя сделать?

— Мы почти полностью перевезли старую Москву в Новосибирск, это уже полдела. Или даже три четверти. Иван Максимович, я вас прошу, вы подпишите указ о смене министров, работать же невозможно!

— Ладно, давай, — президент подписал указ. — Ты мне скажи, что собираешься здесь делать?

— Здесь пока рано строить.

Президент нахмурился.

— Да вы поймите, Иван Максимович, у меня ж самого душа от промедления горит! — взмолился Игорь Юрьевич. — Ну нельзя сейчас котлованы рыть, законы природные не позволяют. Развезло все на тысячи километров вокруг — людей только поморозим! А результата не будет никакого. Здесь ведь леса нетронутые, деревья — во, в три обхвата! — Игорь Юрьевич развел руки, словно пытаясь обнять огромный ствол дерева.

Ванечка задумчиво оглядел премьера.

— Хотелось бы мне тебе верить… — медленно сказал он. — Да не знаю, можно ли…

— Иван Максимович, ведь я же — всей душой с вами! Востогорск — великое дело, гениальная задумка! Вот и надо воплотить ее в жизнь достойно, чтобы потом тысячу лет стояло!

— Не-е-ет! — возразил Ванечка. — Не тысячу лет! Десять, сто тысяч лет простоит! На века! Этот Востогорск — наш навсегда!

— Правильно, Иван Максимович, — поддакнул премьер. — Так и будет.

Из спальни вышла Ольга в коричневом халате и в красных тапочках. Лицо у нее было бесцветное, заспанное и волосы в беспорядке.

— Перестаньте шуметь, — сказала она, зевая. — А-а-ах... Вы с самого утра кричите!

— Прости, дорогая, я больше не буду, — извинился Ванечка.

— Я надеюсь, — Ольга вышла в прихожую.

— Кстати, друг мой ситцевый, как там борьба с привилегиями? — спросил Ванечка премьера.

— Начали с самого верха, — бодро доложил Игорь Юрьевич. — Со всех министров сняли швейцарские часы и продали обратно в Швейцарию.

— Охотно взяли? — поинтересовался Ванечка.

— А мы им по оптовым ценам сплавили. Под двадцать процентов скидки.

— Двадцать — многовато... Хотя ладно, черт с ним, двадцать так двадцать. А дачи?

— Дачи все передали под детские дома, — сказал премьер. — Пусть беспризорники радуются.

— Правильно, — согласился Ванечка, — дети — наше будущее. Для кого мы все делаем, как не ради нас с ними?

— «Мерседесы» все продали в Германию. И если теперь в Москве увидят какой-нибудь «Мерседес» — так сразу его останавливают и везут в Берлин. Пиджаки и галстуки отменили, ресторанов теперь и днем с огнем не сыскать.

— Правильное решение, — кивнул Ванечка. — В ресторанах только деньги прожигать. Антиалкогольная компания как?

— Пытаемся, Иван Максимович. Водку ограничили: по две штуки в одни руки. Сначала были, конечно громадные очереди за водкой. Таких очередей даже при коммунистах не было. Но потом, знаете, все как-то рассосалось: кто на строительство Востогорска уехал, кто — в армию, кого пришлось на пятнадцать суток задержать для выяснения.

— И что, теперь никаких очередей? — спросил Ванечка.

— Да не то чтобы совсем никаких… Но все-таки значительно меньше, чем прежде. Вот только в праздники приходится тяжеловато. На седьмое ноября три винных магазина разнесли по щепочкам.

— Ну, это бывает, — кивнул Ванечка. — Я думаю, надо винные магазины делать из железа. И пускать только по одному человеку. Понятно?

— Так точно, — кивнул Игорь Юрьевич.

— А самогонщики появились?

— Да, — кивнул премьер, — и самогонщики, и бары, и бутлегеры — все как вы предсказывали. Но мы боремся, и довольно успешно: увеличили количество участковых, снова ввели дружинников, регулярно проводим рейды по подозрительным квартирам.

— Снова полицейские меры, — поморщился Ванечка.

— Но вы же понимаете, Иван Максимович, тут уж ничего нельзя поделать. Раз сказав «а» — обязательно надо сказать и другие буквы.

— Не нравится мне это... — сказал Ванечка. Он помолчал немного, потом добавил:

— Хотя, наверное, ты прав.

В комнату вернулась Ольга.

— Привет, Оль, — ласково сказал Ванечка. — Ты с нами будешь?

— С вами, с вами, — Ольга села за стол. — Чай есть?

— Есть, конечно, — сказал Ванечка. — Вот, Оленька, возьми.

— Спасибо.

— Ну, а в основном как у вас? — неожиданно спросил Ванечка премьера и пытливо заглянул ему в глаза. — Как дела?

— Да все вроде бы ничего... — замялся Игорь Юрьевич.

— А что такое? — удивился Ванечка. — В чем проблемы?

— Да все в общем хорошо... Просто... Иногда появляются какие-то странные слухи. Импичмент какой-то...

— Да что же они, с ума посходили?! Меня, президента, в импичмент?!

— Слухи … — вздохнул премьер.

— Ну ахинею развели, прости господи! Импичмент! Да кто его будет объявлять — Дума-то нас поддерживает!

— Такой народ... — пожал плечами Игорь Юрьевич.

— Знаем мы этот народ! Кому-то реформы не нравятся, вот и подбивает людей делать чепуху...

— Это не так! — перебил премьер.

— Игорь Юрьевич, — рассердился Ванечка, — запомни: президент в России — я. И пока я жив — я несу ответственность за эту страну. А раз я несу ответственность — тогда слушай, что я скажу. Понятно?

— Так точно! — премьер выпрямился и преданно посмотрел в глаза президенту.

Глава 19

На второй день свадьбы собрались все те же: деревенские, областное начальство и правительство. Снова пили, ели, говорили тосты, снова было скучно. Серегина невеста быстро освоилась с ролью второй дамы в деревне, уже через пару часов она принялась указывать деревенским, кому что делать и как говорить. Ольга была этому рада:

— Спасибо, Верочка, что бы я без тебя делала. Скажи еще, пожалуйста, на кухне, чтобы принесли салаты.

— Все сделаю, Ольга Андреевна, отдыхайте.

Верка ушла на кухню.

— Быстро вы сдружились, — заметил Ванечка.

— Она — хорошая тетка, — сказала Ольга. — Надо будет ее к нам в гости пригласить.

— Пригласим, — кивнул Ванечка и стал искать глазами Серегу. — Оленька, кликни мне Сергея, вон он, с председателем опять о чем-то треплется.

Ольга сходила, привела Серегу.

— Садись, — пригласил Ванечка. — Давай выпьем.

— Спасибо, — Серега сел рядом.

— Ну что, как она, семейная жизнь? Нравится?

— Да ничего, спасибо, — стеснительно улыбнулся Серега.

— Ты помни: мужчина состоит из мужа и чина. Чин у тебя хороший, лучше не бывает, а теперь ты еще и муж — так что ты, можно сказать, достиг полной реализации.

— Верно, — поддакнул Игорь Юрьевич. — Холостяк — это полчеловека. А вот человек женатый — это уже полноценный человек.

— Осталось вам только детей нарожать, — сказал Ванечка. — Дети время занимают, мысли отгоняют: пока их воспитаешь — уже, глядишь, и жизнь прошла, о смысле существования и думать не надо. Дело наше продолжается в наших детях. Все, что нам не удалось, все что мы не доделали, не додумали, не дочувствовали, все они выполнят.

— Я собственно, что хочу сказать….

— Говори, — пригласил Ванечка.

— Вы же распорядились дорогу строить, а у нас гравий закончился, а новый опять не подвезли.

— Это еще что за шутки? — президент вопросительно посмотрел на Игоря Юрьевича.

— Будет, будет завтра, обещаю, — Игорь Юрьевич истово перекрестился. — Христом богом клянусь.

— Ну, смотри, — сказал Ванечка. — Если что — твоя голова с плеч.

— Дайте тогда уж команду, чтобы заодно и колбасы подвезли, — попросил Серега. — А то в местном универмаге закончилась.

— Подвезем, — кивнул Игорь Юрьевич.

— Да, колбасы не помешает, — согласился Ванечка. — Что-нибудь еще, Серега?

— Да вроде все, Иван Максимович. А, вот что: мы с Веркой приглашаем вас в гости в пятницу.

— Пойдем, Оль? — спросил Ванечка.

— Пойдем, конечно, — ответила Ольга.

— Кстати, Игорь Юрьевич, когда вы собираетесь открывать магазины? — спросила вдруг Ольга. — Можно переправить сюда хотя бы десять-двадцать? Мне совершенно не в чем ходить!

— Оль, не мешай, пожалуйста, — прервал ее Ванечка. — Ты же видишь — мы с Игорем Юрьевичем беседуем. Пожалуйста.

— Дай мне сказать!

— В другой раз расскажешь!

— Ты тоже в другой раз мне что-нибудь скажешь, — сердито сказала Ольга и ушла.

— К Верке направилась, — заметил Ванечка. — Только первый день замужем — а уже убежала из дому.

— Надо воспользоваться моментом, — сказал Игорь Юрьевич и стал разливать водку.

Ванечка просидел с гостями весь день. О чем говорили — Ванечка толком не помнил. Кажется, Серега рассказывал, как тяжело жить милиционерам, а Игорь Юрьевич описывал путешествие в Рим, но что конкретно было в Риме, хорошо там было или плохо — все это забылось.

Как хорошо уметь забывать! Не надо помнить ничего из тех глупостей, которыми тебя пичкают приятели, газеты, Интернет и телевизор. Не стоит вспоминать, какие ошибки ты наделал. Надо забыть о долгах, о врагах, о делах. Не злиться на себя, что очередной день прошел зря, и опять ничего не сделано. Как хочется снова стать новым, чистым, без мыслей и без воспоминаний. Как хорошо уметь забывать!

Гости разошлись только под вечер. Ванечка распрощался с друзьями и медленно, опираясь на столы и стены, пошел домой. Ольга уже лежала в постели.

— Привет, киса, — сказал Ванечка, шмыгнув носом.

— Ты что, пьяный?! — спросила Ольга.

— Ой, а что это мы такие недовольные? Что это у нас такое случилось?

— Ложись спать, — приказала Ольга. — Напился — так уж хоть бы не выступал.

— Я не пьяный, — твердо сказал Ванечка. — Я выпимши.

— Как ты надоел, а! Ложись.

— Ути, какие мы сурьезные, — пьяно улыбнулся Ванечка. — Дайте-ка я вас поцелую.

— Отстань, — отпихнула его Ольга. — Лежи спокойно!

— Ой, посмотрите, какие мы нежные… Да что б ты понимала-то, а? Это мы государственные дела обсуждали, от нас жизнь людей зависит!

— Ну спи уже, хватит.

— Нет, не хватит, — гадко подсмеиваясь, сказал Ванечка. — Я еще говорить хочу. И не надо мне тут рот затыкать! Нечего тут!

— Замолчи!

Словно сам черт вселился в Ванечку. Его все тянуло подшутить над Ольгой, она так смешно ругалась, словно бабка в переходе. Ванечка чувствовал себя очень остроумным.

— Я не пьяный, я выпимши, — снова сказал он.

— Это невозможно, — Ольга взяла одеяло и подушку, — спи один, — она пошла из спальни.

— Куда пошла?! -Ванечка схватился за одеяло.

— Отстань, — Ольга вырвала одеяло и пошла к гостиную.

— Глупенькая… — улыбнулся Ванечка. — Вот дура-то, а? — удивленно сказал он непонятно кому. — Полная дура.

Он сел на кровать, стянул с себя майку и бросил на пол.

— Дура, — повторил он. — Такого мужика не ценит

Ванечка стянул с себя штаны и тоже бросил на пол.

— Такого, бля, крутого мужика, — добавил он с иронией. — Куда б деваться от собственной крутости... Ох, — Ванечка упал на кровать.

Через несколько минут он уже спал.

Глава 20

Наутро Ванечка проснулся, поморщился, тяжело вздохнул и приоткрыл глаза. Отвратительно ныл живот и ужасно болела голова.

— Оля, дай рассолу! — крикнул он

Ольга не ответила.

— Оля! — крикнул Ванечка. — Дай!

Ольга не отвечала. Ванечка приподнялся на локтях и обвел взглядом комнату. Ольги не было.

— Бля… — матюгнулся Ванечка. — Ох, блин, как хреново-то, а! — он застонал от боли. — Еще и живот болит — господи, ну за что мне такое?! Слышишь, Господи?

Ванечка полежал немного, пытаясь заснуть. Сон не шел: болел живот, а в голову лезли мерзкие воспоминания о последней ночи. Ванечка тихо застонал, потом сел в кровати, надел тапки, встал и побрел к холодильнику. Путь его был нелегок, но перспективы виделись светлые.

— Господи, зачем я вчера мешал коньяк с водкой? — тоскливо сказал Ванечка. — И так мерзко напиться… Ой, — Ванечка поморщился от воспоминаний и от головной боли.

Он добрел до холодильника, достал банку с рассолом и отпил несколько глотков.

— То же самое, — сказал он. — Никакой разницы, — Ванечка подошел обратно к кровати, сел, натянул штаны, встал, застегнулся, надел куртку и, пошатываясь, побрел на улицу.

Постовой при появлении президента вскочил с лавочки и отдал честь. Ванечка поморщился и махнул рукой, отгоняя милиционера:

— Сиди, — пробормотал он. — Нечего тут вскакивать. О, господи, как голова болит.

Ванечка медленно прошел через двор, вышел на улицу и сел на бревно у забора. День выдался отвратный: солнце больно било в глаза, лужи во дворе гнусно блестели. Мимо избы президента в колонну по двое маршировали мужики и бабы, улыбаясь солнечному дню. На плечах они несли инструменты для расчистки дороги: топоры, пилы, лопаты, мотыги, носилки и прочий хлам. Все были одеты хорошо и строго: в кирзовые сапоги, ватные штаны и фуфайки. Чтобы не было путаницы, все бабы носили серые фуфайки и белые косынки, у мужиков же фуфайки были темно-синие и на голове черные фуражки.

Позади колонны шли вместе Серега и бывший председатель колхоза, оба в длинных пальто, в ботинках и в шляпах.

— День добрый, Иван Максимович, — поздоровался Серега.

— Привет, — кивнул Ванечка. — Куда это вы?

— Да на постройку дороги. Гравий-то ведь привезли, наконец.

— Ага, давай, — устало согласился Ванечка. — Где моя, не знаешь?

— У Верки была.

— Ладно, бог с ней, — Ванечка махнул рукой.

Строители ушли. Ванечка посмотрел им вслед и пошел домой. Он снова выпил рассола, и снова ничего не изменилось, голова болела как и раньше. Ванечка цокнул языком и побрел в спальню.

— Господи, ну пожалуйста, ну хватит уже, — попросил он. — Ну будет уже тебе! Я осознал, осознал, больше не буду. Ну хватит, пожалуйста!

Ванечка завалился в кровать и попробовал заснуть. Кто-то невидимый сжимал голову, как покупатель сдавливает арбуз на базаре.

— Ну хватит! — крикнул Ванечка.

Он вдруг вспомнил, что в тумбочке должен быть анальгин.

— Слава богу, — вздохнул он, вставая. — Слава богу, — повторял Ванечка, роясь в тумбочке. — Побыстрее, господи! Пожалуйста!

Анальгин, наконец, нашелся. Еще полчаса мучался Ванечка с похмелья, но потом таблетка все-таки подействовала, и Ванечке полегчало. Он заснул, а когда проснулся, чувствовал себя почти совсем здоровым.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Спасибо Господи. Извини, если что.

Ванечка съел пару бутербродов, оставшихся после праздника, и вышел на улицу. День вдруг показался Ванечке не таким уж и плохим: весело светило солнышко, ярко блестели лужи, постовой на завалинке широко улыбался.

— Кстати, — подумал Ванечка, — не пойти ли мне проведать строителей?

Он пошел по направлению к лесу, где должна была строиться дорога. Скоро деревня закончилась, началась просека. Где-то вдалеке слышался шум электропил.

— Уже близко, — решил Ванечка. — А то уж я запарился.

Он прошел еще сотню метров и очутился на большой поляне. Прямо посреди поляны была свалена куча гравия, вокруг которой суетились мужики из деревни. У леса дымилась походная кухня, от которой пахло пригорелым рисом и свиной тушенкой. Рядом стоял обшарпанный вагончик, в каких обычно живут строители.

— Там и Серега, наверное, — решил Ванечка и направился к вагончику. — Кстати, надо будет остаться у них на обед.

Вагончик был пуст и гол, только брошенные на столе рукавицы — вот и все следы присутствия Сереги.

— Да где же он, сукин кот? — ругнулся Ванечка. — Не медведь же его унес, в самом деле!

Он вышел из вагончика пошел к куче гравия, чтобы спросить о Сереге у мужиков.

— Найду — выдеру, — решил Ванечка. — Сколько можно за ним бегать! Я уж все ноги стоптал!

Вдруг он заприметил у кучи Серегу. Тот с бригадирами, председателем колхоза и агрономом разлегся на траве и азартно играл в дурака.

— Здорово, касатик, — Ванечка дал Сереге подзатыльник. — Ты что не работаешь?

Все вскочили, побросав карты, и вытянулись по стойке «смирно»

— Здравия желаю, Иван Максимович, — отчеканил Серега. — Ждем ваших указаний.

— Ничего ты не ждешь! — рявкнул Ванечка. — Почему не работаешь, я спрашиваю?!

Серега замешкался и посмотрел на товарищей.

— Обеденный перерыв, — тихо подсказал председатель колхоза.

— А что ж не едите? — подозрительно спросил Ванечка.

— Да мы уже поели. Теперь вот перевариваем еду.

— Иван Максимович, — обратился Серега. — У нас еще пиво осталось. Не хотите?

— Хм… — Ванечка задумался. — Ну, давай. А то я что-то пить захотел.

Серега забрал у бригадира бутылку «Балтики» и передал Ванечке.

— Благодарю, — Ванечка приложился к бутылке.

Пиво пошло хорошо. Ванечка допил, бросил бутылку в кусты и повернулся к Сереге:

— Ну, показывай, что у вас тут.

Они пошли вдоль кучи: Серега рядом с Ванечкой, свита держалась сзади.

— Сейчас мы занимаемся тем, что перегружаем гравий, — доложил Серега. — Вот, поглядите.

Ванечка посмотрел: три бабы лет под сорок кидали лопатами гравий в носилки, двое мужиков стояли рядом и смотрели.

— Что они не работают? — строго спросил Ванечка.

Серега обернулся к свите.

— Они сейчас носилки загрузят и побегут, — подсказал председатель.

— Нечего разгильдяйничать! Пусть берут лопаты и тоже грузят.

— Им бы передохнуть… — сказал один из бригадиров.

— Ну ладно, бог с ними, — кивнул Ванечка. — А вот там что?

— Где, Иван Максимович? — спросил Серега.

— Да вон же, вон!

— Чего там у нас? — спросил Серега у председателя.

— Лесопилка, Сергей Семенович, — отрапортовал тот. — Мы же лес валим, надо его куда-то девать. Ну мы и решили дров на зиму запасти.

— Тоже хорошо, — кивнул Ванечка. — Молодец, Серега.

— Стараюсь! — Серега широко улыбнулся.

— Ладно, — зевнул Ванечка, — раз у тебя все так замечательно, я пойду. Сегодня вечером жду тебя с женой в гости.

— Обязательно придем!

Глава 21

К ноябрю все так хорошо организовалось, что уже и работать было не надо. Все как-то шло само собой, без участия Ванечки. Серега командовал строительством дороги, Игорь Юрьевич руководил страной, Ольга устраивала домашние дела.

Стало так спокойно, что даже немного скучно. Ванечка рисовал чертежи будущего Востогорска, смотрел телевизор, читал газеты, глядел, как Ольга готовит или прибирается в доме. После обеда он ходил гулять по лесу, вечером снова смотрел телевизор. Семейная жизнь текла мирно и тихо: Ванечка разленился, потолстел на пять килограмм и начал отпускать усы. Ольга вела хозяйство, ходила в магазины, а в свободное время вязала шерстяные носки.

Почти каждый вечер они ходили в гости к Сереге с Веркой. Играли в «дурака», смотрели телевизор, говорили — в общем, старательно убивали время. Ванечка удивлялся, как быстро Ольга и Верка сдружились:

— Вроде бы такие разные, — подумал он, — а все время им находится о чем поговорить. Оля ее в тысячу раз умнее, в тысячу раз больше знает, а все равно они сдружились.

— Нет, Вер, Москва просто ни на что не похожа, — говорила Ольга. — Где я только не была: и Париж, и Рим, и Токио — все равно, такого города больше нигде нет.

— Хм, — ответила Верка, — что-то я никакой разницы между Москвой и Хабаровском не видела. Что там, что там только хрущевки стоят.

— Вер, ну ты что? Откуда в центре хрущевки? Там сейчас самые современные дома! Ты бы знала, какие там магазины, а?! Здесь таких товаров никогда не бывает. Там и драгоценности, и тряпки, и обувь самая лучшая, и машины, и шубы необыкновенные — и даже не пытайся сравнить. Я помню, прихожу в парфюмерный...

Дальше Ванечка уже не слушал:

— Серег, — предложил он, — давай в «дурака» сыграем.

— А? — Серега отвлекся от стрельбы по телевизору.

— В «дурака», говорю, давай играть.

— Конечно.

Они сделали телевизор погромче и сели играть в дурака. Ольга продолжала рассказывать Верке, что такое Москва:

— Нет, все-таки вам, провинциалам, этого не понять, — говорила она. — Здесь же просто по улице нельзя пройти! Я как-то хотела надеть туфли, но ведь у вас же ужасно! Здесь грязно!

Ванечка перестал слушать жену и сосредоточился на картах. Он сыграл три партии и все выиграл.

— Спасибо, — поблагодарил Ванечка, — хватит, пожалуй. Оль, пойдем домой.

— Пойдем.

Дома Ольга сразу ушла в спальню, а Ванечка засел за чертеж Востогорска. Думать о Востогорске было для Ванечки так же приятно, как Васисуалию Лоханкину размышлять о значении русской интеллигенции.. Читать чертежи он не умел, но эту схему прекрасно понимал: тут вознесутся высотные дома и здесь пройдут дороги, там выстроят огромный стадион и пророют каналы. Все будет блестеть, сверкать, мигать разноцветными огнями.

— Я хочу в Москву, — сказала Ольга.

— Что? — Ванечка повернулся и увидел жену с чемоданом у ног.

— Я хочу в Москву.

Ванечка мотнул головой, пытаясь перестроиться на мысли об Ольге:

— Погоди, — сказал он, — зачем тебе в Москву?

— Я хочу, — сказала Ольга.

— Не понимаю.

— Ну что ты не понимаешь? Мне скучно. Я хочу в город, хочу в театр, хочу в кино, на прием. Мне скучно одной.

— Постой, постой, — удивился Ванечка. — А как же я?

— Если хочешь, давай поедем вместе.

— Нет, какое вместе?! — удивился Ванечка. — Тут только все дела начали вертеться: сейчас будем дороги строить, потом фундаменты рыть, я ж не могу уехать!

— Ну тогда оставайся здесь, я поеду одна, — сказала Ольга.

— А позже никак нельзя? Может, летом?

— Нет, я хочу сейчас.

— А может…

— Не надо меня удерживать! — сердито сказала Ольга. — Я хочу сейчас!

— Окей, окей, только не надо волнуйся, — попросил Ванечка. — Хочешь сейчас — давай сейчас. Все, нет проблем. Хорошо?

— Хорошо.

— Ты надолго улетаешь?

— До весны.

