Личная страница Власенко Дмитрия
АМСТЕРДАМ — ЛЮБОВЬ НАВСЕГДА
Я — Сергей. Я — русский. Я учусь в аспирантуре. Андрей — русский. Андрей тоже учится. Мы — русские. Они — немцы.
Я пошел с Андреем в клуб «Немо» в пятницу вечером. До пяти утра мы пили, потом Андрей предложил:
— Серж, поехали в Амстердам курить траву?
— Поехали, — согласился я. — Только надо еще выпить немного.
— Конечно.
Мы выпили.
— Значит, так, — сказал Андрей, — берем еще пива. Ну хоть по две банки, да?
— Ага, — согласился я.
— И еще двух русских девушек. У тебя есть девушка?
Я поискал в карманах, но не нашел ничего, кроме ключа от комнаты.
— Похоже, что нет, — сказал я.
— Это ничего, у меня есть. Две второкурсницы по обмену. И еще кого-нибудь с машиной возьмем. И едем в Амстердам курить траву. Окей?
— А как же.
— Встали! — скомандовал Андрей.
Мы вышли из кафе. Уже светало.
— Куда мы сейчас? — спросил я.
— Поедем на такси к женщинам!
За пять минут мы доехали до общаги. Девушки жили на третьем этаже.
— Значит, так, — сказал Андрей. — Ты стучи правую дверь, а я — в левую. В правой — Марина, в левой — Лена. Запомнил?
— Запомнил.
— Раз, два, стукнули!
Андрей с разворота ударил кулаком в дверь. Я вежливо постучал. Андрей пнул дверь ногой.
— Не открывают, — заметил я.
— Сейчас откроют! — Андрей стал бить в дверь кулаком.
Я крикнул:
— Откройте, это Андрей стучится!
Андрею открыла дверь заспанная девушка в ситцевом халате. Она была ростом чуть выше меня, худенькая, рыженькая, словно песчаный пляж на закате дня.
— Ты чего? — недовольно спросила она Андрея.
— Собирайся, — сказал быстро Андрей. — Быстрее, быстрее! Собирайся! Ну!
— Зачем? — спросила недовольно девушка.
— Потом объясню, некогда. Собирайся давай. Не забудь паспорт и зубную щетку. Пошевеливайся! Кошелек можно не брать.
— Ладно, подожди секунду.
Девушка захлопнула дверь.
— А Марина что? — спросил я Андрея.
— Нет никакой Марины, — сказал Андрей. — Пошутил я.
— Плохо. А машина хоть есть?
— Точно! — Андрей достал сотовый телефон из кармана. — Сейчас я Колю вызвоню. Алле, Колян?! — крикнул Андрей в трубку. — Ты что, спишь, что ли?! У меня к тебе вопрос: машина твоя на ходу? Чего? На ходу? Здорово! — обрадовался Андрей.
— Хорошо, — согласился я.
— Колян, подъезжай ко мне, поедем в Амстердам. Что?! Какой пикник, Колян?! Какие немцы?! Ты русский скоро забудешь, поехали с нами! Тут такая девушка — ты век будешь плакать! Красивая, Коля, молодая, аспирантка по обмену. Коля — это Питер! Коля, это — девушка! Едь сюда! Лады, с меня бутылка. Жду. — Андрей выключил телефон.
— Ты не сказал «Целую», — заметил я.
— Иди в жопу, — ответил Андрей.
Я сел на корточки у стены и закрыл глаза. Очень хотелось спать.
— Ленка, — сказал Андрей, пиная дверь, — выходи!
Я открыл глаза.
— Она не выйдет, — сказал я.
— Выйдет!
Дверь открылась. На пороге стояла Лена, одетая в черный костюм. Через плечо у нее висела маленькая коричневая сумочка.
— Я готова, — сказала она. — Если вы соизволите пойти, я пойду с вами.
— Ага, встали, пошли, — скомандовал Андрей.
