Личная страница Власенко Дмитрия
ТАМ, ГДЕ ВСЕГДА ТОСКЛИВО
В роддоме номер семнадцать перепутали при рождении Слушилина и Кобылина. Слушилину-то было все равно: вырос, закончил политех, стал инженером на заводе, а вот Кобылину пришлось плохо.
В тринадцать лет Кобылин начал вдруг толстеть. Ничего не помогало: ни диета, ни спорт, ни курение — жирел все равно по пять килограммов в месяц от одного только воздуха.
Родители перевели Кобылина в спецшколу с углубленным изучением английского — он перестал учиться, подружился с какими-то хулиганами, начал курить. Отец-доцент забеспокоился, что сын водится с плохой компанией и отвел Кобылина в секцию штанги. Мать-логопед настаивала, чтобы Кобылин пошел еще и на шахматы, но там у него начинала болеть голова, и шахматы решено было оставить.
Отец защитил докторскую и получил квартиру ближе к университету, на другом конце города. Кобылин пошел школу с углубленным изучением математики, вместо штанги его отдали на стрельбу. Он съездил два раза к прежним приятелям, но потом уже стало лень добираться.
Обычно Кобылин приходил с тренировки, ел, ложился на диван и смотрел телевизор, пока не придут родители. Он ужинал вместе с родителями, потом шел в свою комнату, делал уроки и укладывался спать. Все было нормально, но немного скучновато.
После одиннадцатого класса Кобылин пошел на геологический факультет, к отцу. Жизнь почти не изменилась, только что штангу Кобылин бросил. Весил он сто тридцать килограммов.
Через полгода Кобылин познакомился с Настенькой, дарил цветы, водил в кино, не знал, о чем говорить. Летнюю сессию Настенька не сдала, поцеловала Кобылина на прощание и уехала в к родителям в Пермь. Кобылин писал ей сначала три письма в неделю, потом два, потом одно, а постепенно и совсем перестал писать.
Вечера становились все тоскливее, универские приятели говорили о Пелевине и Гребенщикове,. Кобылин обычно сидел в углу, ел, пил, слушал и вежливо соглашался со всеми. Потом шел домой и ложился спать.
Сменились три подружки, с каждой почему-то было жутко скучно. Отношения с ними заканчивались как-то сами собой.
После университета Кобылин остался на кафедре, вел семинары, но по-прежнему ничего не менялось. Жениться он не стал, хотя была пару раз возможность. Толстел, смотрел после работы телевизор, по выходным пил пиво с приятелями, скучал.
По вечерам он часто думал: «А ведь все могло бы быть совсем по-другому. Если бы...» Но что значит это «если», что ему нужно для счастья — это Кобылину, к сожалению, было неизвестно.