— Понятно, — сказал Ванечка. — И ты уже чемодан собрала?

Ольга кивнула.

— Прямо сейчас хочешь полететь?

Ольга снова кивнула.

— Ну, пока тогда, — сказал Ванечка.

Ольга кивнула. Ванечка обнял ее и прижался лицом к волосам.

— Погоди секунду, хорошо? — попросил он. — Сейчас... — он чувствовал нежность к жене, к милой, глупой женщине, которая его не понимает, и которой он не может объяснить, как он ее любит. Но он действительно очень любил ее.

— Ты побереги себя там, — попросил Ванечка. — И возвращайся скорее. Если можно.

— Я постараюсь, — Ольга высвободилась из его рук.

— Ну, хорошо, — согласился Ванечка. — Постовой! Постовой!

В избу вошел милиционер.

— Забери чемоданы и проводи Олю до вертолета. Скажешь, мой приказ — пусть летит в Москву. Понял?

— Слушаюсь.

— Пока, милый, — Ольга оделась, чмокнула мужа в щеку и пошла вслед за постовым.

Глава 22

На следующее утро к Ванечке ворвалась Верка:

— Иван Максимович, здравствуйте. Да что, вы еще лежите, да? Ну, лежите, лежите, ничего, я тут на кухне, я не смотрю, вы лежите пока. А я тут поесть принесла вам, Ольга-то уехала, так и теперь о вас и не позаботится никто, вы кашу манную будете? У меня собственный рецепт, все бабы в деревне мне завидуют, говорят, ни у кого такой вкусной каши нет. Давайте, Иван Максимович, вставайте, вредно так долго лежать. Что вы вчера, пили, что ли?

— Пива выпил, — сказал хмуро Ванечка.

— Ну, и нормально, пиво для сна помогает, я всегда, если пиво под вечер выпью, так потом сплю — из пушки не разбудишь, хоть по голове меня бей. Да вы вставайте, Иван Максимович, а то каша-то простудится.

Она металась по кухне, собирая на стол, Ванечка слышал из спальни, как она топотала по полу своими сапожищами.

— Сейчас я, — сказал он и стал одеваться.

— Давайте, давайте, — торопила Верка. — На улице-то сегодня теплынь опять, что делается — не поймешь. Никогда такой осени не припомню, все тепло и тепло, не то, что раньше. Прежде как с сентября зарядит дождь — так уж до зимы не закончится, и идет, и идет, нас всех чуть не смывает, уж и вздохнуть нельзя, скука страшная. А тут к вашему приезду — так хорошо все стало, небось, вы погоду привезли.

Ванечка медленно вышел на кухню и сел за стол. Верка быстро поставила перед президентом кастрюлю с кашей.

— Вер, да ладно тебе, что ты суетишься, — сказал Ванечка. — Я бы и из столовой заказал.

— Да ведь там же казенное все, никакого сравнения с моим нет, все из одного бака — это ж разве еда! Вы попробуйте мое!

Ванечка съел пару ложек

— Вкусно, — кивнул он.

— Ну вот видите! — сказала Верка. — В общем, побежала я тогда, меня еще на работе ждут, сегодня вроде обещали привезти японские сапоги, надо посмотреть, что такое. А вечером приходите в гости, Иван Максимович, все соберутся, Серега даже петь будет.

— Он что, петь умеет? — удивился Ванечка.

— На те, здрасьте! Конечно!

— Странно, я не знал, — пожал плечами Ванечка.

— Ну все, до свидания, жду вас вечером в гости, — Верка убежала.

Ванечка позавтракал, бросил посуду в мойку, умылся, побрился и пошел гулять. Он проходил до четырех вечера вдоль речки, поел в столовой и направился домой.

Дома было скучно. Ванечка лег на кровать, включил телевизор и стал смотреть «В мире животных». Давно, давно у Ванечки не было одиноких вечеров. С ним всегда был кто-то рядом, в любой момент можно было с кем-то поговорить, поспорить, спросить совета. А теперь — что теперь? Всего-то один день прошел без Ольги, а тоскливо, словно отсидел сто лет в одиночке. Только бумаги на столе да темень за окном. Разве ж это жизнь?

Конечно, было еще великое дело: должность, но что было Ванечке с той должности, если он только о жене и думал. Смотрит на чертеж, а мысли вместо дел — о жене: где она сейчас, что с ней. Смотрит на стул — вспоминает, как там сидела Ольга, как хорошо было с ней. Всюду, всюду была она, ни единой мысли без нее.

Ванечка достал сотовый, набрал Ольгин номер. Ольга почти сразу же взяла трубку.

— Привет, солнышко, — сказал Ванечка. — Как твои дела?

— Нормально, — неприветливо ответила Ольга.

— Тебе там нравится?

— Да, все в порядке.

— Ты еще назад не захотела?

— Ооохх, — вздохнула Ольга. — Нет, не захотела, — сказала она раздраженно. — Какие еще будут вопросы?

— Нет, нет, ничего. Я просто соскучился.

— Я поняла.

Ванечка подумал, что бы еще сказать, но в голову ничего не пришло.

— Ну, пока тогда, — попрощался он.

— Пока.

Ванечка повесил трубку.

— Идиотизм, — подумал он. — Ну надо же так: раз — и без жены. И куда теперь? Что теперь делать? Пить? Курить? Телевизор посмотреть? О, господи, одно хуже другого.

Ванечка отбросил бумаги и встал:

— Постовой! — крикнул он. — Постовой!

В комнату вошел рослый милиционер и встал по стойке «смирно».

— Ты кто такой, почему не знаю? — спросил Ванечка.

— Андрей Борисенков, господин президент.

— Ладно, хрен с тобой, Борисенков. Давай-ка, позови мне сюда Серегу.

— Какого?

— Идиот, блин, — ругнулся Ванечка. — Помощника моего, Серегу. В соседней избе он. Давай, иди. Хотя, стой, я сам лучше к нему схожу, — решил Ванечка. — Оставайся здесь, будешь караулить помещение. Можешь посмотреть телевизор, если хочешь.

Ванечка накинул пальто, натянул сапоги и вышел из дому. Уже было прохладно, чувствовалась скорая зима. Ванечка обошел Серегин дом и заглянул в окошко.

У Сереги были гости: за большим столом посреди комнаты сидели человек тридцать — тридцать пять. Тут были и председатель с женой, и агроном с женой, и директор обувного с женой, и бригадиры с женами. Гости уже закончили ужинать и слушали, как Серега тихо и проникновенно поет под гитару:

                        Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно
                        Струна осколком эха рванет тугую высь

Эту песню Митяева уже добрых двадцать лет поют в любой компании, на любом пьяном застолье. И даже с фальшивыми голосами и расстроенными гитарами она звучит довольно трогательно, хотя, на мой вкус, немного неестественно. Вот собрались люди, которые друг к другу ничего не испытывают, друг друга не знают и не понимают, выпили по полбутылки водки, спели про изгиб гитары желтой, и сразу в них проснулась такая доброта, такая теплота, такая душевность, что хоть сразу в рай заявление подавай — примут без очереди. Но проблема в том, что пройдет еще минут десять, выпьют слушатели еще по рюмке — и все пойдет как было: кто-то начнет сплетничать, кто-то — блевать, кто-то станет бить соседу морду, а кто-то просто одиноко пойдет домой.

Серега продолжал петь:

                        Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались
 

— Хорошо-то как, — подумал Ванечка. — Пойду-ка я к ним, в самом деле. Все-таки моя страна, мои люди, мы должны понять друг друга.

Он обошел избу, открыл дверь и оказался в полутемных сенях.

— …Красивей, — услышал Ванечка серегин голос. — Когда я шел в форме... Понимаешь, в форме, в крутой ментовской форме, понимаешь, да?

— Да ты что, ментом был? — весело спросил председатель.

— И еще каким! Так вот тогда меня каждый встречный уважал. И боялся! И знаешь, что я скажу? Это правильно! Правильно! Потому что милиция должна их охранять.

Ванечка вытер ноги и вошел в комнату. Вера увидела президента и взяла Серегу за руку. Все замолчали.

— Что такое? — не понял Серега, потом посмотрел, куда показывала Верка, и удивился. — Ой, Иван Максимович! Здрасьте!

— Вечер добрый, — кивнул Ванечка.

Гости испуганно поздоровались: в присутствии президента они все вдруг оробели.

— Присаживайтесь, пожалуйста, что ж вы встали-то, — вскочила Верка. — Сереж, а ну, пересядь, дай Ивану Максимовичу сесть, вот, садитесь во главу сюда, пожалуйста, да давайте пальто, давайте, сейчас я все повешу.

— Я не помешал? — спросил Ванечка.

Гости переглянулись, не зная, что сказать. Еще минуту назад они сидели одной большой дружной компанией, пели песни, говорили, что бог на душу положит. А теперь вломился этот чужак, и все сразу изменилось: ни одного слова теперь нельзя сказать в простоте, надо думать, что говоришь и что делаешь. Веселье с приходом президента закончилось.

— Да нет, что вы, что вы! — приторно улыбнулась Верка. — Я уж не ждала, честное слово, думала, совсем забыли нас, а вот вы и пришли — мы так рады!

— Ну дайте тогда поесть что-нибудь, — засмеялся Ванечка, усаживаясь рядом с Серегой. — Что у вас на ужин-то?

— Индейка.

— Американская, что ли? Ну, давайте американскую, попробуем, — Ванечка довольно потер руки.

Верка быстро поставила перед ним тарелку с индейкой и печеным картофелем.

— Садись, Вер, — сказал Ванечка, — расслабься. Что, как дела у вас?

— Да спасибо, хорошо все, вы кушайте, кушайте, я сама готовила сегодня, весь вечер простояла у плиты, — Верка, наконец, села. — Кушайте, Иван Максимович.

Ванечка принялся за еду, остальные гости молча смотрели на него, не шевелясь и не разговаривая. Серега застыл, пытаясь не упустить ни одно слово президента.

— Вкусно, — одобрил индейку Ванечка. — Хорошо готовишь, Верка. Кстати, а что вы сидите все, как на партсобрании? Давайте выпьем, что ли.

— Точно, — оживился Серега. — Давайте выпьем.

Все выпили, раздался дружный стук вилок о тарелки, потом общее движение челюстей и дружный вздох.

— Хорошо пошла, — сказал Ванечка.

— Ага, — кивнул Серега.

— Как у тебя дела-то сегодня?

— Да ничего, спасибо. Работаем потихоньку.

— Ты давай, не потихоньку, а по-быстрому, — сказал Ванечка. — Чтобы ого-го, как быстро было.

— Слушаюсь, Иван Максимович.

Все молчали. Ванечка съел еще индейки, вздохнул.

— Очень вкусно, — похвалил он снова Верку.

— Спасибо, — улыбнулась Верка, — уж я сегодня старалась, и индейку пожирнее отыскала, и уж весь вечер у плиты простояла, все думала, понравится ли вам.

— Понравилось, понравилось, — кивнул Ванечка. — Кстати, Серег, может, ты споешь что-нибудь? Что-нибудь такое, помелодичнее. Ага?

— Конечно, — Серега сел поудобнее, подстроил гитару и запел:

                         Боже, какой пустяк
                        Сделать хоть раз что-нибудь не так
 

Песню никто из окружающих не знал, и пришлась она как-то не в тему. Все снова замолчали.

— Ну ладно, — сказал Ванечка, вставая. — Счастливо вам, спасибо за угощение.

— Приходите еще, — пригласила Верка. — Всегда вам рады.

— Приду, приду еще как-нибудь, — согласился Ванечка, надевая пальто. — Душевно у вас тут. Ну, всего доброго.

— До свидания.

Ванечка вышел на улицу, шел мелкий противный дождь. Президент вздохнул, поднял воротник пальто и побрел домой.

Глава 23

Прошла осень, наступила зима. Лето на Дальнем Востоке летит быстро, а зима тянется, тянется, грустит ночной вьюгой за окном. Чуть встало солнце — а глядишь, через пару часов закат. И снова печаль и скука, свет желтой лампы с потолка и мысль о бесполезности любых дел.

В самом деле, что нам дела, подумал Ванечка, все равно ничего не получится. Вот уже и полгода прошло — а все вязнет, как в снегу. Результата не видно. Сидеть, ждать, грустить — вот и все, что нам остается. Господи, как же медленно все. И куда, куда бросить силы?! Сил ведь немерянно: хоть землю пахать, хоть за родину драться. А приложения нет.

Правительство теперь без меня работает и даже, вроде, не воруют. А может, и воруют, но разве разберешь сейчас? На сто километров ни одного честного лица, все перекрыто охраной.

Президент поправил на плечах фуфайку и задумчиво посмотрел на свой парадный портрет в углу. Там он стоял на фоне кремлевской стены, рядом с елками, и всем своим видом демонстрировал твердость и решительность. Это был старый, странный теперь портрет, сделанный еще до отъезда из Москвы. Впрочем, была ли она, Москва? Сложно сейчас сказать: только снег за окном да тусклая лампа на потолке — вот и все, что осталось от тех времен. Глупо все, глупо.

Вдруг раздался какой-то стук. Ванечка вздрогнул от неожиданности, потом сообразил, что стучат в дверь, тихо матюгнулся и крикнул:

— Что такое?!

— Иван Максимович, — пробасил из-за двери постовой, — тут Сушков прилетел с отчетом.

— Пусть подождет!

Ванечка скинул фуфайку и ватные штаны, надел спортивный костюм, быстро убрал грязные тарелки в раковину.

— Может, застелить кровать? — подумал он. — А, ладно! Что я тут буду перед ним красоту наводить?

Ванечка закрыл дверь в спальню и пошел в прихожую. Игорь Юрьевич развалился на сундуке, подстелив под себя пальто, постовой рассказывал ему последние новости в деревне, вытянувшись по стойке «смирно»:

— Яблок, правда, завозить стали больше, чем раньше. И народ понемногу прибарахляется: Анька спутниковую антенну купила.

— Хватит болтать, — прервал постового Ванечка. — Сбегай лучше за Серегой. Привет, Игорь Юрьевич.

— Здравствуй, Иван Максимович, — улыбнулся премьер.

— Проходи, — мотнул головой Ванечка. — И пальто прихвати с собой, а то еще сопрут ненароком. Народ нынче пошел шалый.

Они направились в комнату.

— Садись, Игорь Юрьевич, — пригласил Ванечка. — Ужинать будешь?

— Ну, если дашь, — улыбнулся премьер.

— Сегодня, правда, щей не будет: Оля уехала, — Ванечка помолчал секунду и добавил, — к сожалению. Ты макароны по-флотски будешь? Еще горячие.

— Как скажете, — улыбнулся премьер.

— Ну, давай тогда, — Ванечка разложил макароны по тарелкам и сел за стол. — Хлеб есть? — спросил он. — А, есть, вижу.

— Секундочку, секундочку, Иван Максимович, — премьер метнулся в прихожую, вытащил из портфеля бутылку коньяку и бегом вернулся к столу. — Вот, вчера прикупил. Небось, думаю, таких у вас здесь не бывает.

— Хорошо, спасибо, — президент поставил бутылку на стол, но открывать не стал. — Ешь, — приказал он премьеру.

— Ммм, как вкусно! — похвалил Игорь Юрьевич. — Сами готовили?

— Сам, сам, — кивнул Ванечка. — Ты лопай давай. Небось, не каждый день тебе президент лапшу варит.

— Очень вкусно, — повторил премьер.

— Ты как долетел-то? — спросил Ванечка. — Нормально?

— Очень хорошо, Иван Максимович. Тихо так, ровненько пролетели, словно по маслу: «Шир, шир». Помните, как в песне: «Под крылом вертолета о чем-то поет широкое море тайги». Только прилетели, только сели — сразу же к вам.

— Ясно, — кивнул Ванечка. — Кстати, откуда коньяк-то? Антиалкогольную компанию отменили, что ли?

— Да нет, что вы! Уничтожаем старые запасники, которые еще от прежнего президента остались.

— И много там осталось? — спросил Ванечка.

— На наш век хватит, — успокоил премьер. — Может, даже еще и внукам останется.

— Что у вас, на большой земле, нового произошло?

— Да ничего, знаете. Все по-прежнему. Народ работает, развивается, экономика на подъеме, цены стабильные. В общем, все как обычно.

— Что, совсем ничего нового? — переспросил Ванечка.

— Совсем ничего, — сказал Игорь Юрьевич.

— Жаль, — вздохнул Ванечка. — Скучно все.

В комнату вошел постовой и доложил:

— Сергей Мушкин прибыл.

— Зови его сюда, — скомандовал Ванечка.

— Добрый вечер, Иван Максимович, — Серега пожал руку президенту. — Здравствуйте, Игорь Юрьевич.

— Привет, — кивнул Ванечка. — Серег, ты возьми сам макароны и садись с нами, ага?

— Конечно, Иван Максимович.

Серега набрал себе макарон и сел за стол.

— Как дела? — спросил Ванечка.

— Все хорошо, — ответил Серега, покосившись на бутылку с коньяком. — Иван Максимович, может, мы за встречу выпьем? — предложил он.

— Нет, Серега, пить нельзя, у нас антиалкогольная компания.

— Ну, Иван Максимович, ну хоть раз, — попросил Серега. — Ну, пожалуйста… У нас уже последняя водка в магазине закончилась.

Он так жалостливо, так обреченно посмотрел на Ванечку, что тот не выдержал и разрешил:

— Ладно, пей, если хочешь. Я не буду.

Серега вместе с премьером выпили и принялись за еду.

— Иван Максимович, ты что это загрустил? — спросил Игорь Юрьевич.

— Да так... Погода, наверное, плохая.

— Может, все-таки выпьешь, а?

— Ольга Андреевна вам ведь теперь не запрещает, — поддакнул Серега.

— Да что ты ко мне пристал, дурак, с Ольгой Андреевной! — рявкнул на него Ванечка. — Что, заняться больше нечем?! Сиди, ешь!

Серега уткнулся в тарелку.

— Ладно, не обижайся, — сказал Ванечка. — Просто ты зря про Олю заговорил.

— Ну я же не знал, что вы из-за нее грустите, — виновато сказал Серега.

— Да какая разница — из-за нее или нет, — отмахнулся Ванечка. — Просто настроение плохое.

Все замолчали. Ванечка мрачно смотрел в окно и думал о жене: как она сейчас, что с ней, куда пошла, чем занимается, скучает ли по нему.

— Иван Максимович, да хватит вам! — не выдержал, наконец, Серега. — Что вы из-за нее грустите все время? Да она вообще сволочь министерская, я ее никогда не любил! Такая высокомерная, что прямо не подходи к ней! А чуть подлизаться надо к кому-нибудь — так она аж вся расцветала: «Ой, да какой вы хороший, какой вы милый, как я вас люблю».

— Ахинею не неси! — приказал Ванечка.

Серега снова обиделся и замолчал.

— Зря ты, Серега, так говоришь про Ольгу, — поддержал Игорь Юрьевич президента. — Я, в отличие от тебя, с ней работал много лет, и знаю ее гораздо лучше тебя. Так вот, я тебе хочу сказать, что она — самый честный человек, которого я когда-либо встречал. Ни разу ни от кого я не слышал, чтобы ее обвиняли в какой-нибудь лжи, в каких-нибудь взятках или еще в чем-нибудь подобном.

— Да не в этом дело, — прервал его Ванечка. — Серег, ты пойми: конечно, она была министром. И, конечно, ей приходилось выкручиваться, пожимать руки всяким козлам, которым она бы лучше в рожу плюнула. И унижаться ей приходилось, и наказывать, и врать, врать, постоянно врать. Но, главное-то не в этом!!! Главное, что она все равно осталась человеком. Все равно в ней еще есть что-то настоящее. Именно поэтому мы женились, поэтому мы вместе.

— Пока ей хорошо, так она и с вами, а перестанете вы быть президентом — так она вас сразу же бросит.

— А ты-то не бросишь меня, когда я на пенсию выйду? — Ванечка внимательно посмотрел на Серегу.

— Я же обещал, — серьезно ответил Серега.

— И я обещал, — сказал Игорь Юрьевич.

— Спасибо, — улыбнулся Ванечка. — Спасибо. Вы мои лучшие друзья.

— А вообще — я вам завидую! — сказал Игорь Юрьевич. — Мне бы вот мою куда сплавить! Совсем уже замучила, все время ворчит: «Мало проводишь времени с детьми, мало проводишь времени с детьми». А где его больше-то взять? На должности премьера кто меньше вкалывает? Вот японский премьер, Яцунами Хариоко, вообще домой не приходит, и ничего, дети понимают: папа деньги зарабатывает. Или вот немецкий министр иностранных дел, как его, черт...

— Шредер, — подсказал Серега

— Да нет, не Шредер, — мотнул головой Игорь Юрьевич. — Йошка Фишер! Точно! Вот он прилетает домой только по воскресеньям. Садится на своем самолетике прямо перед домом, а там уже вся семья выстроилась на крылечке: жена, сын, папа, мама, теща. Йошка быстро обнимается с домашними, быстро пьет чай, быстро рассказывает последние новости, потом целует всех на прощание, садится на самолет и улетает снова на работу.

— Тяжелая работа, — поддакнул Серега.

— Конечно, тяжелая! Это же все понимают, кроме моей жены! Ей хоть кол на голове чеши — все ей не то. Сначала была недовольна, что мало зарабатываю. Думаю: «Ну, бог с тобой, буду брать взятки». Начал брать взятки — оказалось, что должность у меня плохая. Пошел на повышение — подавай ей еще выше. И выше и выше, и больше и больше. Я уж говорю ей: «Мать, ну куда же дальше-то?» «Надо больше, надо больше». Ладно, теперь дополз вроде бы почти до самого верха. Так она и здесь не успокоится! Я, видите ли, редко дома бываю. Что же мне теперь, работу бросить, что ли, чтобы дома больше бывать?

— Нет, Игорь Юрьевич, уходить я тебе не дам, — сказал Ванечка. — Мы с тобой теперь одной крови: вместе одно дело начали, вместе и закончим.

— Вот только ради дела, честное слово, — Игорь Юрьевич прижал руку к сердцу. — Только ради него. Уж мочи нет терпеть все это! Каждый день одно и то же, одно и тоже! Тьфу! — премьер поморщился и махнул рукой.

— Да и я бы от своей отдохнул немного, — сказал Серега.

— А ты-то что? — удивился Ванечка. — Верка ж у тебя нормальная.

— Не, ну все нормально, конечно, — согласился Серега. — Но... надоедает. Не, Иван Максимович, понимаете, все действительно хорошо, но ведь мне хочется и с самим собой побыть! Я с ней ни газету не могу почитать, ни телевизор посмотреть.

— Это почему? — спросил Ванечка.

— А все время какие-нибудь дела. То полочку прибить, то лестницу починить. Я подсчитал — у нас дома дел на пять лет вперед. Это что же мне, пять лет теперь телевизор не включать?

— А ты приходи ко мне телевизор смотреть, — сказал Ванечка. — И газеты с собой приноси, повеселишься.

Серега только хмыкнул в ответ. Они посидели молча, говорить не хотелось.

— Может, еще по одной? — спросил Серега президента.

— Хватит! — сказал Ванечка. — Все пьешь и пьешь, сколько можно?

— Так ведь скучно, Иван Максимович.

— Ну, придумай что-нибудь другое!

— Есть предложение пригласить балерин из Большого, — сказал премьер.

— Да надоели уже эти бабы, — поморщился Ванечка. — Только нервы на них тратить.

— А как насчет цирка?

— Слушайте, я придумал! — Ванечка радостно посмотрел на приятелей. — А давайте устроим праздник!

— В честь чего? — спросил Серега.

— А просто так. Будем встречать Новый год.

Серега и Игорь Юрьевич переглянулись.