В дороге я спал, прислонившись щекой к дверце. Снилось мне почему-то, что выезжаем мы медленно из Ватикана, проезжаем по Риму, мимо статуй и фонтанов, оставляем позади последнюю узкую улочку и вырываемся на шоссе. Еще немного — и мы окажемся среди прекрасных полей милой сердцу Италии. Мы будем там, где нескончаемый зеленый газон раскинулся от края и до края, где светло и тихо, где ничего не тяготит, там, где хочется вольному русскому путешественнику остановиться вдруг, выпрыгнуть из бешено мчащейся птицы-тройки, забрести в траву по пояс, упасть, прижаться щекой к земле, шепча: «Здравствуй, Италия».
Но — пора в путь. Амстердам не ждет.
Я тряхнул головой, чтобы проснуться. Мы проезжали какой-то мост, Андрей зачарованно смотрел на реку.
— Дрон, — позвал я. — А какая она, трава? Как водка?
— Лучше! — убежденно ответил Андрей. — О! Смотри-ка, корова!
— Бешенная, наверное. Коль, ты машину веди осторожнее, как бы она за нами не погналась.
— Я ей погоняюсь, — с угрозой сказал Коля.
— А может, она — обкуренная? — предположил Андрей. — Обкуренная голландская корова. Смотри, как она под ноги задумчиво смотрит. Явно неспроста.
— Где корова? — спросила Лена. — Я тоже хочу на коровок посмотреть.
— Спи, детка, — сказал Андрей. — Коровы детям не игрушки.
— Вон, — показал я пальцем.
— Где? — улыбнулась Лена. — Ой, какая толстая! А нам здесь молока продадут?
— А ты подойди к ней, проверь, — сказал Андрей недовольно. — У нее между глаз щель для монеток. Бросаешь две марки, дергаешь за рог, она тебе — литр молока.
— Да ну тебя, — Лена сердито посмотрела на Андрея и отвернулась.
Я спросил ее:
— Ты обиделась, да?
— Мужики, — крикнул Коля, — кончай базарить. — Мы уже приехали.
Мы остановили машину на стоянке и пошли гулять. Я шел рядом с Леной по узким грязноватым улочкам Амстердама и думал о том, насколько глупо и просто я устроен. Все что нужно мне — это переспать с какой-нибудь полногрудой Гретхен и поразмышлять о сущности русского интеллигента. Вот и сейчас я думаю не о том, как прекрасен Амстердам, не о том, что более уютного города не может существовать на земле, а о том, что я могу сказать Лене.
Глупость это и дурость, она мне — никто, обычная студентка, выстебывающаяся малолетка — второкурсница. Ну и что?
— Лен, тебе нравится здесь? — спросил я.
— Мне? — удивленно переспросила Лена. — А почему ты спрашиваешь?
Андрей сказал:
— Пойдем курить траву.
Мы зашли в кофе-шоп, купили по джойнту (Лена курить отказалась) и сели за столик в углу. Курили молча, сосредоточенно, напряженно вглядываясь друг в друга. Ничего, кроме странного вкуса во рту, я не почувствовал.
— Ну что? Как трава? — спросил я. — Подействовало?
— Что-то нет, — сказал Коля. — А на тебя?
— На меня — тоже нет, — ответил я.
— И на меня — нет, — сказал Андрей.
Я прочитал объявление на стене: «Stop. hard drags!» (Остановись (останови). тяжелые наркотики!)
— Остановись, прохожий, — сказал Андрей, — ты попираешь прах любимой жены.
— Какой жены? — удивился я. — У тебя есть жена?
— Нет. А у тебя?
— С утра не было.
Лена спросила:
— Мы идем смотреть на каналы?
Мы вышли на улицу. Странно, я видел только спину идущей впереди Лены. Улица куда-то пропала, исчезла. Видимо, трава все-таки подействовала. Я подумал:
— Как забавна Голландия: один шаг в ней растягивается на минуту. И как надоела эта спина. Две лопатки, два ребра. Но где же шея? Впрочем, неважно. Русскому интеллигенту не важно все, кроме того, что сегодня приготовит жена.
