Личная страница Власенко Дмитрия
НАДЕЖДА КОНСТАНТИНОВНА
— Надежда Константиновна, не уезжайте далеко! Кстати, я вам уже говорил, но я еще раз скажу. Я собираюсь на ближайшем же съезде поставить вопрос о членстве в партии господ Бурыкина и компании. Вы помните, что они написали в своей последней статье? Конечно, помните, я уже вам рассказывал. Что большевики, видете ли, извращают идеи марксизма. Ну откуда только берутся такие остолопы, НадеждаКонстантиновна? Надежда Константиновна, куда вы, подождите меня! Подождите!
Но Надежда Константиновна уже неслась далеко впереди на сером велосипеде, еще пара секунд — и ее уже было не видно за деревьями. Она свернула с шоссе на проселочную дорогу, промчалась мимо нескольких домов, свернула снова на шоссе, пролетела еще пятьсот метров, свернула, полетела по кочкам, в траве, меж деревьями, еще немного и, наконец, упала.
Вокруг было тихо-тихо, ни одного человека, ни зверя. Даже птицы замолчали, глядя из кустов на лежащую вперемешку с велосипедом Надежду Константиновну. Владимира Ильич и его гнусный картавый голосок остался далеко позади
Надежда Константиновна села, уткнулась носом в колени и зарыдала:
— Я не могу больше так! Не могу, не могу! Конечно, он гениальный политик! Он уникальный мыслитель! Он мудрец и надежда всего человечества, но я не могу так больше, не могу! Я не могу вечно слушать одно и то же! Я не желаю! Он говорит, словно меня нет, словно я животное какое-то, словно я машина для его прослушивания! Ведь ему совершенно все равно, что я уже пятьсот раз все это слушала, он все равно будет говорить.
— Это невозможно, невозможно, — плакала она. — Почему я должна все это терпеть, почему я должна все это слушать? Почему он меня не любит, почему он меня не пожалеет? За что он так со мной?! Что я ему сделала? Что это за пытки такие?!
Она пнула велосипед.
— Ненавижу быть с ним, ненавижу. Хоть бы гости сегодня пришли, что ли? Пусть кто-нибудь другой его слушает, только не я, только не я.
Вдруг из леса появился Владимир Ильич. Он лихо остановился и тут же бросился подымать жену.
— Ну Настенька, ну разве можно так неосторожно ехать? Что, ушиблись, дружок? Ну, вставайте, вставайте, здесь клещей невозможное ведь количество.
— Да отстаньте вы от меня, плешивый дурак!
— Что?
— Хочу — сижу, хочу — лежу, вы понимаете? Почему вы все время хотите мной командовать, кто вы такой, чтобы мне все время указывать?
— Батенька, я ничего не понимаю!
— Я вам не батенька, идите отсюда! Вы мне надоели хуже вашей швейцарской овсянки!
— Вы что, собираетесь меня бросить?
— Конечно, собираюсь! А вы валите к своей Инессе, Попессе или я не знаю еще к кому. Вы мне сидите уже всюду: в кишках, в печенках, в почках. Вы мне все нутро сожрали, вы понимаете?!
— Да что я такого сделал-то?
— Вы с самого утра зудите: Троцкий-Кауцкий-Сталин-Правда- Зиновьев-Бобрыкин-Хурясов-Пушкин-Набоков-Самодержавие. Как муха в сортире: Бзз-бзз! Бзз-бзз! Бзз-бзз! Троцкий-Кауцкий-Набоков-Самодержавие-Троцкий-Кауцкий-Самодержваие! Вас от себя самого еще не тошнит?
— Но я же думаю! Я должен сформулировать мысль!
— А я не должна слушать, как вы ее формулируете! Вон!
Надежда Константиновна взлетела на велосипед и понеслась к шоссе.
— Наденька, подождите, я сейчас вам все объясню! — закричал ей вслед Ильич. — Вы, батенька, не понимаете! Вы наблюдаете мой мыслительный процесс...
Надежда Константиновна уже не слышала, что дальше неслось с лужайки, она уже была далеко. Она крутила педали все быстрее и быстрее, только бы не остановиться, не остановится. Опять догонит этот картавый идиот и снова начнет болтать о мировой революции.