— Так ведь он еще только через месяц, — сказал премьер

— А мы еще один, нам все равно, — засмеялся Ванечка. — Давай устроим. Каждый народ справляет, когда хочет: кто зимой, кто осенью. А мы что, лысые? Давай, Серега, труби сбор.

Глава 24

Президентские указы у нас закон. Только дал Ванечка поручение, как солдаты из полка охраны бросились по окрестным деревням собирать школьников. К обеду два десятка детей стояли на сцене деревенского клуба.

— Так, — командовала Верка из зала, — репетируем все вместе. Как только в дверь входит дед Мороз, дружно кричим: «Здравствуй, дедушка Мороз». Три-четыре!

Детский хор нестройно повторил за ней: «Здравствуй, дедушка Мороз».

— Плохо! — оценила хор Верка. — Запомните, дети: кто будет тихо кричать — не получит сладкого. Кричим лучше. И, начали!

— Здравствуй, дедушка Мороз, — повторили дети.

— Эй, ты, с бабочкой, выйди отсюда. Что у тебя, насморк, что ли? Колываев, — Верка обернулась к постовому у двери, — отвези его обратно, он мне всех детей заразит.

— Пойдем со мной, — милиционер взял мальчика за руку и повел к двери. — Что же ты, такой сопливый, и приехал в гости к президенту? Ты же не хочешь, чтобы все заболели? Ты же хороший мальчик?

— Хороший, — всхлипнул мальчик.

— Ну, иди тогда отсюда, — Колываев надел на мальчишку полушубок и отворил дверь. — Вот там дядя водитель, скажи ему, чтобы он тебя отвез домой.

— Хорошо, — мальчик кивнул.

— Дети, дети! — Верка захлопала в ладоши, отвлекая детей. — Крикните теперь: «Елочка, зажгись». Давайте, дружно позвали!

— Елочка, зажгись! — закричали дети.

— Молодцы! — похвалила Верка. — Так, дети, теперь репетируем хоровод вокруг елочки. Колываев, иди сюда! Встань вот здесь, ты будешь елочка. Дети, представили, что дядя милиционер — елочка. Встали все в круг вокруг дяди, пусть дядя стоит спокойно, чтобы нам было легче представить. Взяли все друг друга за руки. Эй, девочка, возьми соседа за руку. Так, хорошо, теперь пошли: «Маленькой елочке холодно зимой». Дети, повторяйте: «Маленькой елочке холодно зимой».

В клуб вошел Серега с простуженным мальчиком.

— Верк, слышь, — сказал он, — давай его оставим? У меня все машины в разгоне, некогда его сейчас уже везти до дому.

— А куда я его засуну? — возмутилась Верка. — Он же сопливый, ты посмотри на него!

— Ну пусть посидит где-нибудь в углу, — предложил Серега. — Все-таки будет потом своим внукам рассказывать, что с президентом Новый Год встречал.

— Вот еще! — сказала Верка. — И посадить мне его тут негде!

— Да вон, пусть на лавке в углу посидит. Что тебе, жалко, что ли?

— Ладно, пусть сидит. Дети, дети! — Верка снова захлопала в ладоши. — Продолжаем вести хоровод! Колываев, стой спокойно! Даже вот чего, расставь руки, чтобы нам было легче представить. Дети, пошли: «Елочка, елочка, в гости к нам пришла».

Серега посадил мальчишку в зале и сказал:

— Вот тут сиди.

— Хорошо, — кивнул мальчик.

— Тебя как зовут?

— Коля.

— Сиди тихо, Коля, — Серега погладил мальчишку по голове и вышел из клуба.

Коля остался один. На сцене Верка водила хоровод с детьми, Колываев расставлял руки и морщился от усердия, стараясь быть хорошей елочкой, на Колю же никто не обращал внимания. Никто не играл с ним, не рассказывал сказки, не кормил, не заставлял учить уроки, не бил его, о нем просто все забыли, словно его и не было. Дети в детдомах быстро перестают плакать: все равно некому пожалеть их. Оставьте ребенка одного — он скоро замолчит, но счастливее от этого не станет.

Коленька грустно посмотрел на сцену, поковырял сидение, снова посмотрел на сцену, потом прислонился к стене и закрыл глаза. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо, словно елку с шишками. Коленька повернулся — перед ним стоял милиционер.

— Ты чего здесь сидишь? — спросил милиционер.

— Меня здесь дядя Сережа оставил, — ответил Коленька.

— А, ну сиди тогда. Только шапку подложи под себя, чтобы не украли, — посоветовал милиционер и отошел.

В зале было темно, светилась только сцена. Посреди сцены уже стояла большая разлапистая елка со звездой на макушке. Верка с детьми стояла под елкой и напряженно смотрела за кулисы. Все ждали, когда, наконец, можно будет начинать.

— Поехали, — наконец крикнул Серега из-за кулис.

— Здравствуйте, мои дорогие, — Верка повернулась к детям и улыбнулась так, как улыбаются директрисы школ, тамады и массовики-затейники. — Ой, как вас сегодня много! — притворно удивилась она. — И какие вы сегодня все нарядные! А кто из вас знает, почему мы все здесь сегодня собрались?

— Потому что Новый Год, — пропищала маленькая девочка с красным бантом.

— Правильно, молодец, — похвалила Верка. — Новый Год. А кто должен к нам прийти на Новый Год?

— Дед Мороз, — дружно крикнули дети.

— Правильно! — обрадовалась Верка. — Только дедушки Мороза что-то нет совсем. Куда бы это он мог запропасть? Давайте, дети, позовем его.

— Дедушка Мороз, приходи! — хором крикнули дети.

— А вот он я! — из-за боковой кулисы вынырнул Ванечка.

Сегодня президент обрядился в малиновый полушубок, прицепил бороду из белой ваты, и нахлобучил красную шапку. За спиной у него был большой атласный мешок с подарками.

— Здравствуйте, дети, как ваше здоровье? Хорошо учитесь, будьте примером в школе. Нынче каждый знает: враги вредят нам сильно. Вы — наша надежда, вы — оплот отчизны. Ради счастья детям я не сплю ночами, сторожу границы и гоню печали. Путь свободен: сброшено нефтяное бремя! Подрастай скорее, молодое племя!

Дети захлопали в ладоши.

— Спасибо, — закричала худенькая девочка в костюме лисички.

— А вот и подарки, — улыбнулся Ванечка. — Кто у нас отличник, поднимите руки!

Руки подняли все дети.

— Что, неужели все отличники? — удивился Ванечка. — Ни одного даже хорошиста нет?

— Ни одного, — сказал пухлый мальчик в костюме зайчика.

— Вот молодцы какие! Ну, иди сюда, карапуз, дам тебе лошадку. Хочешь лошадку?

Мальчик насупился, услышав «карапуза», и остался на месте.

— Иди ко мне, малыш, — сказал ласково Ванечка. — Вот тебе еще и билетик.

Мальчик подошел и взял у Ванечки лошадку.

— Иди, встань обратно, — велела Верка.

— А тебе что, девочка? — спросил Ванечка. — Хочешь платьице?

— Хочу.

— Желтенькое или голубенькое?

— Голубенькое, — попросила девочка.

Ванечка достал из мешка голубенькое платьице в зеленый горошек.

— Носи на здоровье.

Одного за другим Ванечка одарил всех детей. Чтобы получить подарок, надо было что-нибудь сделать: спеть песенку, рассказать стишок, нарисовать картинку, сплясать. Один взрослый мальчик в очках даже перемножил в уме пятнадцать на сорок восемь.

Никто не заметил Коленьку в темноте. Он долго смотрел из угла на общее веселье, представлял себя то на месте толстого мальчика в костюме зайца, то на месте девочки-снежинки, то на месте подростка-медвежонка. Это ему, ему вручали подарки, это он танцевал, пел «В лесу родилась елочка», рисовал корабли, считал в уме. Если бы не эта толстая тетка с желтыми бусами, он бы сейчас тоже был с дедом Морозом. Коленька заплакал.

— Что это? — удивился Ванечка. — Здесь кто-то еще есть? А ну, иди сюда.

Коленька подошел к сцене, вытирая слезы. Ванечка поднял его на руки и ласково заглянул в глаза.

— Ты чего это там сидел? — спросил Ванечка.

— Мне дядя Сережа сказал

— Стой, — Ванечка опустил Коленьку на сцену и достал из кармана бумажный платок. — Ревушка ты, коровушка. Ну, не плакай больше. Высморкайся вот.

— Он сопливый, — сказала Верка. — Мы его посадили отдельно, чтобы он остальных детей не заразил.

— Пусть будет с нами, — Ванечка погладил Коленьку по головке. — Ну-ка, давай тебе подарок посмотрим. Тебя как зовут?

— Коленька.

Ванечка сунул руку в мешок, пошарил там, но ничего не нашел.

— Незадача, — сказал он.

Коленька опять заплакал.

— Тихо, тихо, — успокоил Ванечка. — Сейчас мы что-нибудь придумаем, подожди секунду, — президент почесал в голове.

Коленька внимательно смотрел на него, готовый снова заплакать.

— Погоди, погоди… — попросил Ванечка. — Сейчас. Верка, Мишка, все вы, ну что вы встали-то?! Придумайте что-нибудь!

Все растерянно смотрели на президента.

— Толку от вас! — ругнулся Ванечка. — Слушай, а хочешь на Кремль посмотреть?!

— Хочу, — всхлипнул Коленька.

— Поехали! Эй, сержант, крикни летчикам, пусть готовят вертолет! Верка, продолжай праздновать, мы с мальцом поедем. Как тебя зовут, говоришь?

— Коленька.

— Поедем, поедем, Коленька.

Президент сказал — солдаты сделали. На вертолете Ванечка долетел до города, там пересел в самолет — и уже через пару часов был в Новосибирске. У трапа президента встречала делегация трудящихся с хлебом-солью, чуть поодаль стоял мэр со свитой.

— Спасибо, спасибо, родные, не до вас, — отмахнулся от встречающих Ванечка. — Машину только дайте — и поедем на склад, Кремль смотреть.

— Можно с вами? — попросился мэр.

— Можно, можно, — кивнул Ванечка. — Колька, забирайся в машину. Вот, хлеб возьми на колени, завтра съедим.

Жутко и страшно ехать ночью по сибирскому городу. Машина катила по асфальтовой колее посреди дороги из грязного льда, по обочинам стояли огромные сугробы серого снега, сверху еле-еле светили фонари, и только вдалеке одиноко мигал светофор. На улице не было ни души, обыватели мирно спали, редко-редко желтело в каком-нибудь доме окно. Смотреть было не на что.

Наконец, кортеж приехал к складу. Ванечка вылез из машины и запрыгал на месте:

— Холодно, у вас тут! — пожаловался он мэру. — Я замерз!

— Холодновато, — поддакнул мэр. — Может, хотите водочки для сугреву?

— Водки? — недоверчиво спросил Ванечка. — А, ладно, давай.

Мэр быстро достал из-за пазухи фляжку.

— Благодарствую, — Ванечка отвинтил пробку, сделал маленький глоток и передал фляжку обратно. — Ха… Тьфу! Ну, пошли в закрома родины!

Из-за угла вышел сгорбленный старичок-кладовщик в шапке из серого кролика, в черном пальто и в валенках.

— Открывай, — скомандовал Ванечка.

Кладовщик зазвенел амбарным замком и, перекрестившись, отпер дверь. Внутри было темно, словно в пещере Али-бабы.

— Свет зажги! — крикнул Ванечка. — Показывай, что у вас тут.

Кладовщик зажег свет. Сразу перед дверью стоял высокий стеллаж с ящиками. Ванечка обошел стеллаж, следом стояли еще несколько. За ними еще, еще, еще... Их было много, очень много, но сколько — сосчитать не было никакой возможности.

— Ты бы их хоть в ряд составил, — упрекнул кладовщика Ванечка. — Понабросал здесь, словно на свалке.

— Так привезли, — сказал кладовщик.

— Ну ладно, старик. Ты нам найди рубиновые звезды от Кремля, я хочу ребенку Кремль показать.

— Да как же я найду-то? — удивился кладовщик. — Я и не знаю, что где лежит.

— Как не знаешь?! — возмутился Ванечка. — Ты кладовщик или хрен собачий? А ну, ищи.

— Так ведь я не знаю…

— Ищи давай!! — прикрикнул Ванечка. — Сейчас, Коленька, сейчас мы тебе найдем звездочку. Ну-ка, старик, открой вот этот ящик.

Кладовщик вскрыл ящик, там оказались заплесневелые булыжники.

— Да что ты тут показываешь! — ругнулся Ванечка. — Я ж ребенку хочу звезды показать, понимаешь? Ребенок звезды не разу не видел! А ты мне какие-то булыжники суешь!

Вскрыли другой ящик — так оказались кирпичи.

— Да не кирпичи! — Ванечка дал кладовщику подзатыльника. — Звезды хочу! Звезды!

И в третьем ящике не оказалось звезд, и в четвертом.

— Куда ты их дел, сволочь?! — заорал Ванечка.

Кладовщик испуганно посмотрел на президента и вжал голову в плечи.

— Ищи, зараза! — крикнул Ванечка.

Коля вдруг заплакал.

— Ты что, Коленька, — ласково спросил Ванечка. — Что с тобой?

— Не хочу звезду, — прохныкал Коленька.

— Да ты что?! Ты не понимаешь! Погоди, — Ванечка снова повернулся к кладовщику. — Ну где звезда?!

Кладовщик бросился к следующему ящику, открыл — там были доски.

— Да ты пропил ее, скотина! — Ванечка врезал кладовщику по голове. — Гадина такая, а?!

— Дяденька, не бейте его, — Коленька бросился к Ванечке, — не бейте!

— Отойди, — президент оттолкнул Коленьку и снова ударил кладовщика. — Куда дел звезду, сволочь?! Где звезда, тварь такая? Я тебе за что тут, мерзавцу, зарплату выдаю? За то, что ты тут звезды пропиваешь?!

Кладовщик забился в угол и заслонился руками. Президент пинал его ногами, стараясь добраться до лица.

— Гадина вонючая! Гнида паршивая! Говносос!

Коленька вцепился Ванечке в штаны:

— Оставьте его, дядя!!!

— Ты еще, тля малая! — Ванечка шваркнул Коленьку головой об ящик. — Не мешай мне!

Коленька упал на пол и тихо завыл:

— Ууу…. Уууу…

Ванечка сел на ящик и устало вздохнул.

— Пошел вон, — сказал он кладовщику. — Пропил, так пропил, что уж теперь делать. Ох, тяжело как… И пацана с собой забери.

Кладовщик подхватил Коленьку и выбежал со склада. Ванечка тоскливо посмотрел им вслед.

— Господи, — подумал он, — ну почему, почему я порчу все, к чему прикасаюсь? Почему все что угодно превращается в дерьмо? Ведь есть же люди, которые хоть что-то умеют: рисовать, плавать, писать книги. А я? Что я могу? Я ни черта не понимаю, ничего не знаю. Я даже говорить нормально ни с кем не могу, мне плохо и тошно. И вроде бы все как обычно — а все равно не удалось. Ну почему, почему у всех выходит, кроме меня? Почему, Господи, в чем тут секрет? Почему они обиделись на меня? Что я им сделал? Я же хотел как лучше, чтобы никто никого не обижал, чтобы все жили в мире. А получилось черт знает что.

Ванечка лег на ящики и повернулся лицом к стене. Он смотрел некоторое время на серые унылые доски и вздыхал. Ему было стыдно. Потом Ванечка повернулся на другой бок и посмотрел в проход.

— А впрочем, что с этим пацаном? — подумал он. — Вырастет, станет обычным грузчиком или слесарем. Будет работать, пить водку, трахать баб и смотреть телевизор. Что с него толку? Таких как он — миллиарды, одного раздавишь — другие и не заметят. Вот великое дело сделать — это дано не каждому.

Ванечка погладил ящик, перевернулся на спину, закинул руки за голову и задумчиво сказал:

— Здравствуй, Москва, моя Родина. Изнахратили тебя, испохабили. Расфасовали по ящикам, увезли в чужие края. Нет тебя больше, прежней, нет и никогда не будет. Никогда, — решительно сказал Ванечка.

Ванечка вздохнул.

— Никогда не вернуться нам в прежние места. Время уходит, уходит, и все, что можно сделать — создать новое. Я обречен на это — постоянно создавать новое, а старое — кому нужно старое? Человеку постоянно нужны новые ощущения, наш главный враг — единообразие. Поскорее бы приехала Оля, скучно без нее…

Глава 25

Всему приходит конец, даже смерти. Зима стояла настолько долго, что казалось, так и будут теперь всегда тянуться тоскливые вечера, когда не о чем думать и нечего делать. Аэродром в декабре обледенел и замерз, деревня три месяца жила отдельно от страны. Жизнь в ней не совсем замерла, но очень медленно и лениво катилась по узкому кругу: телевизор, книги, пьянки.

Но вот, наконец, пригрело солнышко, почернел на сугробах снег и закапали с крыш сосульки. Пришла весна.

Весна, весна, лучшее время года. Мы встречаем ее с нежностью, как любимую женщину после долгой разлуки. Мы долго, безумно долго ждем свидания с ней: один за другим тянутся одинокие безрадостные дни, и пусто в душе, и постыло, словно в очереди к паспортистке. Но все-таки она приходит. И мы счастливы!

— Вот теперь-то мы заработаем, — потирал радостно руки Ванечка. — Ах, как пахнет-то в воздухе, а? Весной пахнет, черт возьми! Да вы проходите, проходите!

— Спасибо, — поблагодарили Верка с Серегой, входя в комнату.

— Шубу долой теперь, ну ее к чертовой бабушке! — Ванечка сорвал шубу с вешалки и бросил ее на пол. — Ух, тяжелая-то какая, зараза! Давай мне плащ.

— Серый?

— Серый, серый, — Ванечка встал в позу пингвинчика, пытаясь попасть в рукава. — Да кто же так плащ-то подает! Ты держи так, чтобы мне удобно было, мне же не видно ничего!

— Я не умею... — смущенно пробасил Серега.

— Дай-ка я, — сказала Верка. Она отобрала плащ у мужа и поднесла Ванечке. — Пожалуйста, Иван Максимович.

— Спасибо, — Ванечка, наконец, попал в рукава. — Видал, Серега? Учись, как надо!

— Угу.

— Сейчас я вам зеркало дам, — сказала Верка. — Посмотрите, Иван Максимович.

— А ничего, ничего, — одобрил Ванечка, — шляпы вот только не хватает, по-моему. А ну-ка, Серега, дай мне шляпу. Как я тебе, Вер?

— Замечательно, — кивнула Верка.

— Что-то я за зиму пополнел вроде, не замечаешь? — Ванечка подставил зеркалу левый бок.

— Да что вы, Иван Максимович! Это теперь так модно! Ничуть не пополнели.

— Думаешь? А весы вроде говорят обратное. А, впрочем, в печку их! Айда все на улицу, воздухом подышимся.

— Ольга Андреевна сегодня приезжает, говорят?

— Да, да. Кстати, Серега, — вспомнил Ванечка, — ты к лету-то готовишься — нет? К работе приступили?

— Да конечно, Иван Максимович! Аэродром привели в порядок, построили еще два километра дороги, плюс начали посадку картошки. Я тут договорился с военными — так мне две роты на посадку выдали. А то поля простаивают, а народ весь на строительстве.

— Ну, ладно, сейте, — согласился Ванечка.

— Я, кстати, ученых-трутней тоже на это дело припряг, — сказал Серега.

— Каких трутней? — удивился Ванечка.

— Да это по уголовному делу об ученых — трутнях. В порядке трудового перевоспитания.

— Странно, я ничего и не слышал. Ну ладно, принеси мне документы на них, я посмотрю.

— Слушаюсь, Иван Максимович.

В дверь постучали.

— Войдите, — крикнул Ванечка.

Вошел Игорь Юрьевич. За зиму премьер чуть потолстел и чуть полысел, но в общем, почти не изменился. По нему было видно, что он вполне уверенный и довольный собой мужчина лет пятидесяти, который работает на нужной, интересной работе и у которого нет проблем ни с семьей, ни со здоровьем.

— Привет, дорогой, — обрадовался Ванечка. — Хорош, молодец! Давно прибыл?!

— Только что, — отрапортовал премьер. — С аэродрома — сразу же к вам.

— Ну, молодец, молодец, — Ванечка хлопнул его по плечу. — Пойдем.

Они вышли из дому и пошли по середине улицы. Впереди шел президент с премьером, на два шага сзади — Серега с Веркой.

— Как пахнет-то, а! — восхитился Ванечка. — Ты принюхайся только! Весной пахнет! Ну разве может быть такая погода в вашей Москве?

— Да и Москвы-то уже нет, — заметил премьер.

— Как там Оля?

— Да ничего. Мы с ней довольно редко виделись, у меня все больше работа, работа. Но я пару раз заезжал к ней в гости — хорошо пообщались.

— Ну, слава богу, — вздохнул Ванечка. — Как там, вообще, на большой земле?

— Да ничего... — Игорь Юрьевич оглянулся на Верку.

— Вер, — позвал Ванечка, — ты сходи домой, приготовь нам что-нибудь. Праздник все-таки сегодня, Оля приезжает.

— Хорошо, Иван Максимович, — Верка пошла домой.

— Серега, иди к нам, — позвал Ванечка. — Слушай, что премьер говорит. Ну так что, какие там проблемы?

— Да вроде все ничего, — ответил премьер, — но как-то неспокойно.

— Почему? — удивился Ванечка.

— Люди хотят стабильности. А тут какое-то новое дело, всех гонят на край земли, переустраивать, настраивать — не хотят. Упираются.

— Так надо же объяснить!

— Да я объяснял, Иван Максимович, — устало вздохнул премьер. — Вот знаете — кивают вроде, слушают, соглашаются — а все равно не хотят.

— Не может такого быть!

— И все говорят: «Мы всегда шли на запад, надо на запад идти, на восток не пойдем, на восток только идиоты идут», — передразнил Игорь Юрьевич.

— А ты заставь! — приказал Ванечка. — Ты премьер или тряпка?!

— Я стараюсь, — сказал премьер. — Но ведь постоянно вредят! Уже стали разбирать рельсы на Запсибе. На БАМе два тоннеля взорвали! Все что угодно делают — только бы не идти на восток. Вчера в Новосибирске митинговали, чуть не сожгли склады с Кремлевскими стенами.

— Арестовать! — приказал Ванечка

— Мы арестовали, — кивнул премьер. — Но все равно народ не хочет. Не знаю, что можно сделать против такой кучи.

— Ты что же, тоже против Востогорска?! — подозрительно посмотрел Ванечка. — Может, мне и тебя арестовать?!

— Меня?! — взгляд премьера блудливо нырнул в угол, подальше от строгих глаз президента. Но уже через полсекунды он справился с собой и посмотрел на Ванечку. — Да я всей душой, Иван Максимович! — премьер горячо стукнул кулаком в грудь. — Ведь это же Востогорск, вы же знаете! Дело великое!!! Совершенно великое!!!

Вроде бы премьер говорил как обычно, и так же искренне глядел на президента, и так же чистосердечно клялся в преданности делу, но все-таки что-то было не так. Ванечка подозрительно смотрел на него и пытался понять, в чем же дело. А Игорь Юрьевич все говорил и говорил, все рассказывал о подготовке страны к очередному трудному этапу, все лил и лил розовые слова в президентские уши. Но что-то было не так.

— Ладно, — прервал премьера Ванечка. — Хватит на сегодня, иди работай. Мне еще жену надо встречать.

— Поздравляю, — улыбнулся премьер. — Очень рад за вас обоих. Передайте от меня Ольге привет, пожалуйста.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Ванечка.

