Личная страница Власенко Дмитрия
ШАШКИ
— Вставай, одноклеточное, — крикнул Профессор.
Неприятно просыпаться в больнице от крика соседа по палате. Я отвернулся к стене.
— Идите завтракать, — сказал я.
Если подумать, ничто не заставляет нас вставать с кровати. Правильное — лежать расслабленным, смотреть, не думать, водить по стене указательным пальцем. За окном — страшно, снег, слякоть, а здесь — тепло.
Профессор, быстро надев больничный халат, отправился завтракать. Я же остался наедине с медсестрой.
— И что теперь? — спросил я. — Неужели весь день без кроссворда? Только старый номер «Уюта» на тумбочке.
— Нет, — ответила медсестра, — надо еще сходить на процедуры.
— Вот странно, — сказал я, рассматривая стену. — Почему мне всегда больно? Лежишь — больно, смотришь телевизор — больно, кроссворд — больно. Не люблю культуру: ни музеев, ни книг, ни концертов по радио. Меня кто-то долбит стеклянным молотком по голове: не думай, не думай. Я пытаюсь думать, а он бьет меня! Больно. И так беспросветно все...
— Хотите котлету?
— Раньше мне почему-то казалось, что все впереди. С тех пор прошло всего два года, а уже почему-то кажется, что впереди ничего не будет.
— Может быть, вам стоит пройтись? — спросила медсестра.
Я повернулся к ней.
— Вот вы у меня сидите в изголовье, утешаете. А разве вы можете хотя бы попытаться меня понять? Впрочем, для вас я уже понят. Я больной, одинокий молодой человек, страдающий обострением язвы желудка и меланхолией. Странно как-то. Я ведь все равно чувствую себя уникальным. Лучше почему-то, чем все, кого я знаю. Я не знаю, в чем...
— Извините, мне пора.
— Посидите секунду, пожалуйста. Немножко. Чуть-чуть. Почему-то во всем, что я умею, я — очень средний. А все равно кажется, что я лучше всех. Не в чем-то конкретном, а вообще. Лучше...
— Извините, мне действительно пора.
Она ушла. Что-то непонятное происходит с моей Родиной. Раньше медсестры никогда не говорили «извините».
Потом Профессор вернулся с завтрака.
— Я сегодня всю ночь думал, — сказал Профессор, — над твоей проблемой. Вот что я тебе скажу, шашист: проблема твоя простая, жениться тебе надо, и все печали пройдут.
Я молчал.
— Точно тебе говорю. Правда, профессию тебе надо сменить. Разве это профессия — мастер спорта по шашкам? Давай к нам в лабораторию. Там ума тоже не требуется.
Я повернулся лицом к стене.
— Ты в шашки играть будешь? — спросил Профессор.
— Конечно, — согласился я.
Он действительно профессор. Обычный представитель рабочего класса технической интеллигенции. Он знает все: как надо чинить «Москвич», чему равна скорость света, как нужно рисовать картины, почему возникло христианство, сколько месяцев продержится ливийское правительство. Меня удивляют такие люди. Они на все имеют свою точку зрения. Вот и шашки Профессор считает не игрой, а чем-то вроде пасьянса: удалось — не удалось. Количество комбинаций в шашках ограничено, рано или поздно сойдется. Пока что он ни разу не выиграл, и его это раздражает.
— Да как же так! — закричал Профессор. — Ведь шашки-то одинаковые, ходить почти некуда. Почему же ты выигрываешь?
— Не судьба, — улыбнулся я. — Вы бы лучше в «пьяницу» сыграли, вероятность выигрыша одинаковая.
— Нет, ты мне объясни! — злился Профессор. — Ведь у нас же всегда остаются по четыре — пять шашек. Но у меня позиция всегда плохая, а у тебя — хорошая. Объясни!
— Профессор, мне с вами играть — даже неинтересно. Вы уверены, что вы все знаете — так выиграйте. Только отстаньте от меня.