Я повернул голову налево. Передо мной возникло лицо Коли.
— Ну как, подействовало? — спросил я.
— Нет, совершенно.
Я повернул голову прямо. Передо мной появилась спина Лены. Я подумал:
— В чем смысл русского интеллигента — он не может не рефлексировать. В России он готов выть волком оттого, что он не европеец, в Германии ему плохо потому, что его не понимают женщины. Впрочем, в Амстердаме его не понимают даже дети.
Я повернул голову направо. Передо мной возникло лицо Андрея.
— Сколько время? — спросил я.
— Восемь.
— Что-то холодно.
Я посмотрел прямо. Мы уже стояли на причале.
— Где катер? — спросил я.
Мне никто не ответил. Правда, я не был уверен, что я действительно что-то произнес: губ я не ощущал вовсе. На всякий случай я громко фыркнул.
— Ты чего? — спросил Андрей откуда-то справа.
— Где я?
Никто не ответил. Передо мной стоял негр.
— Ты кто? — спросил я.
— Don't understand.
— Ты негр, — улыбнулся я. — You are nigger. I'm from Russia. Russian. Ферштейн?
— Yes.
— До свиданья, — улыбнулся я негру на прощание и повернулся кругом. Негр исчез, передо мной стояла Лена.
— Лена, — улыбнулся я. — А ты кто по специальности?
— Социолог, — ответила строго Лена.
— Неужто? — я удивился. — У меня друг был социолог. Он очень любил Шуфутинского. Ты любишь Шуфутинского?
— Нет.
— А что ты любишь?
— Баскова.
— Да? -я удивился снова. — А мне он не нравится. Странно, да?
Андрей подтвердил:
— Еще бы.
— У Баскова голос все время срывается. Вообще в Росси никто не умеет петь, слишком холодно.
Лена что-то сказала, я не услышал. Я продолжил:
— В России много неплохих поэтов, масса писателей, два скульптора и огромное количество инженеров.
Леночка отвернулась и что-то сказало кому-то, кого я не видел.
— Но зато, — заметил я, — русский язык самый лучший в мире. Строен, логичен, ясен и одновременно с этим обладает массой оттенков, непереводимых на английский.
— Не будет катера, — раздался Колин голос.
— Ну и подумаешь, я повернул голову, но не увидел его. — Пойдемте в китайский ресторан.
— Лучше в Мак-Дональдс, — сказала сзади Лена.
— Да вы что, в России, что ли? — засмеялся я. — Вы бы еще шаверму предложили поесть.
— Пойдем лучше прогуляемся, — сказал Андрей.
Мы пошли. Вновь передо мной была спина Лены.
— И почему всегда женщины повернуты ко мне спиной? — подумал я. — Холодно, вот что плохо. И откуда в женщинах столько уверенности? Айн — и ты уже родился, цвай — ты женился, драй — после работы ты лучше пойдешь в зоопарк, чем вернешься домой, фир — тебе повезло вырваться из одной шестой части суши, фюнф — ты забыл русский язык.
Передо мной стоял марокканец.
— Ты кто? — спросил я на ломаном английском.
— Кокаин?
— Нет. У нас нет денег. Мы русские.
— Да, русская мафия забирает все деньги, — посочувствовал марокканец.
— Да, мы забираем все деньги.
— Пока, — марокканец уехал на велосипеде.
Что было потом, я помню смутно. Мы сходили в сходили в филиал Тюссо, сходили в Макдональдс. На улице было очень холодно.
Я позвал:
— Андрей!
— Чего тебе?
Я обернулся, Андрей стоял справа от меня.
— Сколько время? — спросил я.
— Десять.
— А где Коля с Леной?
— Зашли в магазин.
— Понятно, — сказал я. — Хочешь абрикос?
— Давай.