— Мне когда в следующий раз приехать?

— Да когда хочешь. До свидания, — Ванечке уже было не до него, он думал, что надеть на встречу с Олей.

Ольга прилетела в пять часов вечера. Темно-зеленый вертолет сделал круг над площадкой, завис на несколько секунд и стал плавно опускаться.

— Садится, садится, — радостно думал Ванечка, сжимая в руке букет роз. — Наконец-то, Господи, я так измучался! Теперь-то все пойдет нормально!

Вертолет сел, взвод почетного караула гаркнул «ура», выкатили парадную лесенку и вышла Ольга. Ванечка бросился к ней, подхватил на руки, прижался щекой к белому пальто и застыл, абсолютно счастливый. Он постоял так около минуты, потом бережно опустил жену на землю и поцеловал.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — спокойно ответила Ольга.

— Это тебе, — Ванечка протянул жене букет роз.

— Спасибо, — кивнула Ольга. — Правда, я не люблю розы. Но все равно — спасибо.

— Не любишь, да? А я не знал. Ну извини, ладно, я в следующий раз что-нибудь другое куплю.

— Хорошо.

— Как долетела? — обеспокоено спросил Ванечка. — Все нормально, не укачало?

Ольга пожала плечами.

— Что-то случилось? — Ванечка посмотрел жене в глаза.

— Да нет, все нормально. Может, пойдем?

— А, ну да, конечно. Извини. Да, пойдем. Эй, там, быстрее, чемоданы в руки, бегом! — засуетился Ванечка. — Автомобиль сюда, живее. Скорее, скорее! Что вы там медлите, торопитесь же вы, черт побери!

— Что с тобой? — спросила Ольга.

— Да такой народ, не проследишь — ничего не сделают сами. Ты себе не представляешь, как пришла зима — все в спячку впали, работа стоит, носильщиков не допросишься. Жуткое дело! Впрочем, бог с ними, — махнул рукой Ванечка. — Пойдем, пойдем домой. Я соскучился, прибрался, посуду помыл, торт вот купил с цветами.

— А шампанское? — усмехнулась Ольга.

— Да, да, и шампанское. Совсем уже забыл даже, как ты выглядишь, — Ванечка попробовал еще раз поцеловать жену в щеку, но промахнулся, попал губами в ухо, Ольга поморщилась. — Ой, извини, извини. Пойдем, да?

— Идем.

Ольга шла рядом с ним, удивляясь, как все изменилось за время ее отсутствия. Вот здесь был лес, подумала она, а сейчас тут поле с котлованами под фундаменты. И здесь котлованы, и здесь, и здесь. Ужасно, голо, как в Москве.

— О чем думаешь, родная? — спросил Ванечка.

— Да так, — ответила Ольга, — ни о чем.

— Видишь, как у нас все изменилось? Красиво ведь, верно? К лету, думаю, будем открываться.

— Понятно, — кивнула Ольга.

— Ты чего такая невеселая? Может, скажешь все-таки?

— Все хорошо.

Они зашли в дом, Ванечка велел носильщикам поставить чемоданы и уходить. Ольга пошла умыться с дороги, Ванечка стал накрывать на стол.

«Хорошо-то как, — подумал он. — Ольга вернулась. Теперь все пойдет по-старому: мило, душевно... Единственная моя женщина, только ты меня и понимаешь, как никто другой».

Вошла Ольга, села за стол. Ванечка откупорил бутылку шампанского.

— За тебя, — сказал он.

Ольга улыбнулась и выпила.

— Как прошла поездка? — Ванечка положил жене торт.

— Нормально.

«Что-то не так», — подумал Ванечка.

— Как торт?

— Ничего.

Они помолчали. Ольга ела торт, задумчиво рассматривая что-то на противоположной стене. Ванечка подлил ей шампанского, она выпила.

— Приятное шампанское, — сказала она.

— Спасибо, — ответил Ванечка. — Ты совсем не хочешь со мной говорить? — спросил он. — Устала с дороги?

— Устала, устала, — кивнула Ольга, не глядя на него.

— Милая, ну скажи, в чем дело? Пожалуйста, прошу тебя.

— Да ни в чем, — Ольга посмотрела на мужа. — Все хорошо, успокойся.

Ванечка отвернулся к окну. Он помолчал немного, потом задумчиво сказал:

— Самое главное в любви — это доверие. Без него мне ничего не нравится: ни влюбленность, ни зависимость, ни секс не в радость. А ты мне не веришь, совсем не веришь, — заключил он вдруг.

— Да при чем здесь «веришь» — «не веришь»? — раздраженно сказала Ольга. — Это тут вообще не при чем!

— Да? — Ванечка повернулся к Ольге. — А почему ты тогда мне не говоришь, чем ты недовольна?

— Да всем я довольна! Всем! Все абсолютно нормально!

— Но я же вижу, что ты недовольна!

— О, господи, я даже задуматься не могу на секунду! Перестань меня контролировать!

— Я только хотел спросить.

— Не надо спрашивать, — Ольга встала из-за стола. — Спать хочу.

— Ну, пойдем.

Они разделись, легли в кровать.

— Солнышко мое, — погладил жену Ванечка. — Ну, иди ко мне.

— Я устала.

— Ну иди сюда, солнышко. Иди, иди.

Ольга поддалась. Потом все было, как раньше: хорошо, очень-очень хорошо.

После секса Ванечка повернулся на спину, Ольга положила ему голову на грудь и закрыла глаза.

— Как хорошо, что ты вернулась, — сказал Ванечка.

Ольга кивнула.

— Мне так тебя не хватало, — тихо произнес Ванечка.

— Идиотик, — ответила ласково Ольга. — Бармалейчик маленький.

— Я большой! Я совсем-совсем большой!

— Мальчонка мой маленький.

— А ты по мне скучала?

— Ну так, иногда.

— У, вредина какая! Мы же больше не будем ссориться? — спросил Ванечка. — Не будем, да?

— Посмотрим, — Ольга зевнула.

— Говорить будем?

— Давай завтра, — предложила Ольга. — Спать уже пора.

— Ну, давай. Спи, солнышко.

Глава 26

С утра Ванечку разбудило шкворчание из кухни. Он приподнялся на локте — Ольга жарила яичницу.

— С добрым утром, — сказал Ванечка.

— С добрым, — приветливо отозвалась Ольга.

Ванечка умылся, оделся и сел читать отчеты. Иногда он отвлекался, чтобы взглянуть на Ольгу, потом снова возвращался к бумагам. Ничего нового в отчетах не было: падали биржевые индексы, росла безработица, Европа и Америка грозили бойкотом за демпинг сельхозпродуктов. До эры всеобщего благоденствия было еще далеко.

— Иди есть, — позвала Ольга.

— Ага, — Ванечка отложил отчеты и пересел за стол.

Они молча стали завтракать, Ванечка время от времени посматривал на Ольгу, она не замечала его взглядов.

— Как у тебя настроение? — спросил, наконец, Ванечка.

— Ничего, — ответила Ольга.

— Мы поговорим, нет?

— Вань, давай потом, после завтрака?

— Хорошо.

Позавтракав, Ольга стала мыть посуду. Ванечка начал разбирать доклад о профессорах-трутнях. Факты были грустные: вместо того, чтобы работать, продвигать грузное тело науки, профессора на работе спали, играли в шашки и трепались о политике. А между тем проекты не завершались, студенты не учились, конференции срывались и общее состояние отечественной науки становилось с каждым годом все хуже и хуже. Чтобы бороться с этим, решено было сформировать из особо ленивых ученых и инженеров сельскохозяйственные роты и бросить на посадку овощей. Тех, кто зарекомендует себя хорошо, освободить, а остальных отдать в батраки при колхозах.

— Оль, — позвал Ванечка. — Я хочу в поля прокатиться. Ты как, поедешь со мной — нет?

— А что там?

— Да Серега там с учеными трутнями картошку сажает, я хочу посмотреть, все ли у них ладно. Поедешь со мной?

— Поеду, — Ольга поставила последнюю тарелку в сушилку.

Ванечка смотрел, как она вытирает руки, как снимает фартук, поправляет прическу, и понимал, что никогда, никогда он не сможет уйти от этой женщины, так и будет всегда эта нежность к ней, эта сладкая зависимость, что бы ни произошло, что бы ни случилось между ними.

Полет был скучным: вертолет болтало, шум стоял такой, что не слышно было друг друга, за окном шел одинаковый коричнево-зеленый лес.

— Почему опять ничего нельзя делать? — подумал Ванечка. — Все время приходится отвлекаться на мелочи, на текучку. А великое дело стоит, и никто даже не почешется. Ну почему так? — Ванечка посмотрел на Ольгу, потом на охранников, на бригадиров из колхоза. Кто спал, кто глядел в иллюминатор, кто собирал кубик Рубика. — Почему у них не горят глаза от желания работать? Где у них энтузиазм? Где готовность к подвигу?!

Вертолет стал заходить на посадку. Ванечка выглянул в окно: лес остался позади, под ногами лежали черные поля, на которых трудились люди-муравьи.

Встречал президента только Серега, одетый в льняную рубаху и холщовые штаны. Он галантно помог Ванечке и Ольге выйти из вертолета и встал по стойке смирно.

— Докладываю: все на своих местах! Два взвода инженеров, профессоров и прочих вредителей сажает картошку, рота студентов-второгодников пропалывает морковь. План по засадке картошки перевыполнен на пять процентов, план по посадке морквы — на двенадцать.

— Хм, недурно. А это кто такие? — Ванечка показал на двух солдатиков возле полевой кухни.

— Это солдаты, заготовляют горячий обед для студентов.

— Да ты что, Серега, озверел? — возмутился Ванечка. — В городе рабочие на сухом пайке сидят, а ты вшивых профессоров кашей и супом кормишь? — Ванечка отвесил Сереге пинка. — Пошли, посмотрим на твоих архаровцев.

Серега счастливо засмеялся и побежал к солдатикам. Ванечка с Ольгой последовали за ним.

— Какие они изможденные, — сказала Ольга. — Ты посмотри!

На грядке два тучных инженера в оборванных пиджаках отдышливо сажали картошку. Один с усилием втыкал лопату в грядку, кряхтя выворачивал маленькую воронку и ссыпал горстку земли в лунку на ряд впереди. Второй брал из ведра огрызок картошки и осторожно клал его в воронку.

Пиджаки на обоих были так плотно залиты грязью, так что уже нельзя было определить их начального цвета. Рукава протерлись до подклада, из дыр выглядывали серые локти. Инженеры загнанно дышали, словно уже тяжело трудились без перерыва сутки или двое, а между тем они начали работать всего два часа назад. Время от времени инженеры оглядывались на надсмотрщиков в углу поля и тяжело вздыхали.

— Они что, работают без перерыва? — спросила Ольга. — Вы же их заморите!

— Как у страны на шее сидеть — они были живые да бодрые, — заметил Ванечка, — а тут, значит, на свежем воздухе притомились.

Ольга остановилась и стала внимательно разглядывать инженеров. Инженеры, увидев ее, повалились на колени и опустили головы, не смея посмотреть на жену президента.

— Вань, отпусти их, — сказала Ольга.

— Да ты что?! — Ванечка удивленно повернулся к ней. — Да это же вредители! Они же страну продали!

— Ваня, отпусти их! — попросила Ольга. — Ты посмотри на них — ведь они же пожилые люди! Отпусти их, пожалуйста.

— Какие мы жалостливые! Как мы всех готовы простить! А кто страну пожалеет, кто ее простит?! — спросил Ванечка. — Они все норовят хоть кусочек урвать от нее, хоть крошечку, хоть болтик, хоть винтик — украсть! И что, где теперь Россия?! Нет ее, нет, всю по винтикам растащили! Да отпусти их — они через полгода опять ринутся в институты! Окопаются в университетах, отрастят жопы в академиях — и нет больше науки! Ты думаешь — они еще хоть на что-нибудь способны?

Инженеры склонились еще ниже, показывая, что не способны.

— Они же двадцать лет ничего не делали! — воскликнул Ванечка. — И дай им волю — еще двадцать ничего делать не будут!

Ольга посмотрела на инженеров. Те ничтожно распростерлись на земле, уткнувшись лицами в землю. Сверху они казались двумя грязными обгорелыми корягами, только мелкое дрожание ног говорило, что эти коряги живые.

— Убери хотя бы этих двух, — попросила Ольга. — Не могу на них смотреть.

— Так не смотри! — крикнул Ванечка. — Пойдем.

— Ваня, убери их немедленно!

Ванечка отвернулся и посмотрел на лес вдали. Сосны сливались в одну сплошную темно-зеленую стену, ровную, скучную, без единой приметы. Выше стены шли облака, на запад, к Европе. К проклятой ненавистной Европе.

— Я так тебя ждал, так ждал! — Ванечка сел на траву. — А ты меня не понимаешь, не понимаешь! — Ванечка ударил кулаком по земле. — И Игорь Юрьевич не понимает, и Серега, и ты! — Ванечка взглянул на инженеров. — Эй вы, пошли вон отсюда! Вон! Вон!

Инженеры уползли к полевой кухне.

— Господи, как это тяжело! — сказал Ванечка. — Я думал, хоть ты меня понимаешь, а ты... Я один, совсем один. И никого со мною нет.

— Ну успокойся, Вань, — Ольга села рядом и нежно поцеловала Ванечку в лоб. — Я с тобой, милый.

— Ты думаешь, я глупый, да? Думаешь, что ты лучше меня знаешь? Почему вы все перестали верить в Востогорск?

— Почему ты думаешь, что перестали?

— Но я же вижу! Он приехал, пускал мне тут пыль в глаза, говорил, что народ вредит. Да он сам, наверное, этот народ и подзуживает.

— Вань, ну что ты такое себе придумал, — ласково сказала Ольга. — Ну успокойся, пожалуйста. Приляг, — Ольга положила его голову себе на колени. — Все будет хорошо, любимый, все хорошо.

Она нежно гладила его по голове, глядя в поле. На грядках студенты сажали морковку, флаг посреди поля кивал на ветру «Да, да, правда». Ванечка смотрел на флаг и не верил ни себе, ни флагу, ни Ольге.

— Не верю тебе, — сказал он. — Не верю.

Они помолчали немного.

— Не верю, — повторил Ванечка.

— Тогда и не надо, — сказала Ольга. — Вставай.

Ванечка сел.

— Можешь поговорить с кем-нибудь, кому веришь, — сказала Ольга.

Ванечка взял ее за руки:

— Милая моя, родная, единственная, что они тебе? — спросил он. — Ведь никто же не будет тебя любить, как я. Они постоянно врут, они же сами себе не верят, только я всегда говорю искренне.

— Кто они? — спросила Ольга.

— Они, они, — махнул рукой Ванечка, — все эти чиновники, москвичи, Верки. Ты же совсем чужая ко мне вернулась, это они все виноваты. Ты с ними, ты всегда с ними, а не со мной.

— Дурашка, — сказала Ольга. — Конечно, же я с тобой, а не с ними. Пойдем.

Они пошли к вертолету, Ванечка постепенно убеждал себя, что зря подозревает премьера. Уже через двести метров он уже был твердо уверен, что Игорь Юрьевич ни в чем не виноват.

— Солнышко, — обратился он к Ольге. — Я тебя хочу попросить: не вмешивайся больше в политику. Пожалуйста.

— Нет, так не пойдет.

— Но ведь я же президент! — воскликнул Ванечка.

— А я — президентша.

— Хватит! Чтобы больше в мою работу не вмешивалась! Я все сказал!

— Нет, не все! — заупрямилась Ольга.

— Да ну тебя, — махнул рукой Ванечка.

Глава 27

Премьер примчался тем же вечером. Ванечка с Ольгой смотрели телевизор, когда он появился на пороге и закричал:

— Иван Максимович, что же это делается! Серега профессоров на картошку погнал!

— Ну, трутней, которые сами себя от студентов отрывают — грех не отобрать, — снисходительно улыбнулся Ванечка.

— Да какие трутни, вы что?! Самых лучших, самых толковых ученых забрали! Всех лауреатов премии княгини Дашковой собрали и кинули на сельхозработы!

— Погоди секунду, — Ванечка встал с дивана и подошел к столу. — Мне же в докладе все четко написали: статьи не печатали, лекции не читали, изобретения не изобретали… Вот и доклад, — Ванечка придвинул бумаги премьеру. — Видишь, министерство обороны подготовило. Видишь?

— Липа это! — кивнул премьер. -Я сейчас специально принес с собой справки, — он подошел к Ванечке и отдал ему толстую папку с бумагами. — Вот, посмотрите. Например, профессор Абрамов — за последний год восемь статей, одна из них в «Scientific American». Три аспиранта защитились, лауреат премии княгини Дашковой за прошлый год. Профессор Кукушкин — два изобретения в области металлов и сплавов, лауреат премии имени Дашковой за прошлый год. Доцент Бурдюкова — по десять семинарских занятий в неделю, плюс две статьи, лауреат нынешнего года.

— Не тарахти, не тарахти, — сказал Ванечка. Он быстро открыл к себе папку, перелистал справки, матюгнулся и схватил доклад, который отдал ему Серега. — А что же мне тогда показывали? — спросил он. — Это что такое?

— Не знаю, Иван Максимович, — сказал премьер. — Спросите у Сергея.

— Постовой! — закричал Ванечка. — Постовой! Веди сюда Серегу, живо!!! А ты, Игорь Юрьевич, садись, будем разбираться, — Ванечка зло посмотрел на премьера и показал ему на стул.

Через пять минут прибежал Серега.

— Это что такое! — Ванечка ткнул ему в рожу доклад о трутнях. — Ты что, сдурел совсем?! Да ты знаешь, что такое для нас наука? Кто тебе право дал лучших ученых заставлять грядки копать? Есть у тебя проблема с картошкой — так позови армию. Что ж ты, скотина, у меня ученых стал портить? Классовая ненависть взыграла, что ли? Так я ее быстро угомоню! Что это такое, отвечай!

— Доклад, — сказал Серега. — От министерства обороны.

— А почему здесь ни одной подписи? Почему ни печати нет, ничего?!

— Не знаю, — сказал Серега.

— Кто готовил доклад? Лично назови!

— Не знаю, пришло с курьером из министерства обороны.

— Звони в министерство! — крикнул Ванечка. — Или нет, я лично позвоню! — Игорь Юрьевич уже протягивал ему телефон.

Ванечка позвонил в министерство обороны, потом в ФСБ, потом в Российскую Академию Наук, потом в министерство сельского хозяйства — никто ничего не знал. Откуда взялся доклад, кто его составлял — было неизвестно. Во всем деле был только один настоящий приказ: указание Сереги гнать триста человек ученых на посадку картошки.

Ванечка отдал телефон премьеру и сурово посмотрел на Серегу.

— Варианта всего два, — сказал он. — Либо ты дурак, либо предатель.

Серега молчал.

— Я думаю, что все-таки не предатель, — сказал Ванечка. — Думаю, дурак.

Серега снова промолчал.

— Да что ты все молчишь! — заорал Ванечка. — Ты хоть представляешь, что ты наделал, идиот! Картошку ему, видите ли, захотелось сажать! Из-за тебя вся наука встала! А если бы кто-нибудь из них помер — ты представляешь, что бы было?

— Простите, Иван Максимович.

— Короче, так. Иди отсюда к чертовой матери, видеть я тебя больше не хочу. Начальником стройки назначаю председателя колхоза. А тебя — в строители, будешь сам теперь дорогу укладывать. Понял?

— Да, — сказал Серега.

— Вали, — Ванечка вернулся на свое место на диване. — Игорь Юрьевич, садись со мной, будем телевизор смотреть.

Серега вопросительно посмотрел на премьера. Премьер вальяжно сел на диван слева от президента и стал смотреть телевизор. Серегиного взгляда он решительно не замечал.

— Сереж, — отвлеклась вдруг от телевизора Ольга. — Передай Верке привет, скажи, чтобы заходила.

— Ты еще тут чего?! — набросился на нее Ванечка. — Что ты ее к нам приглашаешь?

— Мы ваших мужских дел не касаемся, так и вы наших не касайтесь, — ответила спокойно Ольга. — Пока, Сереж.

— До свидания, — Серега ушел.

— Дай сюда пульт! — приказал Ванечка. — Что тут за дерьмо показывают?! Опять футбол проперли! Уволить всех! Тут вообще крокодилы какие-то! Ну на кой черт русским показывать крокодилов? Они что, водятся у нас где-нибудь?! А, Игорь Юрьевич?!

— Нет, — ответил премьер.

— Так и убрать их к бене матери. Запиши себе: «Всех крокодилов по телевидению запретить». Пусть показывают парады, балет, демонстрации. Народ должен себя видеть ликующим. Люди должны знать, что им весело и радостно. Понятно?

— Народ возмущается.

— Что такое?!

— Понимаете, Иван Максимович, дело тут сложное.

— Так давай, говори, не медли.

— В общем, мы считали, что реформы будут пользоваться популярностью, а они оказались непопулярны. Почему — не знаю. И пить меньше не стали, и на иностранных машинах продолжают ездить, и из трудовых армий бегут — в общем, не хотят реформироваться.

— Вот козлы! — возмутился Ванечка. — Я же ради них стараюсь, ради их детей и внуков. Ну неужто не хотят жить в великой стране?

— Так великая страна еще когда будет, а они прямо сейчас хотят. Вы ж поймите, Иван Максимович, для них-то главное себя сохранить, а что там будет со страной — это уже не их забота.

— Вот это ты правильно заметил, не их забота! Моя забота! И я эту заботу проявляю, и нечего возмущаться.

Премьер кивнул.

— Я же хочу, чтобы у нас была великая страна, великая родина. Чтобы ей можно было гордится перед иностранцами, а не стыдиться, словно матери в лохмотьях. Зачем жить так глупо, так бездарно, так серо, когда жить можно по-новому, интересно, красиво?

— Это без водки, что ли? — уточнила Ольга.

— Да причем тут без водки?! — заорал Ванечка. — Что ты все норовишь мои слова переврать! Вообще не вмешивайся, когда я говорю!

Ольга встала и ушла в другую комнату.

— Опять обиделась, — сказал Ванечка премьеру. — О, господи, беда какая. Короче, Игорь Юрьевич, продолжай.

— Да продолжать, в общем, нечего, — ответил Игорь Юрьевич. — Предлагаю сейчас временно ослабить нажим. Может, отменить хотя бы запрет на спиртное. Ну, и заодно дать народу еще какой-нибудь праздник, пусть повеселятся. Предлагаю еще выступить по телевизору с рассказами про Востогорск.

— Да не люблю я сниматься в этом телевизоре, — поморщился Ванечка. — Все время свет глаза режет, жарко, еще и пудра эта на лице гадкая.

— Я тоже не люблю, — согласился премьер. — Но приходится!

— Ладно, — согласился Ванечка. — Звони, пусть назначают съемку на завтра. Запрет отменять не буду, праздник назначу. Кстати, пусть завтра заодно правительство приедет: будем обсуждать, как дальше действовать.

Глава 28

Съемка прошла неудачно: передачу вела та самая ведущая, которую Ванечка распорядился выслать из деревни прошлой осенью. Ванечка заподозрил подвох сразу же, как увидел ее злое холеное лицо: губы у нее были намазаны коричневой помадой и еще обведены коричневым, а брови выщипаны до единого волоска и нарисованы черным карандашом. Одета она была, как начинающая садистка: черная кожаная куртка, черные кожаные штаны и длинные черные сапоги на шпильках.

— Здрааавствуйте, дарагие телезрители, — нагло утрируя московский акцент, протянула она, глядя в камеру.