Очнулась она уже посреди города. Улицы были почти пустые: швейцарцы сидели по домам и тоже, наверное, зудели за обедом, изводя своих жен. Иногда попадались туристы — в основном старые жирные немцы с засушенными женами.
Надежда Константиновна свернула на набережную и остановилась. Домой идти не хотелось.
— В озеро бросится, что ли? — подумала она вслух. — Надежда Константиновна Крупская, луч света в темном царстве.
Она слезла с велосипеда и зашла в какое-то кафе. Там никого не было, кроме двух русских матросов за дальним столом. Надежда Константиновна заказала себе кофе и села у окна.
— Ничего не хочу, — подумала она. — Ничего. Умереть бы.
По набережной пробежала девочка в белом платьице с красным бантом, похожая на царевну с открытки, которую позавчера прислала из России Мария Сестрова. А у царевича, между прочем, гомофелия; царизм вырождается и обречен.
Моряки за дальним столом шушукались.
— Ну давай, Вась, спроси ее, сколько она за два часа захочет?
— Да я по немецки ни хрена не понимаю!
— Да по-английски спроси, она поймет! Она, небось, неместная, ты посмотри.
— Да неее...
— Ну что ты ссышь-то? Давай, тебе говорят! А то эти дохлые швейцарки у меня уже в кишках сидят.
— Ну ладно.
Морячок подошел к столику Надежде Константиновне, неуверенно посмотрел на нее, открыл рот и повернулся к товарищам. Те махнули ему рукой: "Давай, дурак, не ссы!" Морячок был длинный и худой, как селедка, и было ему лет двадцать два — двадцать три, то есть где-то на десять лет меньше, чем Надежде Константиновне
— А... Сорри... — сказал он.
— Садитесь, — пригласила Надежда Константиновна. — Чая хотите?
— Ес, то есть да, — обрадовался морячок. — Так вы русская?
— Русская, русская.
— А мы вас как раз хотели...
— Да слышала я все, — сказала Надежда Константиновна. — Махните им, что у вас ничего не получилось, и давайте просто посидим.
— А... Ага. А зачем?
— Чай пить. Здесь, кстати, много русских. И все постоянно говорят, говорят. Вот вы тоже любите говорить?
— Да нет, я как-то... — морячок пожал плечами.
— И я тоже. Ненавижу болтунов. Господи, это же сдохнуть можно: они все время гундят, гундят, гундят. И говорят одно и то же, одно и то же! И еще упиваются тем, что говорят. Понимаете?
— Ну...
Принесли чай.
— Ненавижу, ненавижу, — сказала тихо Надежда Константиновна. — Если бы вы знали, как я его ненавижу! Что я здесь вообще делаю? Вернуться бы обратно, что ли? Кому я здесь нужна?
— А вы откуда? — спросил матросик.
— Да неважно. Там я тоже никому не нужна.
Матросик задумался.
— Я, может, пойду? — спросил он.
— А вы откуда, кстати?
— С "Ивана Грозного". Позавчера в Неаполе встали, на месяц, поди. Вот капитан наш решил здесь с женой встретиться. На курорте то есть. Лечится она. Ну и мы заодно, ага. С капитаном, то есть. Сегодня приехали, думали — здесь весело, а тут какие-то швейцарцы недоношенные. Скука.
— А на корабле что, веселее?
— Ну, это само собой. Вот мы и думали, хоть здесь развлечься, а тут такая тоска.
— А ну-ка, давайте перейдем к вашим товарищам. Расскажите-ка мне, где вы уже были, что видели? А то я кроме Швейцарии, больше-то нигде толком и не была.
— Ага.
Надежда Константиновна так и не вернулась домой. Она устроилась поварихой на "Иване Грозном" и после трех месяцев плаванья оказалась в Бразилии, где вышла замуж за местного плантатора, молчаливого дона Кармусо. Они поселились в голубом домике в сорока метрах от океана и у них был самый лучший вид из окна на всем побережье.
Надежда Константиновна и сейчас живет там, в этом голубом домике, растит капусту, воспитывает правнуков, и очень-очень счастлива.