Я снял рюкзак, достал абрикос и протянул его Андрею.
— Спасибо, — сказал Андрей.
— Битте. Черт, все-таки, холодно здесь.
Я закинул рюкзак за спину. Мы стояли на тесной улочке, прямо напротив нас за стеклянной дверью сидела негритянка в желтом купальнике.
— Как тебе негритянка? — спросил я.
— Грудь хорошая.
— Да и ноги хорошие.
Негритянка улыбнулась мне и жестом пригласила присоединяться.
— Русско туристо, — крикнул я, замахав руками. — Облик аморале.
Негритянка снова улыбнулась. Видимо, я ей понравился.
— Сколько она стоит? — спросил я Андрея.
— Сто гульденов, считай, сто марок.
— А не дорого, — сказал я.
Вернулся Коля с Леной.
— Коль, ты глянь, какая негритянка, — сказал я.
— О-о-о! — Коля был в восхищении.
— А по-моему, ничего особенного, — заметила Лена.
Я оглянулся, посмотрел на ее черный костюм, на черные чулки, черные туфли, на красную блузку, хмыкнул и вновь стал разглядывать негритянку в желтом купальнике.
— Коль, всего сто гульденов, — сказал я задумчиво.
— Сколько? — спросил удивленно Коля.
— Сто. Твердая такса.
— Правда, что ли? — не поверил Коля.
— Я что тебе, врать буду? — возмутился я.
Коля о чем-то задумался.
— Интересно, — сказал он.
К двери, за которой сидела негритянка, подошла женщина лет тридцати. Негритянка открыла дверь, женщина вошла, негритянка закрыла дверь и задернула штору.
— Ты видел, да?! — повернулся ко мне пораженный Колян.
— Баба! — воскликнул я.
— Точно.
— Пойдем дальше? — спросил Андрей. — Там будут азиатки.
— Без вопросов! — сказал я.
— И как вы можете смотреть на это! — возмутилась Лена. — По-моему, это — гадость и мерзость!
— А по-моему, очень красивая негритянка, — сказал Коля.
По обе стороны от нас за стеклянными дверьми сидели японки, немки, шведки. Худые, толстые, красивые, уродливые, в разноцветных купальниках и в белых халатах, улыбчивые, строгие, умные, глупые — все они были там. Голландцы спокойно прохаживались мимо витрин.
— Я надеюсь, вы не собираетесь заходить! — сказала нервно Лена.
— А что? — не понял я.
— По-моему, это — отвратительно.
Я посмотрел на нее. Уродливая закомплексованная дура!
— Ладно, пошли обратно, — сказал Андрей. — Ехать пора.
Лена гордо повернула назад. Мы понуро поплелись за ней.
— Если мы зайдем, она всех нас заложит, — сказал мне тихо Андрей. — Нас в Магдебурге больше знать никто не захочет.
— Ленка — цензура! — сказал Коля с чувством.
Мы дошли до стоянки, сели в машину и поехали.
Мы возвращались. Позади оставались игрушечные амстердамские домики, узкие каналы, кофе-шоп, японки, таитянки, аргентинки, француженки. Женщины всего мира были позади нас! Испанки, итальянки, египтянки, болгарки — мы бросили их! Голландки, шведки, немки, англичанки, полячки — все они остались позади. Я с грустью смотрел, как исчезают вдали огни Амстердама.
— Как все-таки зажрались мужики в Амстердаме, — сказала мне Лена. — Просто животные.
— Что? — переспросил я.
— Просто животные, — повторила Лена.
— Коля, — позвал я. — Поворачивай.
Андрей внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.
— Поворачивай, Коля, — сказал он.
— Что? — удивилась Лена.
— Поворачиваем, — согласился Коля.
Мы летели по третьей полосе шоссе, превышая все допустимые скорости. Позади нас была пустота, а впереди — самый свободный город в Европе, любимый, милый сердцу Амстердам.
Амстердам — любовь навсегда!