Дальше начались самые худшие полчаса в жизни Ванечки. Баба постоянно перебивала Ванечку, задавала ему хамские вопросы, от которых он терялся, и вообще вела себя как последняя стерва. Ванечка краснел, бледнел и путался в тезисах. Больше всего ему мешали собственные руки: на стол их положить было нельзя, на колени — нельзя, вертеть ручку — тоже нельзя: всюду они были лишние.

— На этом наша передача подходит к концу, — сказала ведущая, заученно улыбаясь в камеру. — Что бы вы хотели сказать на прощание нашим зрителям?

— Ну, что... Что сказать? — снова замялся Ванечка. — Видите, выходной у вас. И вообще... Водку теперь можно. Это теперь разрешено. Желаю вам хорошо попраздновать. Чтобы приятно было. Все вроде.

— Спасибо за интересный разговор. До свидания — ласково попрощалась ведущая с телезрителями. — Все, закончили, — добавила она обычным голосом.

— Игорь Юрьевич, — крикнул президент. — Иди сюда, записывай. Чтоб я этой ведущей... Как вас, кстати, зовут? — обратился он к бабе.

— Мария Степановна, — гордо ответила та.

— Фамилия ваша какая?

— Шушуленко.

— Чтобы Шулушенко я больше никогда и ни под каким соусом на телевидении не видел. Чтобы вообще ее не было! Пусть хоть на поломойку придет устраиваться — и то не брать.

— Иван Максимович, но нельзя же так, — сказал премьер.

— Можно, можно! — крикнул Ванечка. — А со мной можно так? Так меня перед всей страной позорить — можно?! Каждому нужно делать свое дело: кто-то должен страной управлять, кто-то — передачи вести. А если не можешь нормально вести, чтобы президента своей страны показать в нормальном виде — значит, ты на эту должность не подходишь. Понятно?! Уволить ее!

— Господи, какой идиот, — баба встала и вышла из студии, вихляя бедрами, словно манекенщица на подиуме.

— Стерва, — сказал ей вслед Ванечка. — Уволить немедленно!

— Как скажешь. Секундочку, — у Игоря Юрьевича зазвонил телефон.

— Говори, говори, — разрешил Ванечка и пошел к дивану смотреть телевизор.

«Блин, аж вспомнить стыдно, — подумал он. — Ну, слава богу, отстрелялся. Сколько все-таки иногда бывает злобы в человеке! Вот я же ей почти ничего не сделал! А как она на меня накинулась?! Стерва».

— Иван Максимович, — позвал премьер. — Беда.

— Что такое опять.

— В Москве назревает переворот. Надо что-то делать!

— Какой переворот?!

— Я не понял. Кажется, в очереди за водкой взбунтовались. Надо срочно лететь туда!

— Зачем?

— Иван Максимович, только вы можете их усмирить! Они же только вам верят! Летим скорее!

— Да подожди ты! — крикнул Ванечка. — А как я здесь все брошу? Тут же без меня все встанет! Мы ж здесь только начали.

— Не время сейчас! Полетели! Ольга Андреевна, ну скажите ему!

— Полетели, Ванечка, — сказала Ольга. — Ты же президент, ты должен вмешаться.

— А ты со мной полетишь? — спросил Ванечка.

— Конечно, полечу. Давай, милый, пора.

— Ну, — Ванечка растерянно огляделся. — Если так, то да...

— Давайте, Иван Максимович, одевайся скорее, а я побежал вертолет заводить, — сказал премьер. — Жду вас.

Ванечка с Ольгой оделись, оглядели на прощание комнату и вышли из избы.

— Ну что, присядем на дорожку? — спросил Ванечка.

— Да пойдем быстрее, — недовольно сказала Ольга. — Вертолет не ждет.

— Нет, надо посидеть…

Ванечка присел на порог и задумался. Небо было чистое, голубое, жаркое солнце стояло в зените. Серая дорога, огибая магазин, шла между деревьями к картофельному полю. Все было готово к началу лета.

«Вот только меня здесь летом не будет, — грустно подумал Ванечка. — Обидно все-таки, столько сил угрохать — и все зря».

— Поедем! — Ольга нависла над Ванечкой.

— Подожди еще минутку, — попросил он.

«А самое главное — что ничего нового теперь уже не будет. Будет все одно и то же: Москва, семья, работа, пьянки, бабы. Все одно и то же, одно и то же, как у отцов, дедов, прадедов. Боже, за что мне это?»

— Все, едем! — скомандовала Ольга.

— Может, все-таки останемся? — спросил Ванечка.

— Ты что, рехнулся?! Поедем! Там революцию устраивают, а ты расселся, как фон-барон!

— Слушай, давай так сделаем: ты поедешь, а я еще немного подумаю. Давай?

— Да что ты за идиот такой! Поедем, я сказала!

— Нет, погоди, погоди, — Ванечка встал. — Я должен подумать.

— Да черт тебя возьми! Тебе ясно сказали! Надо ехать!

— Не поеду! — решился Ванечка. -Я остаюсь! Я должен здесь оставаться!

— О-о-о-о!!! — простонала Ольга. — Придурок! Что здесь делать-то?! Здесь деревня, здесь глушь, здесь магазина ни одного нет! Здесь кроме этой тупой Верки даже поговорить не с кем. Здесь театров нет!

— Милая, ну солнышко... — Ванечка не знал, что сказать. — Оленька...

— Поехали!

— Хорошо, поедем, — решил Ванечка. — Поедем, поедем, — он встал.

Ольга тоже встала.

— Пошли, — приказала она.

— Ага, — Ванечка в последний раз оглядел все вокруг. — Сейчас. Сейчас.

Всегда тяжело видеть в последний раз место, где ты жил. Даже если пробыл ты там всего полгода или год, даже если не было тебе там особо хорошо — уезжать тяжко. Вроде бы никогда и не обращал внимания, красиво вокруг или не очень, какого цвета забор и сколько ступенек у дома. А вот когда видишь все в последний раз — все это вдруг кажется важным и ужасно не хочется со всем этим разлучаться. Еще тяжелее уезжать, зная, что ты так и не добился того, зачем ты сюда приехал. Смотреть на место неудачи, на место поражения и знать, что ты никогда не вернешься, чтобы все переиграть — это тяжело.

— Идем, — приказала Ольга.

«Она гонит меня, — подумал Ванечка. Я не выдержу ее напора, не выдержу, не выдержу. Не хочу! Не хочу!!!»

— Молчи, молчи! — крикнул Ванечка. — Постовые! Постовые! — к нему подбежали два милиционера. — Заберите ее сейчас же, сажайте на вертолет и пусть летит в Москву. Пусть летит! Проследите! Да бегите скоре!

Милиционеры схватили Ольгу и побежали к вертолету.

«Я — не обычный человек! — подумал Ванечка. — Я — не тот, кто жрет и спит, трахается! Я — президент! Я — мое дело, я — мой Востогорск, я — те, кто верят в меня. Я — Россия! Россия — это я! Я остаюсь!»

Президент повернулся и пошел в избу. Надо было готовиться к заседанию правительства.

Глава 29

На усмирение Москвы потребовалось всего полчаса: стоило только Ванечке объявить по радио, что сухой закон отменяется, как народ сразу же успокоился.

— Фуф, — вздохнул Ванечка, повесив телефонную трубку. — Вроде бы пронесло.

— Министры уже прибыли, — сказал постовой.

— Ну, вот и здорово, — кивнул президент. — Давай их сюда. Заодно сбегай к Сереге, скажи, что я его прощаю, пусть подходит сюда. Будем дело делать.

— Слушаюсь, — постовой убежал.

Министры явились и расселись вокруг стола. Премьера почему-то не было.

— А где Игорь Юрьевич? — удивился Ванечка.

— Улетел в Москву, — подсказал рыжий министр здравоохранения.

— Ну, бог с ним. Вот что, господа! — начал речь президент. — Я решил остаться. Хватит валять дурку, пора браться за вас всерьез. Каждодневные отчеты мне сюда, на стол, — выньте да положьте. Ясно? Ближайший план действий таков: строим дорогу на Востогорск, одновременно заготавливаем фундаменты. После чего начинаем возводить город всеми подручными средствами. Кроме вольных рабочих строить будут МЧС, МВД, ФСБ и армия. Вопросы?

— Позвольте мне, — попросил слова министр путей сообщения.

— Давай, — кивнул Ванечка.

— По последним данным, износ составов на железной дороге составляет тридцать процентов. Износ вагонов и путей — тридцать пять процентов. Износ машинистов и проводников, — шестьдесят пять процентов.

— Да что вы-то, — выкрикнул министр внутренних дел. — У вас катастрофой еще только пахнет, а у нас она уже произошла. Вы только посмотрите — преступность за последние три года выросла в два раза. Это раньше вечером нельзя было выйти на улицу. Теперь уже и днем не выйдешь! Бандиты, воры, хулиганы, взяточники, мошенники, киллеры повылезали изо всех щелей. Подвижной состав милиции спит и видит, чтобы получить взятку. А преступники пользуются их спячкой и начинают давать. Да вы хоть знаете, сколько берет взяток в месяц обычный участковый?! Две тысячи долларов! А сколько зарплата министра — знаете? Полторы! Вот теперь и объясните мне, зачем становиться министром, если…

— Культура гибнет! — перекричал его министр культуры. — Вы посмотрите телевизор — засилье, засилье силы и бессилия. Какую передачу не возьми — все про президента. Я согласен — Ивана Максимовича надо показывать, но ведь как показывать?! Кого не возьмешь — то камера трясется, то крупный план не выведен. Если уж такого не можем себе позволить — о каком нравственном возрождении России может идти речь?

— Армия! — крикнул министр обороны.

— Пенсионеры, — поддержал его министр социальных дел.

— СПИД, — просипел министр здравоохранения.

— Пожары, наводнения…

— Налоги!

— Нефть!

Министры закричали все разом, так, что уже ничего было не разобрать.

— Да чего вы все хотите? — спросил Ванечка.

— Денег! — хором выкрикнули министры. — Денег!

— Денег? — удивился Ванечка. — Так деньги же идут на Востогорск!

— Денег! — снова крикнули министры.

— Востогорск, — сказал Ванечка.

— Хотим денег, — дружно застучали по столу министры. — Денег, денег, денег!

Миллионы нищих милиционеров, врачей, военных, пенсионеров, учителей и машинистов маршировали по стране. Гул стоял по всему миру: «Денег, денег, денег!» Колонны сливались в толпы, толпы растекались колоннами, рисуя надпись для наблюдателей из космоса: «Денег!» Первое слово младенца: «Деньги», последний всхлип умирающего: «Деньги», лучшая надгробная надпись: «Он хорошо зарабатывал».

Министры вскочили из-за стола и двинулись к президенту. Ванечка отступил назад, испуганно глядя на окруживших его министров.

— Мы хотим денег, — шумно дышали они. — Дай нам, дай нам!

— Хорошо, хорошо, — Ванечка прижался к стене. — Что угодно, только скажите — как.

— Подпиши, — министры дали Ванечке бумагу и ручку. — Подпиши.

— Что это?

— Подпиши, — строго сказали министры

— Я… Я… — Ванечка схватил бумагу. — Я… Сейчас…

— Пиши, пиши, — закивали министры, облизываясь.

Ванечка вывел первую букву.

— Стой, — заорал вдруг кто-то из-за спин министров. — Лежать, суки, руки за голову! — грохнул выстрел, министры повалились на пол. — А ну, лежать, твари, — кричал Серега, размахивая табельным «Макаровым», — первый, кто встанет — пулю в затылок, вторую — в печень. Лежать, гадины!

Ванечка глубоко вздохнул и быстро скомкал приказ.

— Как вы, Иван Максимович? — спросил Серега. — Все нормально?

— Нормально, — улыбнулся Ванечка. — Пошли за стол.

Министры расселись за столом, Ванечка встал перед трибуной.

— Ну что?! — спросил он. — Довольно? Вы думали — испугали меня, испугали?! Думали, теперь все пойдет по старому? Вот вам! — Ванечка показал министрам кукиш. — Мы все изменим, суки! Все до единого! Нет ничего, кроме воли!!! И эту волю вы теперь увидите!

Ванечка простер перед собой правую руку и торжественно заявил:

— Я, президент России, Иван Максимович Крюков, торжественно клянусь до конца жизни добиваться величия и славы России. Ежечасно, ежеминутно заботиться о благе своего народа. Я клянусь пройти весь путь до конца и не свернуть с дороги.

Каждый же, кто уменьшает своими делами силу России — враг мой и государства. И я клянусь, что до последнего своего вздоха буду бить и уничтожать врагов России. Не пощажу себя, но дам ход великому делу!

Хватит нам сидеть на задворках Европы! Настало новое время! Здесь будут вершиться дела Земли!

Центр мира — Россия! Добро пожаловать в рай!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 30

И завертелась работа. Сложнее всего изменить себя, изменить страну — гораздо легче. Плетью обуха не перешибешь, но любой хлюпик сможет повернуть здоровый джип, если окажется у руля.

Ванечка поворачивал страну как мог, без перерыва и отдыха. Всего за месяц он состарился, на лице появились морщины, волосы поседели. Ходить ему стало тяжело, пришлось заказать в Москве палку. Палку прислали хоть куда — дубовую, толстую, с костяной рукояткой, такой при случае и от собак можно отбиться и подчиненных воспитать.

Одной палки для безопасности было мало, Ванечка назначил Серегу начальником охраны и выдал ему в подчинение две дивизии. Теперь в каждой поездке президента прикрывали с воздуха два вертолета, а на земле — несколько танков и около сотни пехотинцев. Серега выстроил вокруг деревни защитную стену, укрепил пропускные пункты на дорогах и поставил неплохую батарею для обороны деревни с реки.

Ванечка работал по пятнадцать часов в день, без отдыха и выходных. Он перестал следить за собой: ходил в неглаженых штанах, в грязных ботинках, в замызганных рубашках — все равно некому было сделать ему замечание. Главное, что он чувствовал себя счастливым, все остальное было не важно. Ему было хорошо от одной мысли, что он знает, зачем он теперь живет. Нет ничего страшнее скуки, лени, отсутствия смысла. Когда дни проходят, похожие друг на друга, как серые мыши. Только когда у человека есть цель — только тогда ему нравится жить.

Все было неплохо, но не хватало жены. Постепенно, незаметно женщина начинает занимать много место в нашей жизни. За какой-то месяц она может стать настолько привычной, необходимой частью, что когда она исчезнет, начинаешь чувствовать себя так, словно лишился руки или ноги. И дело не только в ласках, в разговорах, понимании, а в самом чувстве, что кто-то родной находится с тобой рядом.

А впрочем, вспоминал Ванечка о ней только вечером, днем он работал: летал по всему Дальнему Востоку, лично проверял дороги, мосты, фундаменты, дамбы. Речей Ванечка больше уже не говорил, только отдавал краткие команды. За любое промедление он расстреливал, за возражение назначал по году работ в штрафбатах.

Из Москвы на Сахалин выслали студентов и курсантов. С Ярославского вокзала один за другим шли поезда с МГУ и Бауманки. Военно-морскую академию в полном составе передислоцировали из Питера во Владивосток. С Кавказа отозвали три полка спецназа и перебросили на границу с Китаем. По Москве ходили усиленные патрули, всех незарегистрированных грузили в телячьи вагоны и отправляли на Тихий океан. Как евреи в свое время шли из Египта в Землю Обетованную, так и русские переправлялись из задворок Европы в Азию. Российская телега со скрипом ехала на Восток.

На новом месте работали все: и стар, и млад, и шахтеры, и художники, армия и ВМФ — каждого Ванечка приспособил под общее дело. Условия были ужасные: грязь, мошка, холода, дожди. Арестантские роты одна за другой уходили за кордон в полном составе, вместе с конвоем. Их ловили, били и снова отправляли на работы. Бежали все больше и гуще, под конец пришлось уже вводить и расстрельные команды.

Наконец, фундаменты были вырыты и залиты, время было подвозить материал. С новосибирских складов один за другим пошли эшелоны: Кремль, Мавзолей, собор Василия Блаженного, Большой Театр — все это в разобранном виде перевезли в первую очередь. Следом потянулись из Новосибирска Арбат, Мясницкая, Патриаршьи пруды.

Каждый Московский булыжник нумеровали, очищали от накопившейся за зиму плесени и отправляли малой скоростью в направлении Востогорска. Были и потери: куда-то задевались буквы «Ленин» от Мавзолея, кони на фасаде Большого театра срослись хвостами, а шея Гоголя вдруг повернулась так, что писатель смотрел теперь строго в небо, показывая прохожим свой тощий острый кадык.

Самая же большая неприятность случилась со Спасской башней: за зиму крысы сгрызли стрелки часов. Главные часы империи, московское время, которое шло всегда, вдруг остановилось. История замерла в недоумении.

Кладовщика, проморгавшего время, Ванечка приказал расстрелять, но вечером, уже лежа в кровати, задумался о смысле случившегося. Значило ли это что-то хорошее или плохое?

— Скорее, хорошее, — подумал он. — Старое московское время кончается, хватит. Наше время будет веселее — приделаем на Спасскую башню электронные часы. Огромные, зеленые, с красными лампочками. Только надо велеть, чтобы на них сразу же нанесли антикрысиное покрытие.

Ванечка улыбнулся, представив новый вид Кремля.

— Надо будет еще перекрасить стены в триколор, так патриотичнее, — подумал он, засыпая.

Всего за месяц Ванечка сделал больше, чем за предыдущие полгода. Разговоры и пересуды закончились и началось время дел. Жить в стране стало хуже: страшнее, беднее, напряженнее.

— Но ради великой цели можно и пострадать, — решил Ванечка.

Правительство у нас всегда не прочь придумать великую цель, ради которой можно заставить население потерпеть. Чего только не было: коммунизм, индустриализация, гонка вооружений, БАМ, ускорение, демократия, борьба с олигархами, но жизнь почему-то от этого лучше не становилась. Иногда думаешь: «Господи, вот попался бы нам случайно какой-нибудь правитель совсем без идей, чтобы жил тихо, мирно и не пытался бы свершить что-нибудь великое. Не надо бы делать из России великую страну, сделать бы из нее какую-нибудь обычную, европейскую, вроде Голландии или Финляндии». Но, к сожалению, у нас не бывает таких президентов, приходится описывать что есть.

Глава 31

Игорь Юрьевич вдруг запросил аудиенции у Ванечки.

— Это еще зачем? — удивился президент. — Он что думает, мне поговорить не с кем? Дел до черта, какие еще разговоры?!

Впрочем, Ванечка согласился встретиться. Следующим вечером, когда он сел ужинать, открыл банку со шпротами, отрезал хлеб, взял вилку — в комнату вошел Игорь Юрьевич.

— Здравствуй, — сказал Ванечка. — Садись есть.

— Да нет, спасибо, я не...

— Садись, — перебил Ванечка. — Сейчас дам вторую вилку.

Он тяжело встал, опираясь на палку, и пошел к шкафу с посудой.

— Да что вы, я бы сам взял! — сказал премьер. — Зачем вы беспокоитесь?!

— Сиди! — приказал Ванечка.

Он достал из ящика вилку и вернулся обратно за стол.

— Ешь!

Они стали молча есть. Премьер опасливо посматривал на президента, но говорить не решался. После шпрот стали пить чай.

— Тебе с сахаром? — спросил Ванечка.

— Нет, спасибо.

Они снова замолчали. Президент пил медленно: долго дул на чай, потом со всхлипом отпивал глоток, шумно вздыхал и снова застывал, о чем-то задумавшись. Наконец, и чай был выпит.

— Рассказывай, — приказал Ванечка.

— В общем, все идет хорошо, — торопливо заговорил премьер. — Строительство выполнено на шестьдесят два процента. Средняя норма перевыполнения плана составляет порядка пяти процентов в день.

— Дальше, — сказал Ванечка.

— Отлично зарекомендовала себя практика привлечения иностранных рабочих. Украинские, азербайджанские и особенно туркменские строители показывают результаты, едва ли не в полтора раза превосходящие результаты наших трудовых отрядов, — премьер сложил руки на столе, одна на другую, и сидел ровно, как первоклассник перед строгим учителем. — Хороши также и студенты. Конечно, не хватает еще опыта, практики, но смекалка и энтузиазм с лихвой компенсируют все недостатки молодости.

— А как армия? — строго спросил Ванечка.

— Сложный вопрос, — Игорь Юрьевич задумчиво посмотрел на ладони и сунул руки под стол. — Сложно, не знаю, что вам ответить.

— Отвечай как есть, — твердо приказал Ванечка. — Налей-ка мне чаю.

Премьер налил ему еще кружку.

— Сложно с армией, — сказал Игорь Юрьевич. — С одной стороны — конечно, нравственный подъем и вера в будущее России. Но с другой — не хотят работать. Им бы в бой, в самом деле, вот тогда бы они были на своем месте. А так — туда, сюда...

— Ладно, бог с ней, с армией, — сказал Ванечка. — Подбавь им денег немного, пусть радуются. Говори, зачем приехал?

— Иван Максимович, нужна ваша помощь, — перешел на доверительный тон премьер. — Дума-то у нас осталась еще от прежней власти...

— Ну, и что?

— Не принимает она наши законы! Я постоянно чувствую сопротивление думцев, постоянно. Каждый день, каждый час — всюду разговоры о том, чтобы сопротивляться новому движению. Постоянно какие-то выступления по телевизору с сомнениями, с какими-то идиотскими разоблачениями, с референдумами, пикетирования какие-то — ну, в общем, развели говорильню, времени работать нет!

— И что ты предлагаешь?

— Я считаю (и, кстати, все эксперты со мной согласны), что нужно распускать Думу. Парламентская демократия в России себя изжила, нужно переходить на модель президентской республики.

— То есть?

— Вся власть должна быть у президента, — сказал Игорь Юрьевич.

— А правительство? — спросил Ванечка.

— А правительство занимается текущими вопросами под вашим руководством.

— Интересно, — кивнул Ванечка. — Что говорит народ по этому поводу?

— Народ согласен.

— Ну, если надо, — сказал Ванечка. — Я согласен.

Премьер быстро достал из портфеля указ и ручку.

— Вот здесь распишитесь, — попросил он.

— Давай-ка я сначала прочту, — Ванечка положил указ на стол. — Ты пока расскажи, кстати, что-нибудь к лучшему изменилось — нет? — спросил Ванечка. — Как люди-то живут?

— Лучше стало, Иван Максимович, — твердо сказал премьер. — По всем оценкам — на пятьдесят-шестьдесят процентов улучшилась ситуация. Зарплаты выросли даже на семьдесят процентов, валовой внутренний доход в пересчете на душу населения сравнялся с китайским, каждый второй россиянин теперь имеет мобильный телефон, и три четверти — стиральную машину.

— Хорошо, — кивнул Ванечка, разглядывая указ. — Продолжай.

Премьер стал рассказывать дальше, и получалась по его словам самая благостная картина: развивалось сельское хозяйство и перерабатывающая промышленность, наука рванула вперед с необычайной силой, студенты и спортсмены в свободное время патрулировали улицы, благодаря чему преступность уменьшилась в до размеров, не заслуживающих упоминания. Крупнейших воров и олигархов посадили, а в их особняках открыли больницы и детские дома. Благодаря проведенным конфискациям в бюджете появилось столько денег, что хватило выплатить весь внешний долг и даже занять некоторым дружественным государствам в Африке и Латинской Америке. Рождаемость подскочила чуть ли не до уровня арабских стран, и скоро в любой русской семье будет по три-четыре ребенка. Пенсионеры, врачи и учителя обогатились, малый бизнес покрупнел и расширился, а крупный вышел на мировую арену и составил серьезную конкуренцию иностранцам. Национальные вопросы разрешились наилучшим образом и счастливое братство народов с песнями и танцами устремляется светлому будущему.