— Нет, я требую реванша!
— Профессор, давайте играть на деньги, — предложил я.
— В азартные игры не играю, — Профессор лег на кровать и стал читать Стругацких.
Интересно, что такие люди находят в Стругацких? Впрочем, Стругацкие пишут для себе подобных, четко зная, какой читатель будет у них. Не умный, не глупый, а чуть выше среднего. Книга должна быть как сосиска, чтобы можно было проглотить не жуя, с пользой для организма, с моралью за три страницы до финала.
Я вышел в коридор. Медсестра сидела на диване перед телевизором, показывали женский биатлон. Я сел рядом с ней.
— Катенька, — позвал я.
— Что?
— Вы уже давно смотрите?
— Десять минут, наверное, — медсестра не отрывалась от телевизора.
— Кать, я вас не обидел? Видите, разлитие желчи — жуткая вещь. Хотите, мы с вами в кино потом сходим?
— Я не люблю кино.
Странная девушка. Я в двадцать лет очень любил кино. Впрочем, она хорошенькая, поэтому ее может после работы кто-то отвозить на дискотеку.
— Кать, а хотите, на биатлон пойдем? У меня много спортивных знакомых, нас пустят.
— И что там интересного? — Катя наконец-то повернулась лицом ко мне.
— Биатлонисты. Представляете: едет, с него валит пар, как в облаке, подъезжает к стрельбищу, винтовку на грудь, ба-бах!
— Я предпочитаю фигурное катание.
— Правильно, — согласился я. — А еще лучше — шашки. Хотите посмотреть показательный матч с Профессором? У меня — на две шашки меньше. Хотите?
— Интересно было бы посмотреть.
Мы пошли в палату.
— Профессор, — крикнул я с порога. — Вставайте, на вас смотрит женщина. Даю вам форы две шашки. Победитель ведет Катю обедать.
Мы сели играть.
— Вы знаете, Профессор, что мне в вас не нравится? — спросил я.
— То, что я умнее тебя.
— Нет. Вы, конечно, умнее, но меня это не расстраивает. Мне не нравится, что вы замечательно адаптировались к этой жизни, вы очень хорошо ей подходите. Вы как таракан: вам и холодно — нормально, и тепло — замечательно. И еда есть, и жена, и жилье.
— Но ты сам тоже, как я вижу, не бездомный.
— Да. Но вот это меня и расстраивает. Ведь я-то считаю, что не подхожу миру, то я — лучше, чем то, что вижу за окном. Но когда я на вас смотрю, я вижу, что тоже вполне освоился здесь. Я — как голый король в бане. Все вокруг голые, а я-то думаю, что я — одетый, что я другой. Я думаю, что я здесь — посетитель. А теперь вижу, что я весь мокрый, значит, я тоже голый.
— Не отвлекай меня, — сказал Профессор. — У меня шашек больше.
— Через три хода их будет поровну, а еще через два у меня будет больше. Вот я, кажется, во всем пытаюсь сомневаться, а начинаю с вами играть — и все ясно, вперед. Профессор, неужели для вас вся жизнь — такая игра?
— Ты прекратишь болтать?
— Кать, вот вы знаете, что с вами будет через четыре года?
— Нет.
— Это хорошо. А вот Профессор знает, что с ним будет. И я знаю, что будет со мной. И знаю, что нового уже ничего не будет. Это очень плохо.
— Прекрати болтать.
— Вот смотрите, профессор, сейчас ваших шашек не будет, а я ведь вас предупреждал. Рубите. Рубите, рубите. Вот так: раз, два и три. Вот мы и равны. Вы не думайте, Профессор, вы играйте. Или вам уже больше не хочется играть?
— Сдаюсь, — профессор лег на кровать и уткнулся в книжку.
— А теперь, Катя, — сказал я, — мы с вам пойдем обедать.