— Хорошо, — задумчиво кивнул Ванечка. — Рад тебя слышать. Спасибо за работу.

— Стараюсь, — улыбнулся Игорь Юрьевич.

— Слушай-ка, я вот что подумал, — Ванечка почесал в затылке и отодвинул указ в сторону. — Давай-ка мы завтра устроим здесь заседание правительства. Я посмотрю на них, погляжу, кто чего стоит, проверю, доросли ли они до полноты власти.

— Иван Максимович, ну я же лично за них ручаюсь! — воскликнул премьер. — Вы из-за той истории с прошлым заседанием сердитесь, да?..

— Нет... — перебил его Ванечка. — Я просто...

— Но ведь я же объяснил, я же всех министров заменил, теперь остались только наши люди. Они вам всей душой преданы, они готовы жизнь за вас отдать!

— Это я понимаю, — кивнул Ванечка. — Но все-таки вызови их, хорошо? Я же должен знать своих людей, правильно?

— Но у них же работа!

— А у меня что, отпуск?! — возмутился Ванечка. — Короче, завтра в девять заседание правительства! Все, вопрос не обсуждается. Свободен. До свидания.

— До свидания, Иван Максимович, — премьер встал.

Ванечка тоже поднялся:

— И на четыре часа назначь еще высшее собрание офицеров. Надо все-таки армию задобрить, согласен?

— Так точно, Иван Максимович.

— Ты извини меня, старика, — сказал Ванечка. — Я горяч немного стал, но и ты меня тоже постарайся понять. И еще раз спасибо за все. Ты — молодец. Подготовь указ о награждении тебя «Героем России», я подпишу.

— Спасибо, Иван Максимович, — улыбнулся премьер.

— И еще, — сказал Ванечка. — Завтра, может, не будет времени еще поговорить, я скажу сейчас. Ты почаще заезжай. Пиши, если что. Если нужна какая-нибудь помощь — я всегда готов. Понял?

— Конечно, Иван Максимович.

Они обнялись на дорожку.

— Не забывай старика, — сказал Ванечка. — Заезжай.

— Спасибо, Иван Максимович, — кивнул премьер. — Ну, до завтра.

Игорь Юрьевич ушел. Ванечка сел за стол, отодвинул указ в сторону и стал пить остывший чай.

— Постовой, — позвал он. — Приведи мне сюда Серегу.

Серега прибежал через пять минут.

— Садись, — пригласил Ванечка. — Игорь Юрьевич тут был, слышал?

— Конечно, — кивнул Серега. — Я же ему пропуск на въезд выписывал.

— В общем, мы поговорили, он принес указ, в котором хотел передать мне всю власть. Рассказал про страну, как в ней стало хорошо жить.

Серега внимательно смотрел, не шевелясь.

— Короче, не нравится мне все это, — сказал вдруг Ванечка. — Воняет здесь чем-то, не чувствуешь?

— Да вроде нет, — Серега пожал плечами.

— Заговором воняет. Он мне смотрит в глаза, а я ему не верю. С того самого заседания — не верю. Я же вижу, что он только и думает, как меня ударить. Он бы и ударил, но боится, что я его раздавлю, как клопа. Вот он и ходит, и говорит, а сам все ждет момента, чтобы меня наверняка удавить. А я разговариваю с ним и думаю о том же: где он ударит. Вот так мы и говорим, понимаешь?

— Может, вам его первым ударить? — спросил Серега.

— Не могу, — вздохнул Ванечка. — А знаешь что?! Ну-ка наклонись ко мне.

Серега наклонился, Ванечка осмотрелся по сторонам и прошептал ему на ухо:

— Я ведь и другим не верю. Я уже стал бояться темноты — мне все кажется, что будто кто-то в тени спрятался и вот-вот бросится на меня. Представляешь?

— А мне верите? — тихо спросил Серега.

— Верю, — прошептал Ванечка. — Только тебе теперь и верю. Ты меня от министров спас, остальные бы струсили.

— Да ладно вам… — застеснялся Серега.

— Не ладно! — Ванечка поднялся. — Слушай, когда тебе что-то важное говорят! Заговором воняет, заговором! Медлят, тормозят все подряд, врут. Надо ускорить их, запугать, заставить! — закричал он и вдруг добавил тихо: — А положиться не на кого, всюду предатели.

— Я с вами! — сказал Серега

— Ну хоть ты, — улыбнулся вдруг Ванечка. — Давай завтра так сделаем — возьми с собой человек двадцать. Только отбери получше, верных, самых верных, чтобы только меня и тебя слушали, понятно?

— Найдем таких, — кивнул Серега.

— И подготовь речь для правительства. Напиши так, чтобы они испугались вообще, навсегда, чтобы мысли даже не было о путче.

— Сделаем.

— Ну, и для офицерского собрания тоже напиши что-нибудь. Подбодри, пообещай им квартиры, льготы, зарплату. В общем, мне нужно, чтобы они заинтересовались Востогорском.

— Я постараюсь, — кивнул Серега.

— Давай, действуй.

Глава 32

Правительство собралось в девять утра в кабинете председателя колхоза. Ванечка запаздывал, министры, все в синих костюмах, сбились в несколько групп и шепотом обсуждали новости. Все боялись мести президента, поэтому нацепили на себя ордена и медали, стараясь показать свои заслуги перед родиной. Комната переливалась золотом и серебром, блистали рубиновые звезды и брильянтовые ордена. Разговор, в основном, шел о том, что задумал президент: уменьшит жалование или сократит штаты. Игорь Юрьевич пытался всех успокоить, но говорил так неуверенно и так невнятно, что министры от его увещеваний начинали дрожать еще больше.

Наконец, когда министры достаточно понервничали, появился Ванечка. За ним шел Серега и несколько крепких солдат из службы охраны. Президент поздоровался и сел на стул в углу, опершись подбородком на палку. Солдаты выстроились по обе стороны от него.

— Это кто? — спросил Ванечка, глядя на парней в штатском, стоявших вдоль стен.

— Это референты, — подсказал Игорь Юрьевич.

— Референтам выйти, — скомандовал Ванечка. — То, что я скажу, вы запомните и без секретарей. Я вам это обещаю.

Министры занервничали еще больше.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал им Ванечка. — Докладывайте.

На трибуну вскарабкался Покровский — министр по налогам и сборам.

— По последним данным, — сказал он, — налогов собрано на тридцать процентов больше запланированного.

— Постой, постой, — прервал Ванечка. — Я не понимаю: народ беднеет, спивается — а налогов собирают все больше? Мне это как-то странно, — Ванечка осмотрел министров.

Никто не ответил на замечание.

— А чего это вы все молчите?! — крикнул Ванечка, стукнув об пол палкой. — А ну ты, чернявый, иди сюда! — кликнул он солдата у стенки.

Тот моментально подскочил к Ванечке и замер в ожидании.

— Встань тут сзади меня, — скомандовал Ванечка. — Будешь мух отгонять и меня обмахивать, а то душно тут у них.

— Слушаюсь.

— Эй, министр, как, говоришь, тебя зовут?

— Покровский, Сергей Михайлович.

— Так что, Покровский, куда налоги-то расходуем?

— На военные нужды ушло пятнадцать процентов, на пенсии — двадцать, на милицию и спецслужбы — еще десять, на содержание аппарата и на долги — тоже немножко, ну а оставшееся — на социальную сферу.

— Все дурдом, — сказал Ванечка. — Все не так. Короче, вы двое, — показал он на двух солдат, — берите его под руки и кидайте из окошка. Нам таких не нужно.

Покровский полетел из окошка в грязь, сверкнув на прощание орденами.

— Красиво пошел, — заметил Ванечка. — Серега, надень им всем парики. Особенно вон того, плешивого, ему какой-нибудь паричок покудрявее.

По залу пронесся ропот.

— Заткнуться всем! — Ванечка взобрался на стол, чтобы с высоты оглядеть поле боя. Палка в его руке дрожала. — Что, распустились, сволочи?! Страну чуть по миру не пустили, почти все богатства распродали! — Ванечка рубанул палкой по люстре. На министров посыпался хрусталь. — Хотите жить в свое удовольствие? Ни хрена у вас не получится! Есть еще кому присмотреть за вами! Народ хоть и добр, но трудолюбив, будет вам еще революция! Я вас на чистую воду повыведу!

Президент прошелся по столу, разбрасывая ногами бумаги.

— Всем вам смерть настанет, если трудиться не начнете! Руки в ноги, бумажку в зубы и писать всем, строчить бумаги! Приказы нужны стоящие, сорок, нет сто тысяч приказов. Да какой там сто тысяч?! Миллион, миллиард нужен! Чтобы все жили организованно, чтобы была только дисциплина!

— Вы думали, я сплю? — улыбаясь, спросил Ванечка. — А вот не так: я здесь. Мы облегчим жизнь народа, всю Россию на дыбы поставим, раком загнем, такого пенделя дадим в будущее — ракетой полетит, все преграды проломит. Хватит ползать на карачках, пора выходить на просторы!

Ванечка прошелся по столу, оглядывая министров. Все сидели испуганные, уставившись в стол, не смея посмотреть на президента. Ванечка остановился напротив Игоря Юрьевича, криво улыбнулся и палкой подцепил его парик.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Премьер поднял глаза.

— Трудись, Игорь Юрьевич, — сказал президент. — Думу я распустил, теперь ты за все отвечаешь. И смотри, если что — живым тебе не уйти.

— Слушаюсь, — прошептал премьер.

Президент выбросил парик в окно и слез со стола.

— Смотрите, ребята, работайте, — сказал он напоследок.

Глава 33

Офицерское собрание началось. Ванечка взошел на трибуну и произнес:

— Сегодня, когда все прогнило, можно ли мне на вас положиться? Я знаю, вам тяжело пришлось при прошлом президенте. Вас заставили вести позорную войну, вам не платили зарплату, вам не давали горючего для самолетов и танков. Из профессии офицера сделали пугало, хуже дворника или мусорщика. Бандиты катались на «Мерседесах», а офицеры ютились в коммуналках. Генерал армии получал меньше, чем секретарша в адвокатской конторе.

В зале вздохнули.

— Я все это знаю, — повторил Ванечка. — Могу ли я просить вас, чтобы вы простили власть за такое надругательство над армией? Не могу. Я прошу только, чтобы вы поверили, что скоро все изменится. Только с вашей верой я могу хоть что-то сделать для вас. Без вас, без вашей поддержки, без вашего участия мы не сможем выкарабкаться из той громадной ямы с дерьмом, в которой мы все оказались. Только с вами мы можем вылезти, очиститься и двинуться к нормальной, полной смысла и правды жизни. Верите ли вы мне?

— Да, да, — дружно отозвались офицеры.

— Мы всегда с вами! — крикнул кто-то с середины зала.

— Ну, тогда в бой, — Ванечка стал читать по бумажке. — С сегодняшнего числа командует строительством Востогорска только генштаб. Все зарплаты — в два раза больше: у кого пятьсот — тому тысячу, у кого тысяча — так тому две, чтобы было чем гордиться русскому офицеру. Очереди на жилье не будет, за пять лет всем, от лейтенанта до генерала, дадим по квартире. Как построим Востогорск — сразу все квартиры офицерам. Введем военно-патриотический канал на телевидении, чтобы воспитывал уважение к армии. И в каждой газете — по военной колонке, пусть не только про письки-сиськи пишут, но и про любовь к Родине. Правильно? — спросил Ванечка, отвлекаясь от бумажки.

— Да, да! — закричали офицеры.

— Поднажмем, ребята! Кончилось время чиновников, теперь наша очередь на подходе! Покажем пиджакам, как могут строить военные. Жахнем по строительству — вот и будет жилье.

В зале бурно аплодировали.

— Спецмагазины для армии! — читал Ванечка. — Военторг в каждый город, чтобы там все продавалось по самым низким ценам: и еда, и форма, и одежда — короче, все! Все для армии, все для офицеров!

— Да здравствует верховный главнокомандующий Иван Максимович Крюков! — крикнул какой-то молодой, но сообразительный генерал-майор.

— Ура!!! Ура!!! Ура!!! — дружно закричали собравшиеся.

Ванечка осторожно спустился с трибуны и пошел к кулисам.

— Позвольте в президиум? — спросил начальник Генштаба.

— Извини, некогда, — Ванечка похлопал его по плечу. — В другой раз.

Ванечка пошел по коридору к выходу, там уже томился Серега.

— Что ты мне за дерьмо написал?! — закричал Ванечка. — Что это за «сиськи-письки», что за «жахнем по правительству»?!

— По строительству, — ответил Серега.

— Ты тут не строй из себя! Ты за кого меня принимаешь?! Ты почему мне такую чушь подсовываешь?! Все высшие офицеры собрались, у всех высшее образование, а я им тут про письки вещаю! Хоть не про жопы, и на том спасибо. А что, давай, напиши в следующий раз: «Поднимите-ка свои сраки, господа генералы и захерачте к такой-то матери все строительство». Вполне в твоем стиле, между прочим.

— Я в их духе писал! — защитился Серега. — Они всегда так разговаривают, да еще и с матами.

— Да плевать я хотел, в чьем ты духе писал! Я такую чепуху в последний раз говорю, понял? Или ты вообще не будешь писать речей, или будешь писать нормально, чтобы мне не краснеть потом на трибуне. Понял?

— Понял, — кивнул Серега.

— Пока, — Ванечка вышел на улицу и пошел домой.

«Да, вот так и надо с ними, построже, построже», — думал он, обходя лужи. — «И пусть мне потом не говорят, что я слишком строг. Дело надо нормально делать, а не писать всякую муть. Кстати, суп вчерашний кончился, надо что-то заказать. Черт, это еще с час ждать, а уже есть хочется», — Ванечка остановился и повернул обратно. — «У Сереги, наверное, уже обед готов, сегодня поем у него».

Серега уже ушел из клуба, президент нагнал его только у самого дома.

— Пошли к тебе, — предложил Ванечка. — Пусть нам Верка что-нибудь организует поесть.

— Да у меня не готово... — промямлил Серега.

— Ничего, ничего, пошли, — Ванечка взошел на крыльцо и постучал в дверь.

— Кто там? — крикнула Верка. — Заходи.

— Привет, Вер, — Ванечка вошел в дом следом за Серегой. — Ох ты, как у вас красиво-то, а!

Дом Сереги за месяц расцвел и распух, наполненный дорогими коврами и мебелью. На полу лежали медвежьи шкуры, сверкал зеркальный потолок, дубовый шкаф, как титан, раздвигал стены, в окнах стояли золотые стеклопакеты, дверь в кухню была закрыта бордовым плюшевым занавесом, в углу раскорячилась огромная мраморная ваза, сделанная в виде кувшинки. При взгляде на этот дом сразу становилось понятно, что его хозяева — люди зажиточные и умеют выжать копейку из жизни.

Верка раскладывала пасьянс за маленьким стеклянным столиком. У двери стоял ящик патронов.

— Это кто ж тебя, сволочь, воровать научил, а?! — крикнул Ванечка Сереге. — Сука продажная! — он изо всей силы треснул Серегу палкой по руке.

Серега упал, зажимая руку.

— Лучший друг, сподвижник любимый — и ворует! Да я глазам своим не верю! Ты что, ограбить Россию захотел, да? Ты не Россию, ты меня захотел ограбить! Вот тебе! — президент ударил его палкой по спине. — Вот тебе еще!

— Простите, Иван Максимович!

— Сволочь! — президент пнул Серегу, потом еще и еще раз. — Гаденыш, тварь!

— Простите, Иван Максимович, — завыл Серега.

Ванечка сел на диван и грустно посмотрел на помощника:

— Ну ты-то, ты-то почему меня обманул?! — спросил он с тоской. — Ты ведь мне дороже всех, только тебе я и верил, ты-то почему от меня отказался?! Чего тебе не хватало? Я же все тебе дал: власть, жену, почет! Чего тебе еще надо?!

— Простите, Христа ради, — заплакал Серега.

— Ты же всегда был честный, я по глазам видел, что честный, сейчас-то что произошло?!

— Не знаю, Иван Максимович.

— Может, тебя подучил кто? Может, жена?

— Нет, нет, — испуганно сказал Серега. — Я сам все, сам.

— Ну конечно, жена! — засмеялся догадке Ванечка. — Как же я сразу не догадался! Она ж торговка, ей день не красть — с горя удавиться. Торговка-воровка. Вот сучка! — Ванечка шарахнул палкой по стеклянному столику, в стороны брызнули осколки, полетели карты. — Что ж ты, тварюга, делаешь! — Ванечка схватил Верку за волосы и стал трясти. — Воровка!!! Торговка!!!

— Иван Максимович, не надо, пожалуйста! — Серега подполз на коленях к президенту и обнял его ногу. — Ну пожалуйста! Что хотите со мной делайте, только ее не трогайте!

— Чего это ты? — не понял Ванечка. — Влюбился в нее, что ли?

— Не знаю, — ответил Серега.

— Ох, дела… — Ванечка бросил Верку, стряхнул с себя Серегу и сел на стул.

Серега стоял на коленях, опустив голову. Время шло, президент молчал. «Скорей бы уже, — подумал Серега. — Ну скажи ты хоть что-нибудь, сколько можно так томить? Какая черная щель между досками. Ну скажи хоть что-нибудь». В комнате было тихо-тихо, только тикали часы на стене: тик-так, тик-так.

— По-хорошему, надо вас обоих расстрелять, — сказал президент, — чтоб другим неповадно было. Но жалко… — Ванечка снова вздохнул. — Ладно, сделаем так: ты продолжаешь работать, а жену твою отправим куда-нибудь подальше, пусть сама решает — куда. Авось без нее все будет по-старому. Понятно?

— Спасибо, Иван Максимович. Я заслужу, обещаю! Спасибо!

— Ладно, чего уж там, — махнул рукой Ванечка. — Прости, что я драться стал. Это я сгоряча, прости.

— Да ничего, ничего.

— Жену в двадцать четыре часа подготовишь к вылету — и чтобы здесь ее больше не было, — Ванечка тяжело встал и пошел к двери. — И знаешь что, — обернулся он. — Короче, давай всех баб вообще отсюда. Пока Востогорск не построим, пусть женщинами здесь и не пахнет.

— Спасибо, Иван Максимович, — крикнул вслед Серега. — Простите нас.

— Бог простит, — президент вышел и закрыл за собой дверь.

Улица была пуста, все ушли в клуб смотреть выступление «Аншлаговцев». У калитки курили два солдата, ожидая президента. Ванечка хмуро посмотрел на них и стал спускаться с крыльца.

— Почему курим на посту? — спросил он.

— Извините, — солдаты бросили окурки и встали по стойке смирно.

В дома Сереги упала кастрюля, Ванечка резко повернулся и вдруг почувствовал, что что-то чиркнуло ему по уху.

— Что такое? — Ванечка взялся за ухо и почувствовал, что из мочки что-то льется. — Кровь, — сообразил Ванечка. — Ухо в крови!

— Ложитесь! — закричал вдруг один из солдат. — Стреляют!

Ванечка быстро вскочил обратно на крыльцо и влетел в дом. Ему было страшно, сердце колотилось, как дурное, было тяжело дышать. «Сейчас убьют», — он захлопнул дверь и бросился на пол. «Нет, только не сейчас. Пожалуйста, Господи, только не сейчас. Пожалуйста. Господи, спаси и сохрани. Господи, господи, господи».

Серега бегал по комнате, орал кому-то по рации: «Серебряный, чтобы до моего распоряжения никто из деревни не выехал. Хоть кто-нибудь уйдет — расстреляем тебя и всех, кто на блокпостах. Понял? Квашенный, проведи зачистку с первого по сороковой дом. Бурдюк, проверь все остальные. Ищите снайпера, может, два — пока неизвестно...»

Ванечка прислушался, что происходит на улице, но ничего не услышал — Серега кричал над самым ухом.

— Не ори тут! Иди в другую комнату! — закричал Ванечка.

Серега убежал в спальню.

— Иван Максимович, давайте я рану посмотрю, — попросила Верка.

— Иди отсюда, собирайся, — прикрикнул Ванечка. — Только полотенце дай и иди.

Он переполз в дальний от окна угол и осторожно сел на табурет.

— Ну, погодите, — тихо сказал он с угрозой. — Только немного погодите...

Глава 34

Кто стрелял, выяснить так и не удалось. На чердаке клуба нашли оптическую винтовку, гильзу и больше никаких улик.

— Заговор, — определил Ванечка. — Надо ехать в Москву.

Он прибыл туда через два дня, сошел с самолета в черном фраке и сразу же велел ехать к Конюховскому театру:

— Охрану сразу же ко всем выходам, пусть все перекроют, — командовал Ванечка. — Чтобы ни одна сволочь не сбежала.

Он вошел в театр с черного входа и сразу же направился к сцене. Сегодня был коровий конкурс красоты, на просмотр собралась вся элита города: министры, депутаты, генералы, олигархи, словом, все те, кого простой народ давно мечтает расстрелять, сжечь и прах выстрелить из пушки. По сцене ходили кругом коровы, сбоку стоял конферансье в черном фраке и комментировал ход соревнований:

— Как вы видите, сегодня у нас достойные участницы со всех регионов России. Каждая из них готова побороться за главный приз. Поддержим же их, господа!

В зале дружно захлопали, раздались несколько криков «Бис, бис». Увидев Ванечку, зал встал. Раздалось троекратное верноподданническое «Ура, ура, ура» и мощные аплодисменты сотрясли здание.

— Да здравствует наш президент, Иван Максимович Крюков! — воскликнул конферансье.

— Урааа!!! Урааа!!!! Урааа!!! — поддержал весь зал.

— Благодарю, — улыбнулся Ванечка. — Садитесь, пожалуйста. Садитесь, садитесь!

Зал сел, Ванечка повернулся к конферансье:

— Продолжайте конкурс, пожалуйста.

Конферансье поклонился в ответ и повернулся к публике.

— Сейчас на арену выйдет очаровательнейшая из коров, чемпионка надоев, обладательница титула «Мисс Дальний Восток — 2003»… Мурка!!!

Мурка вышла на сцену и промычала приветствие президенту и залу.

— А ничего, ничего, — одобрил Ванечка. — Зад симпатичный, такой, кругленький. И копыта довольно маленькие. Очень, очень ничего.

— Вымя, правда, маловато, — позволил себе критическое замечание Серега.

— Ну, тут уж на какой вкус. Мне вот как раз больше нравится, когда вымя небольшое. А ну-ка, проведи ее, Серега.

Серега нежно похлопал корову по морде, привязал к шее веревку и повел вокруг сцены. Корова резво шла, играя крутыми боками, белый лифчик блестел под светом прожектора, розовые трусики эротично обтягивали задницу.

— Очень мило, — похвалил Ванечка. — А ну, давай ее сюда.

Корова остановилась перед ним, Ванечка ласково потрепал ее по спине:

— Симпатяга, симпатяга, — улыбнулся он. — Как ходит, а?! И спина-то вся в яблоках, точно кобылица! А ну, подержи, Серега, — Ванечка скинул ему на руки фрак, крякнул и взобрался на корову. — Поехали.

Корова пошла вокруг сцены, весело поглядывая вокруг. Заиграл бравурный марш, синие и красные прожекторы выхватили Ванечку и корову, в зале зааплодировали.

— Ураа!!! Урааа!!! Урааааа!!! — троекратно прокричал зал.

Корова высоко подняла голову и радостно замычала.

— Ох ты, родная! — Ванечка легонько стукнул корову палкой. — А ну, чуть поживее!

Корова пошла рысью.

— Ох, хороша! — восхитился Ванечка. — Так, ружьишко мне!!!

Серега подал ему ружье. Ванечка тщательно прицелился и выстрелил в синий прожектор. На сцене сразу стало белее.

— Ни к чему нам эта цветомузыка! Пусть все будет белое! Пусть будем только мы: я и моя буренка!

Он снова выстрелил и сбил красный прожектор.

— Белый прожектор мне, белый! Невинности, хочу, чистоты, беспощадности!

Из ниоткуда появился белый прожектор и полностью осветил президента верхом на корове. Музыка стала еще бравурнее.

— К черту ваши марши, — Ванечка сбил выстрелом динамик, — хватит с нас маршей, у нас теперь пойдет другая музыка!

На сцене запахло порохом, конферансье попятился. Ванечка повернулся к залу:

— Ну что, не ждали? А я — вот он весь! Думали убить меня — так не вышло у вас! — воскликнул он и выстрелил в зал.

— Аааа!!! Мама!!! — заорал кто-то в зале.

— А ну, заткнитесь! — прикрикнул Ванечка. — Схватился, понимаешь, поп за яйца, когда пасха прошла. Раньше думать надо было! Получите, сволочи!

Ванечка поднял корову на дыбы и замер, освещенный прожектором.

— Вы думали, убили меня? Хер вам!

— Ба-бах, ба-бах, ба-бах, — прозвучали выстрелы.

Народ побежал к выходу, Ванечка стрелял им вслед.

— Вот вам, вот вам, сволочи! Гады, мерзавцы, шушера! Шкуры продажные!

Когда последний зритель сбежал, Ванечка повернулся к Серега.

— Раненых добить, — скомандовал он, — из мертвых набить чучела. Выставим на всех углах, пусть знают, что будет за измену государству.

— Слушаюсь!

Ванечка ухмыльнулся и поехал со сцены, белый прожектор освещал ему дорогу.

Глава 35

— Куда теперь? — спросил Серега.

— К Ольге, — велел Ванечка. — Ты чего все фрак держишь? Выбрось его к черту, не люблю я его. Где, кстати, Игорь Юрьевич? Давайте его сюда, пусть показывает дорогу.

Серега молча кивнул. Охранники втолкнули премьера в машину, кортеж медленно тронулся.

— Что вы делаете, Иван Максимович?! — возмутился премьер.

— Тихо! — приказал Ванечка. — Где живет Ольга?

— Вы что, не могли никого на улице спросить?! Вся Москва знает, где она живет! Мне работать надо!

— Да замолчи ты! — прикрикнул Ванечка. — И без тебя найдется кому руководить. Показывай дорогу.

Игорь Юрьевич смирился.

— После второго перекрестка — налево, — сказал он.

Кортеж президента подъехал к бывшему центру Москвы. Теперь сразу за Садовым Кольцом лежал огромный котлован, в котором, впрочем, что-то очень живо шевелилось.

— Это еще откуда взялось? — удивился Ванечка.

— Люди, — пожал плечами Серега.

В котловане, среди торчащей арматуры и вскрытых подземных ходов, между станций тайного метро и ракетных шахт, между куч мусора и водопроводных труб, в грязи и глине москвичи вырыли землянки, насыпали гравийные дороги, поставили паром через реку — и жизнь снова закипела.

— Едь через Центр, — приказал Ванечка. — Надо посмотреть, что там стало.

— Говорят, тут опасно, — предупредил Серега.

— Езжай, тебе говорят! — прикрикнул Ванечка.

Кортеж президента стал медленно спускаться по гравийке в котлован. Ванечку трясло, словно в детстве на карусели. По обе стороны от дороги жгли костры, вокруг них сидело по несколько человек.

— Что это они греются? — спросил Ванечка. — Тепло же!

— Еду, наверное, готовят, — предположил Игорь Юрьевич. — Электричества-то нет.

— А моются они, интересно, как?

— В речке, наверное, — ответил равнодушно премьер.

— Блин, откуда они вообще взялись?! — разозлился Ванечка. — Устроили тут посреди миллионного города каменный век!

— Так милиция ведь вся на Востогорск переброшена! Теперь выселять бомжей некому.

— Ладно, вылезай, — приказал вдруг Ванечка. — Эй, шеф! — крикнул он шоферу. — Останови, слышишь! Вылезай, Игорь Юрьевич.

— Вы что, тут же бомжи!

— Вылезай, тебе говорят. Может, к следующему моему приезду тут почище будет. Все, пока. Шеф, поехали дальше.

Кортеж снова тронулся. Ванечка увидел в зеркало, как премьер побрел, испуганно оглядываясь, обратно, к асфальтовому шоссе.

— Ох, как мне все это надоело, — вздохнул Ванечка. — Если бы только кто-нибудь знал...

— Что надоело? — спросил Серега.

— Да все. Главное, ведь никто не возражает, все соглашаются, кивают, поддерживают — но все равно ни черта не делают.

— Может, попробовать привлекать их на нашу сторону? — предложил Серега.

— Это ты что же, хочешь из меня политика сделать, вроде тех, из правительства? — язвительно усмехнулся Ванечка. — Ведь политик — это же подлец, жирная тварь, ни чести, ни совести. Ни одного нормального чувства, ни одного честного движения. Он каждый свой шаг просчитывает: этому — улыбнуться, второму — пожать руку, третьему — нахмуриться.

— А как же их тогда привлекать?

— А мне не надо привлекать! Мне не надо, чтобы меня любили! У нас никто честных не любит. Пусть дело делают, а любовь — это не для меня. А не будут делать дело — так и смерть, — добавил Ванечка. — Крикну роту спецназа — пусть знают, кто над ними хозяин!

— Всех перестреляем, — кивнул Серега.

— Власть должна быть суровой! Подчинение — превыше всего. А кто не слушается — тот горько поплачется! Кровавыми слезами умоется, так продрищется от страха, что у внуков при одной мысли об измене понос начнется.

В лобовое стекло вдруг ударился камень, следом — еще один, потяжелее. Потом словно град пошел: камни стучали по крыше, по бокам, по стеклам, по багажнику.

— Гони, — заорал Серега шоферу.

— Стреляйте! — закричал Ванечка.

— Да где по ним стрелять, они попрятались все!

И правда, вокруг никого не было, только откуда-то из-за куч строительного мусора летели кирпичи и камни.

— Гони, гони! — орал Ванечка.

Машина вдруг встала. Поперек дороги стояло несколько противотанковых ежей, справа и слева высились огромные кучи ржавой техники.

— Назад! — закричал Ванечка.

Но и сзади уже дорога была завалена, все пять машин президентского кортежа оказались в западне. Камни летели один за другим.

— Если начнут стрелять — нам хана, — сказал Серега. — Пригнитесь, Иван Максимович!

Ванечка уткнулся лицом в колени. Он вздрагивал от каждого удара по стеклу, словно эти камни били по нему. «Господи, пронеси, господи, — испуганно начал он обычную молитву. — Господи, спаси меня. Пожалуйста, господи».

— Бам! — грохнул здоровый булыжник по крыше, словно консервный нож ударил по банке с килькой.

— Господи, пожалуйста, — взмолился Ванечка. — Прости мне мои грехи, выведи меня отсюда. Господи, господи! Ну ты же видишь, как мне страшно. Страшно, страшно. Господи! — он вдруг почувствовал, что говорит что-то не то. — Страшно?! Мне страшно?! Господи, почему мне страшно? Зачем мне страшно? Разве ты за этим меня создал? А, господи? Дай мне силы, сделай меня сильным. Дай мне силы, господи! Прошу тебя, господи!

Град булыжников прекратился. Ванечка выпрямился и посмотрел вокруг себя: шофер и Серега сжались под сиденьями, охрана в других машинах тоже попряталась.

— Да что же я боюсь-то?! — разозлился Ванечка. — А ну!

Он вылетел из машины и заорал в сторону куч мусора, размахивая палкой:

— Я — ваш президент! Что, убить меня хотите?! Давайте, убивайте, вот он я! Хотите и дальше жить в дерьме — живите! Я вам мешать не буду! Только запомните — вы сами это дерьмо выбрали! Хотите, чтобы все вернулось — давайте, убивайте меня! Через три дня сюда все вернется — и Кремль, и банки, и братки, и мусора. Только вот вы это все будете разглядывать снизу, из-под двух метров асфальта. Разве вы этого хотите?

— Мочи его! — крикнул кто-то из-за кучи.

В Ванечку полетели камни, два ударили его по ребрам, один попал в спину. Искреннее слово не помогло, Ванечка быстро юркнул в машину и закрыл за собой дверь. Камни забарабанили по автомобилю.

— Что же делать?! — растерялся Серега. — Иван Максимович, что делать?

— Дай сюда рацию! Тряпка! — Ванечка ударил Серегу. — Алло, всем кто меня слышит! Приказывают атаковать террористов! Пленных не брать! Вперед!

Из машин сопровождения выскочили охранники и бросились к кучам. Несколько упало под камнями, но остальные добежали и начали расстреливать врагов. Через несколько минут все было кончено: человек тридцать было убито, две землянки взорваны, дорога расчищена. Президентский кортеж покатил дальше.

— Это, наверное, просто бандиты были, — сказал Серега. — Надо было просто пару раз в воздух стрельнуть — они бы и разбежались.

— Раньше думать надо было, а не в штаны ссать, когда тебя булыжниками обстреливают! — оборвал его Ванечка. — Поехали!

Глава 36

Ольга жила, как и раньше: служебную квартиру, машину и прислугу ей оставили, пенсию назначили ничуть не меньше прежней зарплаты, льготы и привилегии тоже отбирать не стали все было по-прежнему. Ольга ходила по тем же выставкам и приемам, говорила с теми же людьми о тех же нужных и важных вещах — словно она и никогда не уезжала в деревню, не была замужем за президентом, не дружила с колхозниками и продавщицами.

Считалось плохим тоном говорить о Ванечке в ее присутствии — но это, пожалуй, и все. Если же президент случайно возникал в разговоре, то собеседники просто морщились, как всегда, когда речь заходила о чем-нибудь неприятном и надоевшем, и переводили беседу на другую тему.

Два дня назад Ольга простудилась, поэтому сегодня не пошла на коровий конкурс красоты. Она встала почти в двенадцать часов, позавтракала в постели и включила телевизор. По разнарядке министерства обороны почти половина эфира была отдана под воспитание патриотизма, показывали «Офицеров», «Десантников», «Ментов», «Меченосцев», «Диверсантов» и прочую дребедень. Ольга лениво переключала программы: первый — второй — третий — сорок третий — пятый, постоянно меняющаяся картинка заставляла верить, что она сможет найти хоть что-то нормальное.

В дверь вошел Ванечка, поздоровался и сел рядом на кровати.

— Ты как? — удивилась Ольга. — Давно здесь?

— Давно, давно, — сказал Ванечка. — Уже успел в театре порядок навести. Какие у тебя новости?

— Новости? — переспросила Ольга. — Простыла, лечусь: пью теплый чай с медом...

— Молодец, — похвалил Ванечка.

— Ленка забеременела, надо искать теперь новую прислугу.

— Ага.

— Что ты «агакаешь»? Думаешь, так легко найти кого-нибудь?

— Сложно, сложно, — согласился Ванечка.

— Больше, кажется, ничего нового не произошло, — сказала Ольга. — А у тебя?

— Да все то же: строим, строим, порядок наводим. В общем, тоже ничего нового.

— Понятно.

— Оль, ты извини меня? Ну, я не прав был, погорячился, надо это было все как-то иначе сделать, просто... Ну, не знаю... Прости меня, а?

— Хорошо, — кивнула Ольга.

— Солнышко, — Ванечка нагнулся и попытался поцеловать жену, та подставила ему щеку.

— Болею же я, болею! — сказала она. — Опять ты меня не слушаешь!

— Извини, — Ванечка поцеловал ее в щеку. — Прости, солнышко. Тебе чего-нибудь принести? Нужно что-нибудь?

— Нет, нет, — улыбнулась Ольга. — Хочешь, ложись рядом.

— О, давай! — Ванечка скинул ботинки, прислонил палку к тумбочке и растянулся на кровати. — Ох, хорошо-то как!!!

— Почему у тебя рубашка грязная?

— Да так, неважно, — отмахнулся Ванечка. — Что-то мне даже не верится, что мы снова вместе. Оль, ты стала еще красивей.

— Конечно, конечно, — улыбнулась Ольга.

— Если завтра выздоровеешь, можно сразу лететь в Востогорск. Там уже недолго осталось, военные обещали через месяц все закончить.

— Вань, но ты же знаешь, что я думаю по поводу Востогорска. Зачем ты снова начинаешь?

— А как бы ты хотела?

— Я бы хотела чтобы мы все бросили и поехали куда-нибудь в Таиланд. Или в Италию. Я так давно не была в Италии — ты не представляешь.

— Солнышко, что ты такое говоришь? Как это я все брошу? — Ванечка привстал на локте. — Кто ж меня отпустит?

— Да нет в этом ничего сложного, — сказала Ольга. — Просто скажешь, что не хочешь больше быть президентом, и все.

— Да кто мне поверит?

— Поверят. Я уже речь подготовила, там ты все объяснишь, — Ольга поцеловала мужа в щеку. — И сразу после этого поедем в Италию. Да, милый?

— Что за речь?

— У меня в столе лежит, в кабинете. Хочешь сейчас посмотреть?

— Да, да, — Ванечка встал и пошел в кабинет.

— В правом ящике, — крикнула Ольга. — Сверху.

— Ага, — Ванечка нашел речь и стал читать про себя:

— Дорогие жители России. Сегодня я в последний раз говорю с вами. К сожалению, у меня не получилось сделать как лучше. Я оказался слишком мал и слаб для того, чтобы управлять вами. Я не смог дать вам счастья, не смог сделать вашу жизнь богаче, интересней, насыщенней. Мне стыдно, и я прошу у вас прощения за все, что сделал.

Я не знаю больше, что мне сказать вам. Я понял, что все, что мы делали до этого, было неправильно: и коммунизм, и монархизм, и демократия — все это было ужасно, отвратительно, гнусно. Не знаю, возможен ли другой путь, но то, как мы действовали до этого — ложь, от которой мы должны уйти.

Все-таки моя вера заставляет меня надеяться, что все еще изменится к лучшему. Но почему-то даже моей веры не хватает на то, чтобы представить, что это произойдет еще при моей жизни. Я передаю всю власть правительству и ухожу в отставку. Простите меня еще раз.

— Прочел? — спросила из спальни Ольга.

— Серега, уезжаем отсюда! — закричал Ванечка.

— Ваня! — крикнула Ольга.

Президент вышел из дома, сел в машину и велел ехать в аэропорт.

— Сука, — бормотал он под нос, — ненавижу, ненавижу. Ни одна баба на свете не стоит Востогорска. Ни одна. Ни одна.

Глава 37

В деревню Ванечка прилетел почти в полдень и сразу же, как вошел в дом, лег спать и проспал до полдвенадцатого. Проснулся он от лязга «Гимна Советского Союза»: кто-то звонил ему на мобильник.

— Черт бы побрал вашу правительственную связь, — Ванечка свесился с кровати, нашел на полу штаны и стал рыться в карманах. — Да где эта мобила?! — он вытащил из штанов белый телефон с золотым гербом на передней панели и нажал на кнопку «Ответ».

— Здравствуйте, господин президент, — услышал он Игоря Юрьевича.

— Что надо? — хмуро спросил Ванечка. — Я занят.

— Я хочу попрощаться, Иван Максимович.

— Не понял. Зачем прощаться?

— Я уехал, Иван Максимович, ищите теперь нового премьера.

— Куда уехал? — снова не понял Ванечка.

— В Лондон.

— И что из этого? — Ванечка помотал головой, пытаясь отойти ото сна.

— Я больше не вернусь. Ни я, ни Ольга Андреевна. Ищите себе новую жену и нового премьер-министра.

— Ты что?! — Ванечка, наконец, сообразил, что происходит. — Ты что делаешь?! А как же работа?! А Востогорск, а страна?! Почему ты вообще уехал?

— Иван Максимович, вы меня только за идиота не держите. Вы сами прекрасно знаете, почему я уехал. Я только хочу сказать, что зря вы сделали ставку на военных: они уже мост через Амур развалили. И утопили храм Христа-Спасителя.

— Что?! Да они что, охренели, что ли?! — Ванечка вскочил с кровати. — Храм утопить!

— Всего доброго, Иван Максимович. Мне все-таки приятно знать, что вы остались в полном дерьме.

— Скотина, — Ванечка бросил трубку стал быстро одеваться. Он натянул штаны, гимнастерку, сапоги, дождевик, схватил палку и выскочил из дому. На улице злилась непогода: в темноте лил дождь, ветер плескал воду в лицо. Ванечка быстро пошел к Сереге, охранники держались рядом.

— Да не мешайтесь вы! — крикнул Ванечка и стукнул одного из них по ноге. — Что вы тут ходите?!

— Охраняем, — ответил охранник и отбежал на два шага.

Серега был дома, смотрел по телевизору репортаж из парижского автосалона.

— Здорово, — сказал Ванечка. — Что, правда, генштаб Храм утопил?

— Да, Иван, Максимович, — кивнул Серега. — Эти мудаки ничего делать не умеют! Только снарядами торговать — больше ничего.

— Так, вертолет сюда! — скомандовал Ванечка. — Слышишь?! Вертолет! И прикажи генштабу, чтобы построились на вертолетной площадке, будем им смотр устраивать.

— Слушаюсь, — кивнул Серега.

Через пять минут подали вертолет, взлетели.

— В Востогорск гони, — Ванечка колотил в спину летчика. — Быстрее!

Летчик нахмурился, щелкнул по носу чертика на приборной панели, но ответить не решался. Шли низко над сопками, болтанка была ужасная, всех поташнивало.

— Давай, родной, — торопил Ванечка, — поднажми.

Летчик молчал.

— Кому верить-то? — спросил Ванечка Серегу. — Кому верить?! Премьер предал, жена предала, генштаб предал! Да за что мне такое?!

— Я с вами, — сказал Серега.

— Ну, разве что ты... — сказал Ванечка. — Эх, Серега, — он обхватил друга обоими руками за голову и прижал ее к своей груди. — Ладно, — вздохнул Ванечка и отпустил Серегу, — прорвемся.

— Подлетаем, — сообщил летчик.

У вертолетной площадки уже построились генералы, прожекторы выхватывали из темноты красные лампасы и золотые погоны. Поодаль засела рота прикрытия.

— Видишь вон тех, с краю? — спросил Ванечка пилота.

— Так точно.

— Вот туда и пали.

Летчик глянул в инфракрасный прицел и нажал на гашетку. Две ракеты разметали окопы спецназа у края аэродрома. Летчик быстро, пока не успели прочухаться ПВОшники, развернул вертолет и выпустил третью ракету. ПВО разлетелась в клочья.

— Задание выполнено, — отрапортовал летчик.

— Молодец, — похвалил Ванечка. — Вернемся на базу — получишь Героя России. Полетели теперь к золотопогонникам.

Вертолет завис над генеральской шеренгой. Генералы вытянулись по стойке «смирно». На лицах у них было написана преданность президенту и народу.

— Мочи их, — скомандовал Ванечка.

Летчик одобрительно кивнул и тронул рычаг на приборной панели. Внизу громыхнуло, генералы исчезли в дыму и пламени.

— Теперь ты все будешь делать, — сказал Ванечка Сереге. — Не нужны мне больше золотопогонники.

Глава 38

На следующий вечер Ванечка велел собрать министров в деревенском клубе.

— А о чем вы с ними хотите говорить? — спросил Серега.

— Да черт его знает, — ответил Ванечка. — Надо их как-нибудь заставить работать. Только вот я пока не понимаю, как с ними говорить.

— Может, я вам речь напишу? — предложил Серега.

— Спасибо, друг, — улыбнулся Ванечка. — К сожалению, теперь мне придется говорить самому.

Он сел за стол и попытался набросать примерный план речи. Ничего не выходило. Серега тихо пристроился в углу с газетой.

— А ты чего тут сидишь? — спросил Ванечка. — Ты что, на сегодня со строительством закончил?

— Нет, ночные работы идут, — сказал Серега. — Наводят мост через Амур.

— Ну так давай, присматривай. А то без тебя, поди, уже половину моста разворовали. И вообще, я бы тебе посоветовал там поселиться. А то черт его знает, что там будет без тебя твориться.

— Ну, хорошо, — Серега встал. — До свиданья, Иван Максимович.

— Давай, Серег, — кивнул Ванечка. — Ты не скучай там. Я тебя через неделю навещу. Пока.

Серега вышел, Ванечка снова занялся речью. Через несколько минут в дверь заглянул охранник, доложил, что все министры уже в сборе.

— Веди их всех сюда, — предложил Ванечка.

Министры робко, по одному, стали заходить в кабинет.

— Да заходите, заходите, не стесняйтесь, — пригласил Ванечка. — Смелее, господа. Здравствуйте, Семен Васильевич, садитесь рядом со мной. Здравствуйте, Аркадий Юрьевич, здравствуйте, Леонид Михайлович, здравствуйте, Евгений Константинович, — президент здоровался со всеми министрами за руку. — Занимайте места, пожалуйста.

Наконец, все сели.

— Я думаю, можно начинать, — сказал Ванечка. — Знаете, я бы хотел помириться. Мы с вами виделись уже пару раз, и все это было как-то неправильно, враждебно, злобно. А ведь, в конце концов, мы с вами делаем примерно одно и то же дело — управляем страной. Поэтому я предлагаю следующее: давайте забудем прежние обиды, перестанем вредить друг другу и примемся за работу. Поселимся все в деревне, благо Москвы уже почти нет, и начнем обустраивать нашу жизнь здесь. Отныне председателем правительства буду я, и все отчеты вы будете сдавать мне.

— Вернули бы вы нам жен, — попросил министр рыболовства. — Грустно без них!

— Так грустно-то потому, что не работаешь, — усовестил его Ванечка. — Ты работай побольше — враз повеселеешь. А ну, господа, поднимите руки, кто из вас женат.

Руки подняли все, даже охранники у двери.

— Ага, единогласно, — удовлетворенно сказал Ванечка. — Все, значит, под женским каблуком. Значит, думаете, весь мир крутится вокруг женщин? Да что в них такого!? Ничего не нужно от них, в самом деле. Ну, подумаешь, женщина. Неужто у вас больше и удовольствия нет, кроме как тратить свое время на них? Выйдите вы, посмотрите вокруг — как красиво на улице. Трава растет, цветы цветут, дети в догонялки играют. А мы что сидим, как черви болотные? Пойдемте все на улицу!

Охранник, не долго думая, рванул ближнего министра за плечо, мол, пошел отсюдова. Потом второго, третьего, четвертому просто пенделя дал — вот уже и все правительство разбежалось.

— На полянку, на полянку, — скомандовал Ванечка. — Выходим, не задерживаемся.

На поляне Ванечка сел по-турецки под дубом и твердо сказал:

— Сели кругом, смотрим на меня.

Министры встали на колени вкруг лужайки, изображая покорность.

— Женщины — это зло, — произнес Ванечка.

Министры промолчали.

— С женщиной не сделаешь ничего хорошего — они опошлят, огрубят, разнесут любое начинание по кусочку, на личную пользу. Вот ты, лохматый, сколько украл за последние три часа?

— Да вовсе не крал, — выкатив честные глаза, ответил министр легкой промышленности.

— А раньше сколько?

— Много! — честно согласился министр.

— Правильно, — сказал Ванечка. — Много раньше крали, очень много. А сейчас? Сейчас-то красть для кого? Что, в гроб собой возьмете баксы? Так ведь там их черви сожрут, не пригодятся они вам. Места в небесном партере давно все заняты. Тут нужно жить, понимаете? Здесь и сейчас, нечего думать о внуках. Скажи, дедок, много ты для внуков урвал?

— Да порядочно, — ответил управделами.

— А теперь, видишь: стал честным человеком. Спать можно спокойно, людям в глаза смотреть. Не будет вам женщин, работайте тихо.

Президент оглядел министров и улыбнулся.

— Я понимаю: иметь жену — это престижно. Мужик без женщины — все равно что яйца без курицы. Сиротливый, беззащитный, семейные относятся к нему снисходительно. С завистью, но все равно — снисходительно.

Министры боялись возразить, сидели молча.

— Природа дала нам ум, это женщины никогда не смогут у нас отнять. Они думают, что весь мир крутится вокруг их сисек, ляжек, задниц. Но знали бы они, как они заблуждаются! Потому что кроме них у нас есть дело! И мы будем его делать, чего бы это нам не стоило.

— А как же для души?

— Великое дело — душа, — улыбнулся Ванечка. — Души нет и не будет. Есть Воля! И ни один камень не устоит против человеческой Воли. Стоит нам захотеть — мы перевернем мир, накормим человечество и покорим Вселенную. Проблема наша в том, что мы не хотим! Мы не умеем, не знаем, что такое истинное желание. Мы делаем все, чтобы быть не хуже других: ходим в музеи, пьем вино столетней выдержки, надеваем костюмы. А на самом-то деле нам это не нужно: от картин нам скучно, от вина тошнит, а воротники жмут шею.

Мы не знаем, не понимаем, чего мы хотим. Мы словно плывем по глубокой реке, а рядом с нами проносится всякий хлам: ветки, бревна, коричневые листья, щепки. И мы гребем только потому, что нужно грести, потому, что другие гребут в том же направлении. А зачем нам это, к чему мы в итоге придем — мы не думаем, нам страшно. Этот страх пронизывает все наше существование, все наши трепыхания — мелкая дрожь приговоренного на краю могилы. Мы — уже не мы, мы — это вещи, квартиры, жены, все это мы сбрасываем в нашу душу, как старый хлам в пыльный чердак, пытаясь заполнить наш страх перед пустотой.

А не надо бояться. Надо просто действовать осознанно, понимать, что ты делаешь и зачем ты делаешь. И не врать себе. Вот тогда жизнь будет веселой и интересной, и чем бы ты ни занимался — ты будешь собой, — закончил речь Ванечка.

Министры равнодушно молчали. Слова президента мало соответствовали их обычной жизни, они были новы и неясны, поэтому министры даже не пытались понять, что им втолковывал Ванечка. «Философию какую-то разводит», — думали они, но президенту решили больше не возражать.

Глава 39

Через несколько дней Ванечке позвонил Серега.

— Иван Максимович, у нас чума! Третий день уже! Сорок человек умерло! Еще триста лежат в бараках.

— Докторов вызвали?

— Вызвали, не помогает.

— Напряги все силы, слышишь?! Все силы напряги, и чтобы все делалось вовремя! Работай в прежнем темпе! Сейчас я позвоню куда надо, жди.

Ванечка набрал номер министра по чрезвычайным ситуациям. Тот уже все знал, принял все меры, все согласовал с кем следует и направил кого следует куда следует. Доклады о проделанной работе предоставлялись, как и следует, каждый день, в семнадцатой папке.

После Ванечка позвонил министру безопасности. Да, Иван Максимович. Чума, конечно, не случайна. Тем более в Востогорске. По средствам массовой информации перекрыли всю информацию. О чуме официально речи нет. Так точно, официально — нет. Неофициально пустили другой слух. Могилы членов политбюро заражены холерой. Но мы с вами знаем, что на самом деле это, точно, теракт. У нас много врагов и здесь, и там. Ищем, разрабатываем версии. Специалисты высочайшего класса. Самые опытные и лучшие. Уже вышли на след. Докладывали и будем докладывать, как всегда, в пятой папке. Окончательные результаты — в ближайшие сто часов. Будем держать под вашим контролем. До свидания.

Ванечка позвонил министру здравоохранения и узнал от него, что обстановка в норме и хотя, к сожалению, пока лечить чуму еще не могут, распространение ее остановлено, а виднейшие ученые-эпидемиологи работают над разработкой вакцины, а лучшие медики переброшены в Востогорск, а ведущие институты прогнозируют победу над эпидемией в считанные дни, а нам нужно только немного подождать — и ситуация будет исчерпана. Все это написано в двадцать третьей папке, вместе с предпосылками, анализом и выводами.

И чем правдоподобнее говорили министры, чем более решительнее меры они собирались предпринять, чем убедительнее они доказывали, что ситуация под контролем и все на местах, тем больше Ванечка чувствовал, насколько они боятся чумы. Чтобы убить страх, они кричали в трубку: «Все нормально, господин президент. Все идет по плану, не о чем беспокоиться», но страх оставался с ними. До Востогорска было всего пятьдесят километров, через пару дней чума уже могла быть и в деревне.

Ванечка перезвонил Сереге.

— Слушай меня, — сказал он спокойно, — я тебе пришлю еще людей, еще врачей, лекарства, водки, теплых вещей, всего, что хочешь. Но ты, пожалуйста, сделай так, чтобы работа не останавливалась.

— Какая работа, Иван Максимович?! — закричал Серега. — Здесь чума! Как я все вовремя сделаю, тут люди на работе умирают?!

— Серега, я этого Востогорска уже почти всю жизнь жду. Больше я ждать не могу, понимаешь?

— Пришлите кого-нибудь другого, я отказываюсь!

— Кого я тебе пришлю! — сорвался Ванечка. — Кого, нахер, тебе прислать?! Кто туда поедет?! Работай, где тебе сказали!

— Я не хочу здесь подыхать! — заорал Серега.

— А мне плевать, что ты хочешь, ссыкун, блин! Если ты, сука, хоть на полдня сорвешь мне работы — я тебя лично расстреляю, запомнил?

Серега промолчал. Ванечка слышал, как в трубке раздалось какое-то тихое шипение, словно газ выходил из баллона. Потом все смолкло.

— Запомнил? — повторил Ванечка.

— Да, — ответил, наконец, Серега.

— Я сейчас вылетаю, — сказал Ванечка, — жди меня.

Глава 40

Когда президент прилетел в Востогорск, Серега уже уехал проверять укладку асфальта на Мясницкой улице. Строительство все-таки продолжалось.

Ванечка выслушал в мэрии доклад главного архитектора, кивнул и попросил проводить его к чумным баракам.

— Господин президент, может быть, вам не ходить? — спросил архитектор. — Чума заразна.

— Ничего, веди.

— Вы хоть марлевую повязку возьмите, — предложил архитектор.

— Давай.

Чумные бараки были недалеко от мэрии, всего в пяти километрах. Если бы не колонны грузовиков с щебенкой и камнями, можно было бы добраться за несколько минут. Архитектор всю дорогу вел свой «Пежо» за грязным вонючим «КамАЗом» со скоростью двадцать километров в час.

— У тебя что, мигалки нет?! — спросил недовольно Ванечка.

— Нет. Да и все равно дорога забита.

По всем пяти полосам плотно шли друг за другом грузовики, не обгоняя и не останавливаясь. Строительство новой столицы продвигалось по плану.

Наконец, Ванечка приехал. У барака его встречал доктор в белом халате и марлевой повязке.

— Здравствуй, — поздоровался Ванечка. — Показывай, где больные.

— Повязку наденьте, пожалуйста, — попросил доктор.

— Давай, давай, — Ванечка отдал доктору палку, вынул из кармана марлевую повязку, расправил ее и неуклюже попытался надеть.

— Дайте, я, — доктор отдал обратно палку и завязал быстро завязки у Ванечки на затылке.

— Пошли, — скомандовал Ванечка.

Он вошел в барак и поморщился от запаха.

— Что, убрать никак нельзя? — спросил он доктора.

— Служащих не хватает, — ответил доктор. — Все в поле, на рытье фундаментов.

— Ну ладно, черт с вами, — Ванечка пошел к ближайшей кровати.

Там на голом матраце спал лицом к спине рядовой лет восемнадцати, худой, как воробей.

— Почему он в форме? — строго спросил Ванечка. — Больничных пижам нет?

— Не доставляют! Вообще ничего нет, даже простыней лишних.

— Составьте список всего необходимого, вам доставят. Давно он болеет?

— Сегодня только привезли, — ответил доктор.

— А почему спит?

— Работал в ночную смену, упал прямо посреди смены.

— Понятно. Каковы шансы на выздоровление?

Доктор осторожно кашлянул и тихо сказал:

— Пока еще никто не выздоровел. Обычно через три дня уже умирают.

Ванечка молча посмотрел на больного. Парень что-то прошептал во сне и вздохнул. Ванечка отвернулся.

— Пойдем дальше, — сказал он.

На следующей койке лежал еще один рядовой.

— Здравия желаю, господин президент, — поздоровался он.

— День добрый. Как зовут?

— Леша.

— Ну, меня — Иван, — улыбнулся Ванечка. — Будем знакомы.

Солдатик улыбнулся в ответ.

— Что, как у тебя дела, Леша? — участливо спросил Ванечка.

— Да ничего, только вот приболел малость.

— Ну, это не страшно. У нас медицина сам знаешь какая! Просто о-го-го, а не медицина! Вылечим тебя в два счета.

— Спасибо, господин президент.

— Сколько тебе до дембеля осталось?

— Полгода.

— О, так уж совсем скоро домой, — улыбнулся Ванечка. — Что, ждет кто дома-то?

— Ага. Мама и Любка.

— Ну вот и здорово! Любка — это невеста, что ли?

— Ага, невеста.

— Ну, приедешь — передавай привет от меня. Где у тебя дом?

— В Серпухове.

— Ох ты, ничего себе! Да мы ж земляки почти! Там же до Москвы рукой подать.

— Так точно.

— Как ты здесь, не нужно ли чего? Насчет пижам я уж врачу сказал, должен все обеспечить. Может, еще что?

— Да вроде у нас все есть, — сказал Леша. — Только что водку почему-то стали давать по сто грамм всего, вместо двухсот. А мы ведь физически работаем, сто грамм нам не хватает.

— Да, надо будет разобраться, — сказал Ванечка. — Спасибо что сказал.

— Служу России, господин президент, — солдатик вытянулся на кровати по струнке и преданно посмотрел в глаза президенту.

— Ладно, давай, выздоравливай, — улыбнулся на прощание Ванечка. — Если что — пиши, не стесняйся, чем смогу — помогу.

— Слушаюсь.

«Жалко их, — думал Ванечка. — Жалко, жалко. Господи, ну пожалуйста, сделай так, чтобы они все выздоровели».

После осмотра барака Ванечка велел ехать на Мясницкую, к Сереге. Машина снова тащилась между грузовиками, в вони и пыли. «А строительство-то все-таки идет, — подумал Ванечка. — Скоро уже конец, слава богу. Только быстрее бы, я так уже извелся, сил нет. Ну когда же мы приедем?»

Серега сидел с рабочими на бордюре, пил пиво.

— А вот и президент! — заорал он, увидев Ванечку. — Радость-то какая! Ну все, Иван Максимович, принимайте пост, я сваливаю, — Серега встал, отряхнул брюки и пошел прочь.

— Стоять, — приказал Ванечка. — Кто тебя отпускал?

Серега повернулся и подошел к президенту.

— Я сам себя отпустил, — ответил он.

— А про договор забыл?! Останешься здесь и будешь руководить!

— Нет, не буду, — усмехнулся Серега. — Вам надо — вы и оставайтесь, а я про чуму с вами не договаривался.

— Что, опять испугался? — подначил Ванечка.

— Да сами вы боитесь! Давайте, поработайте тут на моем месте — я на вас погляжу! Как руководить — так мы все мастера, а как свою задницу подставлять — это от вас не дождешься!

— Ты что этот так осмелел? — удивился Ванечка. — Под камнями в Москве зассал, а тут что-то расхрабрился, как петух перед курицами.

— Да пошли вы! — сказал Серега. — Только и умеете, что врать. Ничего у вас не выйдет.

— Ох ты, какой хороший, — сказал Ванечка, оглядывая Серегу. — Смелый такой, бесстрашный. Не боится ничего. Кроме только чумы, — Ванечка пошел вокруг Сереги, рассматривая его широкую, как стол, спину, мускулистую шею, толстый затылок. — Богатырь. Настоящий руководитель. Что ж ты чумы-то испугался, начальник?

Серега не ответил.

— Молчишь? — Ванечка встал за спиной Сереги. — Так я тебе скажу почему. Скажу! — он притянул Серегу за шею и шепнул ему на ухо: — Останься! Пожалуйста, останься. Без тебя тут все развалится. Я без тебя не справлюсь.

— Пустите! — Серега вырывался. — Уходим! — крикнул он рабочим. — Нечего тут гнить больше!

— Ах ты, ссыкун! — Ванечка ударил Серегу в челюсть. — Ты что, революцию устраиваешь?! Расстреляю!

— Уходим, — Серега пошел прочь, рабочие двинулись за ним.

— Стоять!!! — президент забрал у охранника пистолет и всадил Сереге две пули в спину. — На тебе, на тебе, на тебе! Вот! Вот!

Серега упал на живот, Ванечка выстрелил ему в затылок:

— Вот тебе на закуску, сволочь!

Ванечка оглянулся: испуганные рабочие попятились.

— Что, боитесь, мерзавцы? — сказал Ванечка. — Будет здесь город, твари, будет! Сами своего счастья не хотите — так я вам устрою. Будете здесь жить, сволочи, или сдохните здесь, другого не дано. Эй, ты! — президент ткнул пальцем в здорового мужика в оранжевом комбинезоне. — Тебя как зовут?

— Дмитрий Быстров.

— Будешь за старшего, Дмитрий. Если что — рядом с Серегой ляжешь. Вздумаешь убежать — из-под земли достану, и на мелкие кусочки порублю. Понял?!

— Да.

— Этого, — Ванечка показал на Серегу, — зарыть и не вспоминать больше. Продолжайте работать.

— Слушаюсь.

— И смотрите у меня! — Ванечка погрозил пистолетом. — Чтобы через два месяца город был готов!

Глава 41

Чуму все-таки совместными усилиями победили. Четверть рабочих перемерло на строительстве, зато оставшиеся почувствовали всю значимость цели и принялись за дело с усиленным рвением.

Вообще народ начал любить Ванечку. Стоило лишь прибить пару критиканских телеканалов, как рейтинг президента резко пополз вверх и достиг девяносто восьми процентов, на чем и остановился. По праздникам же регулярно случались приступы всенародной любви, когда рейтинг захлестывал за сто, доходя до ста двух и даже ста трех (в расчет брались еще не рожденные младенцы).

Народ всюду хотел видеть изображения президента. На главной площади любого города обязательно стоял памятник ему, в школах висели его портреты, библиотеки были украшены транспарантами с его мудрыми замечаниями. Стало модно ставить в шкаф семь фарфоровых бюстиков президента: говорили, что это приносит счастье.

Почти каждый товар, хоть как-нибудь связанный с Ванечкой, расходился на ура: печенье «Президентское», сборник анекдотов про Ванечку, песня «Ивановский централ», паста «Зубы президента» и многое, многое другое. Родильный дом, где появился на свет Ванечка, был накрыт стеклянным куполом, молодожены возлагали к нему венки.

Ванечка смотрел на творящееся в стране снисходительно, иногда чуть одергивал уж слишком страшно влюбившихся в него чиновников, но в целом был доволен: народ богател, любовь народная крепла, до окончания строительства Востогорска оставалось совсем чуть-чуть.

Одно только смущало Ванечку: что бы он не сказал, реакция у всех была одна: «Да, господин президент! Разрешите исполнять?» Советоваться и спорить было не с кем. Да что там советоваться, даже просто поговорить по душам было не с кем.

— Постовой, — позвал Ванечка.

— Здесь, — выскочил из прихожей милиционер.

— Слышь, постовой, тебя как зовут?

— Сергей, господин президент.

Имя Ванечке не понравилось

— А фамилия у тебя какая?

— Крабов, господин президент.

— А родился ты где?

— В Москве, господин президент.

— Да что ты все заладил: «господин президент», «господин президент». Говори просто, без «президента».

— Так точно, господин президент. Ой, извините, господин президент.

— Идиот! — бросил Ванечка

Постовой промолчал.

— Ладно, иди отсюда, — отпустил его Ванечка.

Постовой ушел, президент снова остался один. Он прошелся по комнате, посмотрел в окно, потом лег на кровать, посмотрел в потолок, встал, снова прошелся ко комнате, снова лег. Ему было тоскливо.

— Постовой, — позвал он наконец.

— Здесь, господин президент, — выскочил из прихожей милиционер.

— Прикажи, чтобы готовили вертолет, поеду на кладбище. И скажи, чтобы цветов и водки с собой взяли, поминать буду.

— Так точно, — часовой молодцевато щелкнул каблуками и унесся исполнять приказание

На кладбище Ванечка прилетел уже под вечер. К могиле он пошел один, оставив охранников у вертолета. Кладбище было новое, большое: строительство Востогорска давалось тяжело.

Ванечка сел, положил венок на могилу:

— Привет, Серега, — сказал он. — Вот, видишь, я пришел.

Ванечка помолчал. На кладбище было тихо, только воробьи чирикали за оградой. Президент сел.

— Эх, Серега, Серега, — сказал он. — Как же так получилось, а? — Ванечка задумался, вспоминая.

— Это ты виноват, — сказал он вдруг громко. — Ты меня предал! Я тебе верил, послал на самое ответственное место, а ты предал! Как ты мог меня предать?!

Ванечка налил себе рюмку водки, выпил и поморщился.

— Тяжело мне без тебя, — признался Ванечка, — никому уже нельзя верить. А помнишь, как все начиналось? Как ты меня от бандитов спас, помнишь? А как в общаге меня кормил, помнишь? Как хорошо все было… — Ванечка вздохнул. — А хорошую невесту я тебе так и не нашел. Женил тебя на этой Верке-стерве... Ааа, — Ванечка раздраженно махнул рукой.

Он немного посидел молча, потом снова выпил.

— Может, мы тогда зря встретились? — сказал он. — Я тебе чего только не обещал: и хорошую работу обещал, и огромный дом в центре обещал, и жену, и счастье. А получилось... — Ванечка отвернулся от могилы и замолчал.

Он сидел еще полчаса, ничего не говоря. Охранник тихо подошел к кладбищу, увидел ссутулившегося у могилы президента и вернулся обратно к вертолету. Со стороны дороги доносился шум грузовиков, строительство Востогорска продолжалось.

Ванечка, наконец, встал и медленно пошел к выходу. У калитки он обернулся и тихо попросил:

— Серега, ты помолись там за меня, ладно? Грехов-то у меня много, уже всего не исправить. Великая цель, а средств нормальных для нее не выдали. Ведь когда через болото идешь, о грязи уже и не думаешь, только бы выжить. Ни на кого опереться нельзя: ни на комитетчиков, ни на армию, ни на политиков. Прогнило здесь все: схватишься — а оно рассыпается, в руке ничего, кроме трухи, не остается. Прости меня.

Ванечка вышел, закрыл за собой калитку и направился к вертолету. Государственные дела не ждали: надо было проверить кольцевую дорогу.

Глава 42

Наконец, Востогорск был завершен. Торжественное открытие состоялось в три часа дня. Граждане выстроились вдоль красной ленточки, ожидая появления президента. Кумачом флагов и транспарантов была украшена Пироговская площадь, воздушные шарики стремились в воздух, унося в небо искренние слова: «Величайшая стройка завершена!» «Новая жизнь в новой столице!» «Дело сделано!». Дружно радовались окончанию работ строители, водопроводчики, монтажники, слесари, бульдозеристы, сварщики, водители и диспетчеры. Они пели и плясали, размахивая транспарантами, на которых метровыми буквами было написано: «Все хорошо», «Так держать!» «Мы всем довольны» «Ваня, мы с тобой!»

Наконец, послышался гул и треск моторов, из-за угла вывернули два мотоциклиста в белых куртках, следом за ним выехал темно-зеленый джип, мелькнули оранжевые бронемашины сопровождения, и на проспекте появился огромный голубой бронепоезд.

— Урааа!!! Ураааа!!! Урааа!!! — дружно закричали встречающие.

Над толпой приветственно взлетели бескозырки и кепки, реяли дамские шарфы и детские чепчики, взвились в воздух солдатские каски и милицейские фуражки. Все и каждый в едином порыве приветствовали горячо любимого президента.

— Ура! — кричали нефтяники и металлурги.

— Ура! — отвечали им швеи и трактористки.

— Ура! — подхватывали фермеры и колхозники.

— Ура! Ура! Ура! — всенародно неслось над площадью.

И старый и малый, хромой и инвалид, юноши и девушки — все сплотились перед президентом, все были с ним.

Бронепоезд подъехал ко входу на площадь и стал плавно притормаживать. В вагоны полетели цветы и рис, девушки кричали от восторга, толпа неистовствовала.

— Да здравствует наш горячо любимый президент! — взметнулся над площадью транспарант.

— Тысячу лет славься! — кричали из народа. — Спасибо! Спасибо! Будем живы!

Поезд остановился, медленно открылась дверь третьего вагона и на ковровую дорожку сошел президент. Это был его миг славы: лицо лучилось счастьем, глаза светились любовью к народу, в каждом жесте видна была радость единения.

— Ураа!!! — снова прогремело по площади и залпы из тысячи пистолетов слились в один громадный салют.

Президент пошел по ковровой дорожке, ласково посматривая на встречающих. Люди приветственно махали ему флажками и бросали под ноги цветы.

Заиграли новый гимн на музыку Александрова и слова Михалкова. Взвод гусар в синих мундирах запел, широко разевая рты:

                        Могучая воля, великая слава -
                        Твое достоянье на все времена!
 

От песен человек становится эмоциональнее, больше радуется и сильнее грустит, перестает думать и начинает чувствовать. Ванечка утер слезу, разрезал ленточку, отделявшую город от людей и пошел по пустому Кузнецкому проспекту, радуясь летнему солнышку. Он оглянулся, провожающие дружно крикнули: «Ура!». Одна из девушек в толпе напомнила ему Ольгу.

— Как странно, — подумал он. — Ведь начинали мы все вместе: я, Ольга, Серега. А теперь, когда все закончено, я иду один. Странно.

Солнце стояло высоко, в прозрачном небе плыли облака.

— Как хорошо вот так, в тишине, по гулким улицам Востогорска, — подумал Ванечка. — Чтобы никто не мешал, не толкал под руку, чтобы не ездили машины, не дымили грузовики. Чтобы было тихо и светло, светло и тихо.

Ванечка подошел к Кремлю, с тополя справа вдруг каркнула ворона.

— Пошла, пошла отсюда! — крикнул Ванечка и стукнул палкой по дереву.

Ворона каркнула еще раз и улетела, Ванечка пошел дальше.

— И хулиганов нет, — порадовался он. — Красота! А воздух-то какой, а?! Океаном пахнет! Господи, океан в Москве — это же рехнуться можно! Вот счастье-то, а?!

Ванечка поднялся на Спасскую башню Кремля и замер. Сразу за Садовым кольцом, за новостройками, за набережной лежал огромный океан. Громадная зеленая равнина упиралась в горизонт.

— Пусти народ, — отдал приказ по рации Ванечка.

Беспорядочной радостной толпой вбежали в Востогорск чиновники, бизнесмены, военные, милиционеры, охранники, юристы, рабочие, таксисты. Они быстро двинулись в город, готовые завертеть все те же прежние дела, те же глупости, пошлости и гадости, что и раньше. Так же работать, так же умирать, так же жить простой, глупой, никчемной жизнью. Они подбежали к башне Спасской башне и встали, задрав головы, ожидая, когда же спустится любимый президент.

Ванечка вдруг понял, что ему совсем не хочется слезать.